Байки старого боцмана

Немного отдохнув, Валерка снова и снова отступал назад, ложился на палубу, вытянувшись во весь рост и упирался ногами в ограждение. Через несколько минут, ноги подгибались, он наклонялся вперёд и складывался, будто меха гармошки. Кисть руки, сдавленная верёвкой, вначале была красной, но теперь посинела, а мышцы, уставшие от напряжения, не могли больше сдерживать натяжение верёвки. Растянутые сухожилия начинали болеть всё сильнее.

– Если Володя добавит оборотов на двигатель, то мне не выдержать, придётся прыгать за борт, в холодную воду. Она и летом не была тёплой, а сейчас, и вовсе, ледяная, – прикидывал он возможные варианты.

– Если уж прыгать за борт, так лучше всего в Ивановских порогах, там и с дежурного поста могут заметить, и ближе всего до берега. Течение в порогах конечно сильное, но оно сваливает вправо, на луду, – вспоминал Валерка лоцию реки Невы, – по крайней мере, это последний шанс.

Случись ему оказаться за бортом ещё полчаса назад, он был уверен, что легко добрался бы до берега даже в холодной воде и одежде, но теперь, изрядно уставший, сильно сомневался в благополучном исходе.

– Ну, всё, потяну последний раз, а если ничего не получится, буду прыгать.

Валерка отступил назад, вновь завалился на спину и упёрся ногами в леерное ограждение. Боль в руке становилась невыносимой. Чтобы как-то ослабить её, он продолжал одной ногой упираться в леер, а другой старался обвить, натянутую как струна верёвку. Кильватерная струя стала отклоняться в сторону, судно слегка накренилось влево, и Валерка почувствовал, что натяжение верёвки немного ослабело. Наконец ему удалось зацепить ступнёй фалинь и завести его под низ леера.

– Господи, – неожиданно подумал Валерка, – давно я Тебе обещал, но на этот раз точно, если выберусь из этой передряги, обязательно окрещусь.

Изо всех сил, прижимая ступнёй верёвку в стык леера и опорной стойки, он почувствовал, что натяжение фалиня ослабло. Валерка подался вперёд и свободной рукой скинул петлю удавки с запястья. Посиневшая ранее кисть руки мгновенно распухла и стала похожей на надутую резиновую перчатку, а на запястье, чёрной полосой, проявился рифлёный след от капронового фалиня. Валерка взвыл от боли. Будучи не в силах подняться на ноги он на карачках пополз в ходовую рубку. Самое узкое место порогов миновали, и мотор натужено загудел. Пройдя Ивановские пороги, штурман добавил оборотов на двигатель.

Неделю спустя, стоя на пороге собора Александро—Невской лавры, Валерка размышлял: «надо ли ему креститься, заходя в храм Божий, если он, Валерка, ещё не окрещён?»

Решив, что, наверное, нет, он снял фуражку и вошёл в собор.

Рыбалка

В тот день мы ни куда не спешили. В Ладожское озеро вышли поздним вечером. Пройдя «Кошкинский» фарватер и приёмный буй, легли на привычный курс.

– Выпить хочешь? – ошарашили меня вопросом, когда я, часов в двенадцать ночи, поднялся в ходовую рубку.

Свет в рубке, как ни странно, был включен, а вахтенная служба, уютно расположилась на диванчике за столиком и оживлённо беседовали.

Это была моя вторая навигация на судах «волчьей стаи». Кто и почему так назвал эти суда? Ну, во-первых – за их серый цвет, в отличие от судов, выходящих в море, (корпуса которых были выкрашены в чёрный цвет). Во-вторых – за их наглую привычку обставлять на коротком переходе по Ладожскому озеру всех подряд, выжимая из своих машин всё до последней худой лошадиной силы. После разводки, когда караван из полутора или двух десятков судов почти одновременно выходит в Ладожское озеро, в Свирицу необходимо придти как можно скорее, иначе в ожидании шлюзования в Нижне-Свирском шлюзе можно простоять больше суток. В «волчьей стае» судоводители были экстра-класса, однако, и из них выделялись умельцы, способные тягаться в скорости даже с пассажирскими судами. Выходя в озеро последними в караване, в Свирицу, зачастую, они приходили первыми. Вот к такому капитану я попал, проработав почти две навигации на маршруте Подпорожье – Ленинград.

– Если здесь наливают, не откажусь, – ответил я, удивлённый не столько вопросом, сколько обстановкой.

– А у нас самообслуживание. Жаждущие могут насытиться за штурманским столом, только аккуратненько, карту мне не залей, – разъяснил третий штурман.

Судя по пустым бутылкам, составленным у штурманского стола, мероприятие продолжалось уже давно, да и тема разговора соответствовала уже второй стадии. (Как говорится – вначале о жизни, потом о работе, а на десерт – о бабах). Поговорить за жизнь – святое дело.

– Вот ты мне объясни, Палыч, – в который раз допытывался матрос, – в прошлом месяце мы план перевыполнили, и премию нам начислили хорошую, да только скостили на пятьдесят процентов, якобы за перерасход топлива, а нынче, мы получили квартальную премию за экономию того же самого топлива? Как же так получается, у них что, правая рука не знает, что делает левая?

– Р-разъясняю, – отвечал Палыч, – премию, за выполнение плана, нам платят из фонда заработной платы, а этот самый фонд нужно экономить, иначе бухгалтерия не получит своей премии.

– Это что же получается? Эти, – матрос грубо выругался, – экономят на моей, или как правильней, на мною заработанной плате? Так что ли?

