Рыбалка на другой планете. Сборник фантастических рассказов

Рыбалка на другой планете. Сборник фантастических рассказов
Олег Васильевич Северюхин

В сборник вошли рассказы «Длинная дорога вперед», «Подземный переход», «Помогите мне, люди!!!», «Похороны были пышными», «Падам-падам», «Колесо жизни», «Ворота», «Страшная тайна», «Поздней ночью дерни три раза хрен», «Про кита», «Рыбалка на другой планете», «Приключение с Золотой Рыбкой», «Голосуйте за меня, люди!!!», «Враг всего человечества», «В каждом мире свои очки для обмана людей», «Подарок от неведомого волшебника», «Посадил дед репу», «За здоровье генсека».

Рыбалка на другой планете

Сборник фантастических рассказов

Олег Васильевич Северюхин

© Олег Васильевич Северюхин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Длинная дорога вперед

Дорога появилась внезапно. Ровная, с идеальным деревянным покрытием темно-синего цвета, уходящая за горизонт. Он слышал, что иногда неизвестно кем строятся такие дороги, уводящие в неведомые миры. Никто не говорил, что находится в этих мирах, потому что никто не мог дойти до них. Но он не такой. Его имя Ант. Он – исследователь. Умный. Молодой. Сильный. Настойчивый. И он будет первым, кто осилит эту дорогу, узнает, что кроется за линией горизонта и принесет Истину сородичам.

Ант шел и мечтал о том, что красавица Мот обязательно дождется его и будет гордиться им, а на свадьбу они пригласят все селение. Ант представил, как происходит подготовка к свадьбе. Как весело горят костры на площади и на огромных вертелах жарится пропитанное специями мясо. Как на площадь собирается нарядно одетый народ в предвкушении бесплатного угощения и веселья по поводу создания новой семьи.

Немного устав, Ант сел прямо на дорогу, ощущая исходящее от нее тепло. Судя по всему, дорогой давно не пользовались. Никаких следов техники. Приложив ухо к дорожному полотну, Ант не услышал вибраций. По дороге ничего не двигалось.

Отдохнув, Ант бодро встал и двинулся вперед. Прошел один день пути. Прошел второй день пути, а дорога не кончалась, и линия горизонта никак не становилась ближе. Ант никак не мог достигнуть пика, перевала этой большой горы, чтобы можно было начать движение вниз, обозревая раскинувшуюся перед ним равнину.

За два дня пути Ант прошел не мене сорока километров. Таких высоких гор на земле нет. Самая высокая гора Джомолунгма высотой никак не более десяти километров. И на ее вершине всегда снег, холодно и трудно дышать. А здесь хорошая дорога и невозможно достичь вершины. Что же может ждать его там, за линией горизонта? Ант сел в раздумье: продолжать или не продолжать путь дальше. А вдруг он нашел тайную дорогу, которая ведет к жилищу Бога, и он незваным явится к нему в гости. Не рассердится ли Бог на него? Не нашлет ли он кару на соплеменников Анта? Разве можно тревожить покой Бога?

Вторые сутки горилла наблюдала, как подцепленный ею на палочку муравей бегает по освобожденной от мха темной дорожке дерева. Как бы муравей ни стремился вперед, горилла аккуратно поворачивала палочку так, чтобы муравью все время приходилось идти вверх. Иногда муравей останавливался и отдыхал. На ночь ложился спать. А сегодня муравей остановился, и по его поведению можно было понять, что он раздумывает, идти ему дальше или вернуться назад.

– Неужели и муравей такое же разумное существо, как и я? – подумала горилла, ставя себя перед непростым выбором: либо опустить муравья на землю в том месте, откуда она его подняла, либо снова до бесконечности крутить палочку, создавая муравью иллюзию близкого горизонта. А, может быть, взять и побежать впереди муравья, чтобы первой прибежать туда, куда он так стремился?

Подземный переход

Подземный переход на площади Маяковского строился на удивление всем быстро. Проектно-сметную документацию утвердили, и строители принялись за строительство. За три выходных дня был проложен тоннель под проезжей частью улиц Красный Путь и Интернациональная. Нигде не прорвались подземные воды, не нарушилась канализация, нигде не перебит силовой кабель, не просела проезжая часть дороги. Грунт был мягкий, транспортерами выносился на поверхность и самосвалами увозился в район тепличного хозяйства, потому что агрономы определили высокую концентрацию питательных веществ в земле, словно это был толстый слой векового гумуса, пригодного для выращивания всего, что только может расти.

Получилось так, что никто вроде бы и не заметил, как построили этот переход. Все ходили по нему, как по давно построенному сооружению, которое какое-то время было закрыто и поэтому пешеходам приходилось перебегать улицу перед автомобилями, чтобы попасть на автобусную остановку.

Кто не знает, я поясню, что этот подземный переход находится как раз на путях подхода к зданиям администрации области. По переходу ходили чиновники, студенты рядом расположенного педагогического института и просители по различным делам, направляющиеся в административные здания.

