Гадости и Сладости. 13 жутких историй, которые лучше не читать

Цыганка отводит взгляд и отступает в сторону. Следом за ней, как по команде, расступаются все остальные. Они огибают меня, даже не касаются, я словно Моисей, перед которым расступилось море.

Чёрная дыра в моём животе слегка увеличилась, выпуская мои внутренности на волю, но тут же схлопнулась, едва не засосав всего меня. За табором семенил мой малыш, беззаботно болтая с цыганской девочкой его возраста. Я остановил детей и ощутил, как мою спину пронзают десятки чёрных глаз. Обернувшись, я увидел не женщин, а свору, готовую накинуться на меня по одному сигналу.

Мне некуда деваться, снова я его не потеряю. Я взял сына за руку и приготовился отбиваться ватными ногами, мутной головой, кусаться, но не выпускать детей из рук. Откуда-то из толпы донёсся скрипучий крик на непонятном мне языке, и цыганская малышка, что-то шепнув моему Казанове, присоединилась к своим.

– Ты хоть понимаешь, что я тебя искал? – сдерживая комок слёз в горле, спросил я.

– Я тоже тебя искал, а девочка сказала, что отведёт меня к тебе.

Я до сих пор не знаю, как правильно относиться к цыганам, почти все они меня настораживают. Но однажды они вернули мне сына, забрав взамен мой самый сильный страх.

Отличная сделка! Больше таких не нужно.

Слишком живые мертвецы

– Папа, это что, настоящие зомби? – мой четырёхлетний сын уставился на троицу, рыщущую в кустах по ту сторону небольшого пролива.

Я наблюдал за этими дружками уже несколько минут и не заметил, как он подошёл. Саша, мой старый знакомый, ещё минуту назад сидевший рядом со мной на скамейке, куда-то испарился.

– Нет, малыш, это не зомби – дядькам просто очень плохо.

– А что они ищут? – не унимался ребёнок.

– Я не знаю, малыш. Они просто в прятки играют, как вы. Ты всех уже нашёл? Кто водит? – сменил я тему.

– Я всех нашёл, и я пить хочу.

– Вот, пей и беги играть. Через полчаса – домой.

Несколько старушек, выгуливающих своих внуков на той же площадке, запричитали, и я увидел, что нежеланные гости рыщут у самого моста. Детская площадка располагалась на небольшом островке, и этот мост был единственным входом и выходом. Я встал со скамейки, демонстрируя старушкам свою готовность защитить детскую площадку, и продолжал наблюдать.

Как только хоть один из них сунется на мост, я должен буду их остановить. Может, конечно, и стоило уже сегодня познакомить сына с этим явлением? Возможно, это даже имело бы хороший эффект и прочно засело бы в его детской головушке, но я пока не готов. Я пытался оттянуть этот момент как можно дальше, чтобы защитить своего ребёнка от этой стороны реальности и подарить ему ещё немного сказочного детства, которого не было у меня.

– Я – зомби! – раздался за спиной детский голос, и малышня с радостным визгом кинулась врассыпную.

Вот тебе и сказочное детство – они ещё не все умеют как следует говорить, но уже играют «в зомби».

А ведь сегодня всё так хорошо начиналось: прекрасный солнечный денёк, моя бывшая без скандала и манипуляций отпустила сына со мной погулять. А потом этот велосипедист как с неба свалился. Рухнул на том самом месте, где сейчас копошится эта стрёмная троица. Поднялся, отряхнулся, с минуту повозился со своим велосипедом, помахал мне и умчался. Зачем он мне помахал? Заметил, что привлёк моё внимание и дал знать, что всё в порядке?

Я оглянулся и увидел мужчину моего возраста, сидящего на скамейке с раскрытым журналом. Он был в тёмных очках-авиаторах, поэтому я не сразу понял, смотрит он меня или в журнал.

– Это он вам? – спросил я. – Не знаю, – ответил мужчина. – Чудик какой-то!

Значит, всё же смотрел на меня. Голос знакомый, трудно вспомнить, но точно знакомый. Возможно, мы не виделись много лет, но если я его узнал, то и он меня тоже. Подошёл, присел рядом, молчим.

– Олег?

Точно! Как же я сразу его не вспомнил?!

– Саша? – спрашиваю, чтобы убедиться на все сто. – Сколько лет! – снимает очки и расплывается в улыбке.

Крепко жмём руки, похлопывая по плечам. Действительно, я рад его видеть после более чем пятнадцатилетнего перерыва. «Как жизнь? Чем занимаешься?» – болтаем, как старинные друзья без малейшего намёка на тот день, когда мы с ним виделись в последний раз – день моей первой и последней охоты на «живых мертвецов».

***

В тот день мы с Сашкой встретились в условленном месте за пределами нашего двора, несмотря на то, что жили в одном подъезде. Никто не должен был видеть нас вместе. Хотя кто нас мог увидеть в субботу в шесть утра? Условие пустяковое для такого важного дня. «Наконец-то Сашка познакомит меня со своими крутыми друзьями», – вертелось у меня в голове. Чтобы попасть в их компанию, мне нужно было пройти испытание – «замочить живого мертвеца».

Раньше я и не думал, что мёртвые могут быть живыми. Нет, я, конечно, прочитал «Вия» Гоголя, когда учился в шестом классе, то есть полтора года назад. Сашкина рекомендация, как всегда, пришлась мне по вкусу. Именно тогда я понял, что «Ночь перед Рождеством», как и бо?льшая часть школьной программы, – откровенные сказки для детворы. А «Вий» – вещь серьёзная, для взрослых. Но тоже выдумка, этакая страшилка для ночных посиделок у костра.

