Строки памяти

А нас на свете нет…

Может быть именно для того, чтобы от всех тех лет остались не только пересуды, и даже не только документы о реабилитации невинных, того, чтобы попытаться понять, кто были и откуда те, кого на свете нет, мы читаем и перечитываем стихи Олега Зезюля.

Это невероятно проникновенное отношение к былому. Открывая его книгу, мы вступаем в колымскую стужу, откуда долетает до нас тепло дыхания ушедших:

Я несу две хрупких гвоздики,
У подножия гор положить.
Мне чудится лагерь безликий,
Память вечно во мне будет жить!

Удивительна живая интонация его стихов, искренность и правда повествования. Олег Зезюля, несомненно, оригинальный поэт по дыханию, по способу видения мира, по обещанию начала – детства, по звучанию всей жизни своей, в которой было много любви, разлуки, боли и радости…

В его стихах очень много Любви – главного в любой человеческой судьбе. Трудная жизнь за плечами, но какая распахнутость – для людей, сколько в его стихах желания выразить чужую боль, как свою – пусть только словом, но СЛОВОМ ОТ СЕРДЦА!

Его книга – книга СУДЕБ – людей, переживших ужасы лагерей. Вспоминаются строки петербургской поэтессы Митрохиной Людмилы:

Колыма, Колыма,
Ты сама не знаешь,
Что в застенках своих
Дух творцов рождаешь…

Мощный дух и рождает сильные строки:

Детский сон или явь —
Я понять не могу:
Подзаборная грязь
В этом странном бору,

Каждый день как во тьме
Эти люди идут…
И все кажется мне,
Что они все умрут…

Пока есть такие люди на земле, как Олег Сергеевич, будет жить память, как скала, как твердое основание того, что она, память о павших, замученных живьем, уничтоженных миллионами, не умрет. Я пишу эти строки в холодный мрачный ноябрьский день, когда все так хмуро и мрачно, и нет здесь, в Петербурге, чистого белого снега, что так греет нас в Сибири. Я вспоминаю золотой осенний день в Асиновской библиотеке, в зале искусств библиотечно-эстетического центра, где проходил конкурс молодых поэтов, после окончания которого мне и дали книжку Олега «Знакомый сад» и его фотоархив, и вижу мальчика, читающего свои первые стихи в этом зале… А за окном идет первый снег…

А в Петербурге, проходя мимо здания Эрмитажа, вновь и вновь глядя на атлантов, подпирающих плечами портал здания, думаю, что без таких людей, как Олег Зезюля, глубоко чувствующих, страдающих за прошлое и будущее России, нам ее не спасти… А стихи Олега – горящий полярный мак на скале – это те же Атланты – огонек спасения для всех нас, для нашей Родины!

Ирина Киселёва,

поэт, филолог,

канд. филолог. наук,

член Союза Российских писателей

Память

30 октября

Сегодня во сне, оказался в миру
В котором лишь муки и боль.
Частицу боли с собой заберу,
Чтобы память осталась со мной.
А память снова меня понесёт
По сопкам, по дальним краям.
К отцу и маме меня приведёт,
К северным злым лагерям!
И только увижу потупленный взгляд.
Что-то прошепчет отец.
Но тут же мелькнёт винтовки приклад…
И стоны забытых сердец.
Услышу мамин пронзительный плач
И плач тысяч тех матерей,
У кого отнял этот «Страшный палач»
Жизнь родных отцов и детей…
Утром опять над Россией промчусь
И вспомню о тех страшных днях.
Всем матерям и отцам поклонюсь,
Кто остался навсегда в лагерях!

Россия

Россия – Мать! О чем загоревала?
О чем затосковала, приуныла вновь.
Ты за эти годы, конечно же, устала
И не нужно больше высокопарных слов.

Помнишь, как в семнадцатом грозно ты кричала,
«Что же вы творите, странные глупцы!».
Со слезами, с болью ты негодовала.
А мы были обычные упрямые слепцы.

А в тридцать седьмом как кровью истекала,
Как плакала отчаянно с пленными детьми.
И в сороковые тяжело дышала,
Силы отдавала, чтобы нас спасти.

Как тебе терпения своего хватало
В этой суматохе, в этой тесноте?
Ты за эти годы себя не узнавала,
Словно это время провела в тюрьме.

Ну, а в девяностые свободно задышала,
Хоть были утраты и очень много бед.
Ты с каждым новым годом духовно оживала
И радовалась тихо от своих побед.

Что же ты, Россия – Мать, снова приуныла?
Кто тебя обидеть, опечалить мог?