Как это всегда бывает, новое сооружение скоро было заплевано, стены исписаны черной краской, всюду возле урн валялись окурки и обертки от мороженого. Переход стал одним из подземных переходов города, ничем не выделяясь от переходов, построенных в центре города и на его окраинах.

Странности в переходе заметил участковый уполномоченный милиции Никонов, в участок которого входил этот переход.

– Понимаешь, странный это переход какой-то. Был как все и вдруг стал другим. Зайдешь в него, и на душе становится светлее. Ты посмотри, мусор практически исчез, никто не бросает окурки мимо урны, и никто не заходит с сигаретой в переход! Смотри, сколько стертых надписей на стенах. Еще раз-два помоют стены и никаких следов от надписей не будет видно. Посмотри вот на эту старушку, у нее проблем выше головы, пенсия мизерная, лекарства стоят дорого, все льготы ее уместились в двести рублей, а идет и улыбается. Я эту бабулю несколько раз видел. Выражение лица такое, как будто горе случилось, которое утешить нельзя. А сегодня – как в лотерею выиграла. А на этого чиновника посмотри. У него, как от слесаря, дневную выработку требуют. А у него выработка в мыслях заключается, вот и валтузят его, как сидорову козу и постоянно бездельником обзывают. А сейчас он идет так, как будто всех послал в пешеходную прогулку с эротическим уклоном, доволен собой и жизнью, чувствует себя человеком государственным и нужным. Выйдет из перехода и опять его придавит груз проблем. Нет, ты присмотрись к этому переходу, что в нем есть такое, что понять невозможно.

Вообще-то Никонов никогда лириком не был, но в наблюдательности ему не откажешь. Для милиционера, как и для пограничника, это очень важное качество. Решил и я понаблюдать за переходом. Встал у одного из выходов во время обеденного перерыва и стал подсчитывать довольные и недовольные лица. В переход заходят люди с лицами равнодушными, хмурыми, редко улыбающимися, разве что молодежь, идущая стайками, хохочет – этим море по колено. Но из перехода выходят люди с удовлетворенными и одухотворенными лицами.

На следующий обеденный перерыв я встал у другого входа-выхода. И тот же результат.

В самом переходе чисто. Нищие, которых развозят по переходам дюжие ребята, не выглядят казанскими сиротами и видно, что это для них такая же работа, как и для всех других. Подрабатывающие музыканты работают от души, похоже не для денег, а для того, чтобы доставить радость от музыки для прохожих. Настроение музыкантов заразило и меня. Я шел и прищелкивал пальцами в такт музыке. Скрипачка играла так, как будто она стояла на сцене в концертном платье и локоны ее волос ниспадали на скрипку, скрывая от нас переживания композитора и соволнение исполнителя. Я с радостью бросил в открытый футляр скрипки червонец и пошел дальше, провожаемый звуками полонеза. Со мной происходило что-то невообразимое. Я был готов обнять весь мир. Все люди были мои братья. Как старому другу мне улыбнулся и помахал рукой пожилой армянин-сапожник, чей закуток находился в конце перехода. Это для меня он находился в конце перехода, а для людей, идущих мне навстречу, закуток находился в начале перехода.

Я вышел из перехода и на мое улыбающееся лицо стали оглядываться люди, идущие к переходу. По мере удаления от перехода мое настроение стало приходить в обычную норму – радоваться особо нечему, вновь возвратились горбачевские времена интенсификации производства любой ценой и неизвестно для чего.

Гра Эгор был доволен. Он нашел самое лучшее место для вживания в земную цивилизацию. Его никто не видел, и он никому не мешал. Люди, проходящие по его внутренностям, питали его отрицательной энергией и давали информацию о том, что происходит на Земле. Плохо было только то, что чем больше он поглощал отрицательной энергии, тем меньше было людей, рисующих краской на стенах, которая нравилась Гра Эгору больше всего. Надо было выбирать: либо краска на десерт, либо постоянное питание отрицательными эмоциями.

Помогите мне, люди!!!

Тонкий запах чеснока плыл в полуметре надо мной. Запах приятно возбуждал и заставлял воображать, какое же кушанье так приятно пахнет, и кто с таким чавканьем его поедает. Ну, разве так можно? А, вообще-то, можно. Как готовят, так и едят. Вероятно, и эту пищу готовили так же, как ее сейчас едят.

Я помню, как готовила моя мама. Все продукты разложены на столе. Кучками. Сначала чистится картофель. Перед чисткой его тщательно моют, поэтому процесс чистки можно назвать стерильным. Как хирургическая операция. Кухня – это, конечно, не операционная. Чего меня все на медицинские темы сшибает?

Затем тонкой соломкой нарезается капуста. Она режется сочно, с хрустом. Невозможно удержаться, чтобы не взять пучок этой соломки и не отправить в рот. Капуста осветляет и делает прозрачным мясной бульон, как морковка при варке курицы.

Аккуратно разрезаем на восемь частей спелые томаты и кладем их на сковороду. Поливаем растительным, а еще лучше, кукурузным маслом. Мелко нарезаем репчатый лук. Боже, ну разве можно так чавкать и материться?