А недавно я посмотрел по кабельному совсем новый фильм «Ночь живых мертвецов». И в моём списке опасностей, помимо войны с Америкой, нашествия диких крыс и темноты, поселились «живые мертвецы».

Мы с Сашкой прошли школьный стадион, несколько дворов за ним и вышли к бесконечной стене гаражей. Я прекрасно знал это место. За этим гаражным кооперативом – железная дорога, лесополоса, за ней – поля и знаменитое одесское «Палермо», которое порядочные люди обходили десятой дорогой.

– Ты с этим дрыном очень стрёмно смотришься, – покосился Сашка на огромную палку, которую я гордо нёс, словно это был рыцарский меч, и которая придавала мне невероятной уверенности. – Сделай хоть лицо попроще. И прекрати постоянно оглядываться – палишься жутко!

Мы свернули вправо. Если обойти гаражи и «Палермо» с этой стороны, то за полчаса можно добраться до «Северного» кладбища. Где-где, а уж там мёртвых предостаточно. Неужели кто-то из них может оказаться живым?

Шли молча. Сашка вообще был не очень болтлив, и от этого порой казалось, что он старше меня не на год, а как минимум на три. Если к этому добавить его пренебрежительное отношение к своим одногодкам из нашего двора, которых я воспринимал, как равных, то разница ощущалась лет в пять, не меньше.

Он то ускорял, то замедлял шаг, словно проверяя мою бдительность. Один раз мне даже пришлось перейти на лёгкий бег. Я не должен был отставать и тем более оказаться хотя бы на шаг впереди. Я должен быть рядом и немного позади него. Слушать, что скажет, делать, что скажет, не перечить – такова была цена дружбы с Сашкой.

Я всё думал о Сашкином предупреждении и о своей клятве хранить всё в секрете.

С одной стороны, это была одна из множества безобидных тайн, которые делали меня немного взрослей. Такая же, когда мы ещё в начальных классах вместе «изучали» женскую анатомию по учебнику Сашкиного брата-старшеклассника. Когда оборудовали себе «местяк» в подвале и стали собираться там, чтобы рассказывать страшные истории и играть порнографическими картами. Когда слушали «Сектор газа» и «Красную плесень», песни которых на три четверти состояли из мата, и по полкуплета держали сигаретный дым в лёгких. Неужели все эти тайны так и не сделали меня взрослым?

С другой стороны, я ещё никогда никого не «мочил». Никого, кроме крыс прошлым летом. Вот ведь мода была – по подвалам и по мусорникам на крыс охотиться. Так мы делали наш район чище. Сашка сказал, что с мертвецами то же самое – только вреда от них больше, а потому и пользы от такой охоты тоже больше.

Мы прошли по мосту над железной дорогой. Проезжавший состав одним своим командирским гудком заглушил дружное щебетание сотни птиц и драку своры бездомных собак. Сашка без предупреждения сорвался с места и побежал в противоположную от кладбища сторону. Помешкав долю секунды, я побежал за ним. Отставать нельзя – я же не слабак.

Сашка бежал очень быстро, как будто за нами гнались эти самые бездомные собаки. Хотя, когда мы в последний раз убегали от сторожевых собак на стройке, я был намного впереди. Наверное, всё дело в палке. Метровая палка толщиной с моё запястье превратилась в бревно. Бежать с нею было неудобно и с каждым шагом всё тяжелей. Но через минуту такой гонки я увидел, как Сашка нырнул в кусты и, не думая, последовал его примеру. Проскочив сквозь густую, зелёную стену, я остановился. Сашка испарился.

– Сядь! – услышал я шёпот за спиной и моментально упал на корточки. – Это… чтобы не пас… никто, – пояснил Сашка.

Мы просидели в кустах несколько минут. Отдышавшись и убедившись, что слежки нет, пошли дальше. Теперь мы почему-то шли в противоположную от кладбища сторону.

«Наверное, чтобы никто не пас», – мысленно объяснял я себе.

Сашка похлопывал по ладони деревянной дубинкой, которую он достал из тайника в кустах. Она была похожа на короткую бейсбольную биту со свинцовым стержнем внутри. Я заметил, что ряд насечек подбирается к середине дубинки. Сколько их там? Двадцать? Тридцать?

– Тридцать шесть! – заявил Сашка, словно прочитал мои мысли. – Тридцать шесть кимариков замочил!

Я несколько раз кивнул в знак восхищения, хоть и не понял, почему он назвал мертвецов «кимариками». Может, он сказал «комариков», потому что они пьют кровь, как вампиры? Нехилые комарики, размером с человека.

С каждым шагом мне становилось всё тревожней. Был ли это страх перед мертвецами или я боялся провалить испытание – я не понимал. Но и выдавать свои эмоции было неразумно, да и поздно.

Мы углубились в лесополосу и стали пробираться вдоль неё, прислушиваясь к каждому шороху, лаю собак, доносившемуся с «Палермо», треску сухих веток под нашими ногами. Мы крались, словно охотники, словно герои боевика «Рэмбо. Первая кровь» – единственной книги, прочитанной этим летом, которой, к сожалению, не было в школьном списке литературы.

Мне нравилось представлять себя крутым героем, я мечтал быть взрослым, сильным и смелым. Собственно, за этим я сюда и шёл – побороть свой страх, попасть в крутую взрослую компанию, стать героем, защищая мир от нечисти. Фантазии глушили тревогу. В них я продирался сквозь глухие джунгли, кишащие опасными хищниками и живыми мертвецами. Тут реальная опасность вокруг, некогда обращать внимание на внутренний трусливый скулёж.