Песня горна

Денис ощутил, как поплыл куда-то вверх и дальше – так и не просыпаясь, скорее наоборот – засыпая окончательно. Последнее, что он услышал, было:

– А ведь дитё дитём, когда спит-то… спи, отдохни малость, моторчик наш неугомонный…

…Когда Харатенко, осторожно постучав в дверь ногой, предстал перед Ольгой Ивановной с Денисом на руках, Ветлугина обомлела и охнула:

– Да что с ним?! Избили?! – Потом увидела на руке Дениса засохшие потёки крови (он во время работы несколько раз заново ссаживал глубокую царапину от той щепки, отколотой пулей) и испугалась ещё больше: – Стреляли?!

– Да ты что?! – в свою очередь, изумился, но не испуганно, Харатенко. – Кому там бить и стрелять?! Да вся плесень сейчас попряталась по темным подвалам и дышит через раз, Оль… Умотался он. Сел на стройке в угол, да и уснул махом. Показывай, куда его нести-то. И, если можно, плесни мне чаю, я поесть так и не успел. А остальных не жди, кто где работает, тот там и заночует.

– Я им после разнесу, я ведь ужин приготовила, – заторопилась Ольга Ивановна. – Давай сюда, наверху его комната…

Денис и не подумал проснуться, даже когда его раздевали. А Ольга Ивановна, только что забравшая в стирку всю его одежду (кроме галстука, который с почтительной робостью осторожно развесила на спинке стула), со вздохами медлила и рассматривала весьма грязного мальчишку… но, в конце концов, решительно прикрыла его простынёй и вышла тихо, погасив свет.

Денис спал. Ему снился огромный сад – или, может быть, светлый лес, – в котором он гулял с Настей и показывал ей всё-всё-всё вокруг.

Он на самом деле мог ей всё это показывать, потому что во сне Настя видела.

Глава 3

Полёт журавлика

С самого утра заморосил дождь, серый и тёплый, и у Дениса из-за этого было отвратительное настроение. На первые выходные ноября, к Дню Памяти Предков[5 - 8 ноября – один из двух праздников, посвящённых памяти предков. В этот день под лозунгом «Так мы будем чтить наших павших!» вспоминают тех, кто отдал жизнь за Родину.] – через неделю – намечался двухдневный полевой выход в лес для новичков с их принятием в пионеры – все вопросы наконец-то утрясли, но именно у Дениса толком ничего готово не было. Весь октябрь он крутился как белка в колесе. Только вчера уехал корреспондент «Пионера», оказавшийся девушкой – энергичной, весёлой и очень любопытной. Она не только набрала материала на статью о том событии с уйгурской ордой – она просидела в Седьмом Горном пять дней вместо двух, обозначенных в командировочном листе. По её собственному признанию, за это ей на работе «намылят шею, но дело того стоит». Ей понравилось всё, но больше всего поразили библиотека и Генкин музей. Генка от гордости ходил с блестящими глазами, розовый и старательно делающий вид, что это всё не его заслуга. Побывала настойчивая девица и у Мишки на хуторе «Дружба», который как-то сам собой превратился в опытную сельхозплощадку отряда, и на перевале у Бойцовых, причём Денис чуть ли не на коленях умолил Кенесбаева дать ей для этих поездок в конвой двух полицейских, а когда Кенесары Ержанович, по уши сидевший в так и не раскрытых делах о поджоге посёлка, провокации с уйгурами и покушении на Макарычева, полицейских-таки выделил, то выяснилось, что девица скачет верхом намного лучше их, носит в поясной сумке «ТТ» и с десяти метров попадает в два одновременно подброшенных ореха. Девчонки в отряде были от корреспондентки без ума и долго расспрашивали у Дениса, кто она такая и что он у неё читал. В конце концов, расспросы эти его вывели из себя… Как будто в Империи все всех знают, если честно, фамилия девушки Денису была совершенно незнакома.