– Вот именно, в самую точку. Ну, а как же, им ведь тоже хочется премию получать, а платят им, как ты сам догадываешься, не за скорость счёта, а за экономию этих самых тобой заработанных денег, – разъяснил третий штурман, заведующий на судне финансами.

– А, вот ты и не прав, нам же всё равно их выплатили, правда, только под другим соусом, – не унимался матрос.

– Вот именно, другим, и из другой статьи расходов, не относящихся к заработной плате, а это уже их не касается. Так что и волки сыты и овцы целы, а две премии полностью получать, значит, нарушать принципы социалистического равенства, – перешёл штурман от экономики к политике.

Разговор мог затянуться ещё надолго, если бы я, после того как «дёрнул» сотку граммов, не подошёл к окну. Впереди, прямо по курсу, светилось множество ярких огней, которых, в этом месте, никак не должно было быть. Ближайший населённый пункт, Шумское, Дубно или Новая-Ладога, по правилу, должны находиться на траверсе. Подойдя к компасу, я посмотрел на курс, потом вернулся к штурманскому столу и, найдя последнюю отмеченную точку, (и как это они за пьянкой не забыли её поставить?) убедился, что мы действительно находимся напротив Новой-Ладоги, и курс действительно верный. Если только у нас чего-либо не сломалось, к примеру, гирокомпас или авторулевой, а это уже моя промашка и проблема. Взяв бинокль, я вышел на крыло мостика, но огни от этого никуда не пропали, а стали только ярче и их стало ещё больше.

– Мужики, а куда это мы идём, уж не в Новую ли Ладогу?

– А какого хрена мы там позабыли? – ответили штурман.

– Судя по количеству огней, прямо по курсу какая-то деревня.

Капитан привстал с дивана, посмотрел в окно, и, оценив ситуацию, произнёс всего два слова:

– Штурман, курс?

Штурман подскочил со стула, метнулся к компасу: «Курс …. дцать градусов», – лихо доложил он.

– Прр-аа-вильно! – подтвердил капитан и вновь уселся на диван, а штурман, даже не взглянув в окно, вернулся к столу.

В этот момент я понял, что являюсь для них гораздо большей помехой, чем окружающая обстановка, так как не дошёл до их кондиции. И действительно, чего это я загоношился? В рубке вся вахтенная служба во главе с капитаном, а я как, ну в общем озабоченный, мечусь тут. Чтобы скорее дойти до их безмятежного состояния, я накатил ещё сотку, хотя признаться пошла она хуже, чем первая. Первая, всё же, была в охотку, а вторая как бы по необходимости.

– Палыч, а расскажи лучше, за что тебя лишили визы?

Видимо слышавший от кого-то эту историю, штурман решился выяснить подробности из первоисточника.

– За доброту сердечную, сын мой.

– Как это так, за доброту? – не унимался штурман.

– А вот так, по доброте душевной, сделал доброе дело, за что, можно сказать, и пострадал, а если быть точнее, то из-за баб.

Разговор явно переходил в третью стадию.

– Вот это точно, все беды от баб.

– Ну, может и не совсем из-за баб, хотя без них не обошлось. Пришли мы как-то с моря и встали на набережной Шмидта, (надо было снабжение получить), ну и задержались на выходные …..

Очередная байка плавно потекла из уст рассказчика, а я всё никак не мог понять, почему их абсолютно не волнует, что происходит вокруг судна. Даже радар они не собираются включать. Ну, с радаром понятно, он на судне один и его берегут, пуще собственного глаза, но что они знают такого, чего ещё не знаю я, и это знание позволяет им хрен завалить на всё вокруг? Не задавая больше глупых вопросов, я снова взял бинокль и принялся искать отгадку самостоятельно. Вскоре в бинокль стали отчётливо видны не только уличные фонари деревни, но и светящиеся квадратики окон домов, и даже, как будто, послышался лай собак.

– Блин, да что это за Китеж град? Если мы идём правильно, то он стоит на воде прямо у нас на пути, а если мы всё же сбились с курса, то почему это никого не беспокоит?

– …ну, короче, – продолжал рассказчик, – пришли штурманец с поварихой ко мне среди ночи и слёзно просят, чтобы я расписал их. Жениться им, видите ли, невтерпёж и я, ну просто обязан помочь их горю. А вдруг завтра с утра опять в море, так они и до ЗАГСа не дойдут. В общем, уговорили они и я, вроде как в шутку, зарегистрировал их брак в вахтенном журнале. Утром, эта матрёшка, пока на судне ещё все спали, взяла вахтенный журнал, сняла и заверила у нотариуса копию страницы и мигом в ЗАГС, выдавайте, мол, мне свидетельство. Всё бы ничего, да у штурманца, женишка нашего молодого, оказывается, ещё одна зазноба была, уже на сносях, и они, как назло, вместе с мамашей заявились на судно. В общем, шумиха докатилась до пароходства. Вызвали меня, соответственно раздолбали, а потом и с визы сняли.

Дослушал я конец этой забавной истории, и как бы, междупрочем говорю: «А в деревне-то уже слышно как собаки лают».

Капитан привстал с дивана и вновь, но уже более требовательным голосом, произнёс: «Шт-т-т-урман, курс!?»

– Курс …..дцать градусов, – отрапортовал штурманец.

– Правильно, – подтвердил капитан, но на место уже не сел, а, посмотрев в окно, приказал, – включить радар.

Всё-таки мне удалось расшевелить их. Они как-то засуетились, стали поглядывать вперёд, по сторонам, заглядывать в экран локатора, определяться по карте.

– Ах, они, черти полосатые, – услышали мы голос капитана, заглядывавшего в тубус локатора, —