– Нет, Петь, ты меня не убеждай. У меня уже три дня ни грамма в организме не было. Но этот покойник смотрит на меня, и я чувствую, как он морщится, когда ты начинаешь громко чавкать. Я понимаю, что этого быть не может. Но пойми, здоровый организм одним тромбом не остановишь. Ты не обратил внимания на его румяную рожу? Отчего это так? Объяснение одно – тромб создал супермалую систему кровообращения и кусок аорты, возбуждаемый какой-то аминокислотой, стал насосом для крови. Прикоснись к его лицу. Прикоснись. Только не останавливай его. Дай ему еще пожить, хотя я бы так жить не хотел. А ты не думаешь, что мы на пороге величайшего открытия – дать человеку вспомогательное сердце, чтобы ослабить нагрузку на основное сердце. Как многомоторный самолет, который может совершить посадку и при одном работающем моторе. Да, Петька, ты прав. Одного покойника для этого мало. Самое главное, что в это никто не поверит. А то хуже, засекретят, и сразу начнут солдат многосердечных выпускать или правителей вечными делать. И нас с тобой от этого дела ототрут. Скажут, прозекторам здесь делать нечего. Ищите судебные ошибки или ошибки своих товарищей, а в большую науку не лезьте. Ваше время прошло, когда терапевты научились и в хирурги пошли. Нет, я так не могу. Он смотрит на меня и прислушивается к каждому моему слову. Пошли, у меня в кабинете спирт есть, а то я вообще с катушек поеду.

Гулко раздались шаги в большом помещении, и хлопнула металлическая дверь. Интересно, а где это я нахожусь, и что за странный сон мне снится. Ладно, соня, поднимайся, пора зубы чистить и бриться. Но почему я не чувствую своего тела? Где мои руки и ноги? Неужели эти мясники все отрезали? А почему я не чувствовал никакой боли? Наркоз? Но после наркоза такое похмельное состояние, что его ни с чем не перепутаешь, а я-то чист, как стеклышко. Неужели правда все, что говорил этот с небритым голосом? Кто меня слышит? Люди!!!Помогите мне! Я живой! Неужели они сейчас вернутся и добьют меня?

Похороны были пышными

Похороны были пышными. По первому разряду. Оказывается, что я был для кого-то дорог, кто-то выполнил долг вежливости, а большинство пришли из любопытства: мой случай был достаточно нетипичным и в медицинских кругах никак не могли прийти к единому мнению, что же со мной случилось.

А, вообще-то, на своих похоронах достаточно скучно. Выслушивать всякую ересь, которую кто-то вспомнил, и как с преподавательской кафедры смотреть, как присутствующие что-то рассказывают друг другу, коротко улыбаясь и принимая хмурое выражение лица.

Почему они меня хоронят? Ведь я жив. Правда, я не могу двигаться, но я все вижу и слышу.

Все произошло как-то внезапно. Я вышел в поле на пополнение своей коллекции и мне попался великолепный экземпляр бражника «мертвая голова». Я с детства неравнодушен к чешуекрылым насекомым, а бражник этот занесен в Красную книгу еще СССР. Считайте, что я нашел клад, три четверти которого я должен отдать государству. Фигушки. И показывать никому не буду.

Когда я накалывал бражника на иглу и размещал его в стеклянной коробочке, я уколол палец, как молодой отрок Базаров при анатомировании трупа.

С этого дня я как будто начал проваливаться в глубокий сон. Я слышал, как говорили о заражении крови, чувствовал процедуру переливания крови, чертыханья медсестер, ломавших иголки о мою кожу, и отсутствие боли вообще.

Врачи делали рентген и говорили, что внутри моего панциря желеобразная масса, и просили моих родственников отдать меня для научных исследований. Спасибо жене, не отдала. Сказала, что сами похоронят, какой есть.

Наконец закрыли крышку гроба. Стало темно и уютно. Что-то качнуло меня и все успокоилось. Тишина. Покой.

Я не знаю, сколько прошло времени, но я стал чувствовать свое тело. И оно какое-то странное. У меня стало шестнадцать ног. Или шестнадцать рук. В зависимости от того, что мне нужно было ими делать.

Я ощутил, что моего прежнего тела не стало, был веретенообразный кокон, который я разломал и вылез в то, что раньше называлось гробом. Дерево сгнило, а я был жив. Прошло не меньше полугода. Надо выбираться наверх. Так не хочется рыться в грязной земле, но гены требуют свое.

А шестнадцать рук это хорошо. Представьте, если бы пришлось ковырять землю двумя руками.

Когда я вылез на поверхность, весна была в самом разгаре. Мою грудь распирало от желания сделать сильный вздох и развести руки в стороны. И мне это удалось. Я вылез из своей оболочки и полетел в направлении города.

Я летел над проспектами и улицами. Я летел к своему дому. Я боялся увидеть свою семью с другим мужчиной, но я зря опасался. Жена так и не вышла замуж.

Я сел на цветок одуванчика перед домом, чтобы немного подкрепиться и вдруг очутился в своем сачке.

Меня поймал мой сын. Я сопротивлялся попаданию формалина в организм, но все было тщетно.