Между прочим, поселковые власти наградили отряд – коллективно – новым киноаппаратом, выписанным из Верного. Именно за то «дело с уйгурами», как полузавистливо-полууважительно выразились казачата из Лихобабьей. Тут же добавив, впрочем, что уж у них-то ни один уйгур вообще не ушёл бы. А как же. Ого! От макушки – и до жопы. И только так…

…Как раз, когда Денис провожал «пионершу» на перевал, позвонила Настя, а его не было дома, и она ничего не передала. Потом, вернувшись, он съездил в Лихобабью, чтобы побыть у Мелеховых хоть часок (надо же знать, как там у казачат дела с пионеротрядом?), но выяснилось, что Мелеховы всей семьёй уехали в Балхаш к какой-то родне, и Настя, конечно, как раз и звонила, чтобы об этом предупредить. И, похоже, обиделась на его отсутствие… На обратном пути Серый захромал, у него разболталась подкова, и Денис это должен был заметить раньше… Короче – «всё плохо», как говорил иногда Войко, по которому Денис вдруг заскучал так, что впору было завыть. Ну а уж дождь со следующего утра и вовсе был не иначе, как точно рассчитанной провокацией Злых Сил…

Хорошо ещё, что это был воскресный день, и Денис, намеревавшийся ещё вчера провести хотя бы половину этого дня с Настей, с утра взбунтовался против всего на свете и даже самого себя. Олег предложил ему сходить в «элитную» школу, чтобы посмотреть на месте, что и как, – кстати, предложение было разумным, статус этой школы за последний месяц тоже сильно изменился. Сама по себе-то она сохранялась, но становилась филиалом народной школы посёлка. Поскольку помещений там было явно не по числу контингента, Валерия Вадимовна сцепилась с собственным сыном в яростной схватке – ей были нужны площади под обещанный интернат и фельдшерскую школу, Денису – под пионерский кинозал и спешное расширение столярного цеха. В жестокой битве была «одержана ничья», как облегчённо выразился благоразумно державший нейтралитет Третьяков-старший, и мать с сыном поделили первый этаж, разве что колючую проволоку по границе не натянули, а друг с другом не разговаривали целый день, пока Денис не приплёлся вечером в кабинет Валерии Вадимовны и не сунул молча голову ей под руку, получив сперва щелбан, потом вздох, поцелуй и шёпот: «Лисёнок ты кусачий». Потом мама коварно фыркнула сыну в ухо, и Денис с возмущённым воплем отскочил…

Грустный и синий Амиров, успокоенный парой уколов, уехал в недавно открытый в Верном новенький ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий. За ним прибыла персональная белая машина с красным крестом, женщиной-врачом и двумя дюжими ласковыми мужичками, сноровистыми и выученными, будто императорские пластуны, не меньше, потому что Николай Игоревич ещё до их приезда сел в крепкую оборону, размахивал с балкона топором и громогласно обещал, что уж если он вчерашним чертям не дался, то никакие комиссии его живым подавно не возьмут. Предательский удар в спину доблестному – и уже ясно, что бывшему, просто по факту белой горячки – директору нанесла собственная насмерть перепуганная жена, которая коварно и подло открыла санитарам дверь чёрного хода. Сама она с обеими дочерьми поехала следом за «кормильцем» – в Верный. В Седьмом Горном ей, всю жизнь широко жившей на стыренное мужем из бюджета, ловить было нечего. А вот оставшийся контингент учителей и – главное – учеников был настроен к подчинению «школе голодранцев» резко негативно, из-за чего Денис предвидел немало неприятностей в будущем. Причем уже в близком. Он пока ещё не провёл в новоявленном филиале ни единого урока истории или астрономии, но ожидал их, как схватки, и был уверен, что не ошибается.

Но ему до такой степени захотелось побыть одному, что прямо во время завтрака он заявил, что Олег сходит туда один, тем более что Танька Васюнина и Санька Бряндин тоже собирались, так что даже и не один – а он, Денис, пойдёт и поищет место для полевого выхода, который, кстати, уже на носу. Олег немного ошалело возразил, что вроде как дождь идёт, да и вообще – но Денис только буркнул, что он уже решил и поступит именно так. Получилось некрасиво и грубо, он и сам это понял чуть позже, уже когда шагал по тропинке через лес – к озёрам. И, конечно, быстро промок насквозь.

Тропинка, впрочем, за последний месяц разрослась и превратилась в дорогу, выложенную пригнанными бетонными плитами, на которых сейчас мелко пузырились тёплые лужицы. Дело в том, что закончившие работу в посёлке строители – не все, но многие – далеко не ушли. У них было ещё одно дело. Колонна более лёгкой техники перебралась к цепочке озёр, и там началось какое-то строительство, о котором толком никто ничего не знал, пока официально не объявили, что строится экспериментальный геотермальный комплекс. Плюс к этому начинает свою работу постоянная экспедиция Министерства Недр. Собственно, Денис как раз и подумал – а что, если встать лагерем в лесу неподалёку от озёр и заодно провести экскурсию, чтобы новенькие увидели, как люди работают? Для начала будет неплохо, а летом, в каникулы, можно будет уйти всем отрядом в большой поход, недели на две-три, на хребет. А потом – съездить в Петроград к своим. Хотя бы на месяц…

От этих мыслей настроение немного улучшилось, и дождь перестал. Как-то сразу. Удивительно даже – оглянувшись через плечо, Денис увидел в метре от себя за спиной на луже рябь от надоедливой мороси, а впереди на точно такой же луже уже ничего не было. Он ещё немного постоял на этой дождевой грани, расставив руки (на одну сыпало, а вторая постепенно высыхала, это было смешно и интересно), а потом увидел трусящего со стороны посёлка Презика.

– А ты куда?! – возмутился Денис, когда пёс догнал его и остановился рядом. Толкнул его в загривок. – Тебя звали?

Но гнать Презика не стал. Окончательно превратившийся в мощного молодого пса Презик последнее время по вечерам часто совершал длительные прогулки, спать и есть стал намного меньше, и против его компании Денис в целом ничего не имел: пусть пробежится. Тем более что дорога в хмурую погоду была мрачноватой даже сейчас, когда её расчистили и благоустроили. Правда, со стороны прудов уже был слышен доносящийся лёгкий шум, так что одиноким себя Денис не чувствовал, но с Презиком – лучше.

Презик вдруг гавкнул. Гавкнул дружелюбно, не зло – и Денис не успел ничего подумать, как с дерева, сбоку от дороги, упруго спрыгнул и встал в рост Володька.

– Привет, – как ни в чём не бывало объявил он, потеребив шерсть на спине тут же подобравшегося к нему Презика. Маленький певец-бродяжка был в какой-то большущей куртке (а как же, зима наступает!), доходившей ему рукавами и полами до колен, в подвёрнутых грязных штанах и, конечно, босиком – но в то же время в своем обычном весёлом настроении.

– Привет, – радостно и в то же время немного смущённо ответил Денис. Володьку он за весь этот месяц видел урывками – то тут, то там… Помнится, ещё удивился, что его, вездесущего, не было в самом начале восстановления сгоревших кварталов… а на следующий день он уже появился, помелькал – и снова исчез ненадолго. Опять появился – и потом опять исчез… Выглядел он вполне довольным собой и жизнью, и Денис, у которого хватало неотложных проблем, добавлявшихся снова и снова взамен решённых, хотя и рад был видеть Володьку, но по-настоящему о нём не беспокоился. Да и почти не думал, пока не видел. Почему-то просто не получалось, словно никакой другой жизни Володьке и не было прописано в принципе. – А ты… чего тут?

– Да, гуляю, – беспечно пожал Володька плечами. – А ты куда?

– На озёра, – махнул Денис рукой. И предложил – так вырвалось, сам не зная почему: – Пошли со мной?

– Пошли, – охотно и радостно кивнул Володька, даже не уточнив, зачем туда несёт Дениса. – А твой Презик с нами?

– С нами, с нами… Ты там был?

– На прудах? – Володька помотал головой, на ходу запуская пальцы в шерсть довольного этим пса. – В смысле это последний месяц не был. Там строят чего-то. Я всё хотел сходить, да был занят. Я бы и сегодня не собрался.

– Чем занят-то? – Денис покосился на шагающего рядом мальчишку. Володька пожал плечами:

– Так, всякое-разное. Жизнью. Личной. – И тряхнул головой, сбрасывая с глаз мокрые от дождя пряди волос. Посмотрел на Дениса и нерешительно произнес: – Слушай… а помнишь, ты мне говорил про Детский Императорский Хор? Какой он, расскажи, а?

Денис озадаченно споткнулся. Если честно, его никогда не занимала мысль о том, «какой» этот хор. Хор и хор. Сам хороший певец, Денис немного завидовал мальчишкам, которые там пели. Ну – когда был один раз в Великом Новгороде, то ходил около их школы; ничего особенного, школа как школа – и ещё смог попасть на небольшой концерт «Песни ветра», отличный был концерт… Некоторые из тех мальчишек – но мало кто – профессионально пели и потом, повзрослев. В общем, всё обычно и известно всей Империи, хор был такой же неотделимой её частью и предметом гордости, как космофлот или медицина. Некоторые девчонки (по-честному – не так уж мало) влюблялись в ребят из хора и даже коллекционировали их фотографии. Конечно, вся Империя «болела» за хор на разных конкурсах, особенно когда соперником выступал не менее знаменитый англосаксонский детский хор «Нlutor Нeofones Gim». Ну и что?

Но внезапно Денис понял, что это для него «ну и что?» А для Володьки это – словно красивая сказка про иной мир.

Он вздохнул и начал рассказывать про хор всё, что мог вспомнить. Выяснилось, что помнит он много, а Володька был невероятно благодарным слушателем – даже вперёд иногда забегал, чтобы буквально заглянуть Денису в рот, глаза горели, он то и дело явно порывался что-то спросить, но при этом боялся перебивать Дениса… Презик трусил рядом и тоже слушал явно одобрительно. Но потом вдруг гавкнул – и мальчишки поняли, что пришли. И, остановившись, запрокинули головы.

Озёра было не узнать. И дело заключалось не в том, что на его берегу вырос небольшой посёлок – к которому и вела дорога. Но дальше-то, дальше!

У берега, возле причала, среди нескольких лодок и катеров, чуть покачивался жёлто-чёрный батискаф – крышка люка откинута, несколько человек что-то оттуда выгружали. Дальше – серо-алой стрелой – рассекал озеро мол, рядом с которым в бездонную – по легенде – глубину уходили две первые колонны станции: похожие на серые исполинские трубы, на нескольких уровнях соединённые казавшимися отсюда паутинными тросиками. На самом деле – Денис знал – толщина этих «паутинок» была около метра и каждая – свита из сотен сверхпрочных стальных канатов. По этим паутинкам быстро передвигались…

– Ёлочкиииии! – вырвалось у Володьки даже с каким-то присвистом. – Там люди!

Денис, которому не в новинку были подобные стройки, тем не менее полностью разделял удивлённый восторг семиреченского мальчишки. Как было и всякий раз при виде такой картины, он испытывал чувство гордости и радости… и ещё – какой-то ему самому не до конца понятной причастности к чему-то огромному и сильному.

– Пойдём туда, а?! – Володька запереступал на месте, снова, как во время рассказа про хор, заглядывая в глаза Денису. – Ну пойдём, а?

– Пошли, – кивнул Третьяков-младший, сам испытывавший желание посмотреть на стройку вблизи.

Мальчишки, между которыми бежал пёс, заторопились по дороге на берег. Но почти сразу были вынуждены остановиться – около небольшого капонира из блоков и мешков с песком их остановил Чёрный Гусар – в боевой форме, на которой только нашивки выдавали его принадлежность к гвардии президента, с автоматом на груди, он, широко расставив ноги, поднял и вытянул длинную руку в перчатке без пальцев:

– Halt.[6 - Стой (нем.).]

Денис ощутил, как напряглись Володька – испуганно и Презик – зло. Гусар осмотрел всех троих холодными бледными глазами человека, стоящего настолько даже не выше, нет, а – перпендикулярно окружающему миру, что становилось жутковато, и продолжил:

– Papieren[7 - Документы (нем.).]. Документ.

В капонире было видно в бойнице дуло пулемёта…

Денис достал пионерское удостоверение, протянул, внутренне ощущая робость и неловкость – а что, если завернёт сейчас? Но немец совершенно неожиданно, изучив книжечку, вернул её Денису и, козырнув, спросил:

– Экскурсия?

– Да, – кивнул Денис. Гусар показал на Володьку подбородком:

– С тобой? – Денис кивнул; немец ему всё равно не нравился. – Не идти за красные линии. Собака тоже. Проходите. – И повернулся, как на невидимом шарнире, давая дорогу.

Володька несколько раз оглядывался на капонир, потом, когда расстояние уже стало достаточным, пробурчал: