Мы познакомились. Мужика звали Виктором. Было очевидно, что он ко мне присматривался своим единственным глазом, и я не слишком-то вызывал у него доверия к себе.
– Ты представляешь, Алик, Люську нашел! – продолжала радоваться Антонина.
– Ладно, хрен с ней, с этой собакой, кончай суетиться. – строго одернул ее мужик. – Ты кто сам по жизни?
– Никто.
– Как это никто? Мне Тонька рассказывала, что ты план придумал, как Сереге дом свой назад вернуть. Я тебе бы не советовал в это дело вмешиваться. Тут фармазоны за этим стоят. А за тобой кто?
– Господь Бог. Антонина мне сказала, что Сереге помощь нужна, если нет – то мне нет смысла в чужие дела впрягаться.
– Погоди, – остановил меня Серега, – давай выпьем.
– Ты что ли из баптистов? – обратился ко мне Виктор. – Я эту публику не люблю. Ты где в армии служил?
– В стройбате. Призывался из Ессентуков.
– В каком году?
– В восемьдесят восьмом.
– Тебя, значит, Башкатов призывать должен был. Он тогда военкомом был
– Да вроде он.
– Ну, тогда на тебя я всегда информацию получу, если что.
– О, давай за стройбат – обрадовался Серега. – Королевские войска. Я тоже в них служил.
– А я в инженерных. Минером был. Там глаз и потерял, но своим оставшимся я вижу лучше, чем другие двумя. Ты мне скажи, какой мы процент с этого дела будем иметь?
– А с чего ты решил, что я процент какой-то выплачивать буду? Ты видишь в этом мой интерес?
– Пока нет.
– Ну, вот, когда увидишь, тогда и о процентах поговорим.
– Надо все же подробней потолковать. Давай завтра встретимся в городе, не возражаешь?
– А мне с тобой зачем встречаться, ты чьи интересы представляешь?
– Серегины я интересы представляю, друг я его. Ты баб не слушай, он только мне доверяет.
Не знаю зачем, но я согласился на встречу. На тот момент я был уже изрядно пьян, и мне казалось, что я нахожусь на какой-то воровской малине, где меня проверяют невесть зачем, как Володю Шарапова. Пока мы беседовали, в компании то и дело появлялись еще гости, и некоторые из них и впрямь производили впечатление людей вышедших на покой после бурной криминальной молодости.
Выбрав момент, я распрощался с честной компанией и благополучно вернулся в мир тихих курортных радостей.
Я был не трезв. Скользкий разговор в компании людей, которые мне казались довольно опасными, все еще наполнял кровь адреналином, а происшествие с собакой и вовсе настроило меня на мистический лад. В таком состоянии я пошел на рынок выбирать тяпку, чтобы выполоть сорняки на маминой могиле.
Я шел вдоль рядов продавцов, и мне казалось, что я способен читать мысли этих людей. Я улыбался им, они улыбались мне в ответ. Это был мой город, и я тоже был его частью.
Проходя мимо худого, улыбающегося торговца мясом, я заметил, что он воткнул вертикально нож в деревянную разделочную доску прямо напротив своего прилавка.
Глядя в глубоко посаженные глаза молодого человека кавказской наружности я почему-то подумал, что это глаза убийцы.
Уже почти миновав его, я не выдержал и, вернувшись к прилавку, обратился к нему:
– Я бы на вашем месте убрал нож.
– Почему? – улыбнувшись, спросил меня продавец.
– Потому, что это многое говорит о его владельце.
– Никогда об этом не задумывался. – удивился продавец.
На следующий день я вернулся на рынок, чтобы купить тяпку, которую накануне выбрал. Стояла жара и продавец посоветовал мне приобрести настоящую тяпку с длинной ручкой, чтобы побороть сорняки на маминой могиле, потому что почва за то время, что могила не убиралась, должна была стать твердой как камень. Когда я возвращался обратно, у прилавка меня поджидал мой вчерашний знакомый.
– А я вас вчера потерял, думал, что будете тем же путем возвращаться, хотел поговорить.
Продавец был почеркнуто вежлив ко мне, стараясь продемонстрировать хорошие манеры.
– Что это у вас?
– Тяпка.
– Зачем она вам? Пришли меня убить?
– Надо выполоть сорняки с могилы, у меня мама здесь похоронена.
– Так вы местный?
– Нет, жил когда-то здесь. А вы?
– Я местный, с шестнадцати лет на рынке торгую. Здесь все мои сестры работают. Не веришь?
Я огляделся: женщины, торгующие рядом с ним, посмеивались, бросая в нашу сторону игривые взгляды.
Мой собеседник пригласил присесть за его прилавок и предложил выкурить по сигарете. Был он очень худым. Казалось, что одежду он себе подбирает в детском мире.
Мне было немного не по себе от его пронизывающего взгляда.
– Ну, как тут жизнь? – поддерживал я светский разговор, – Жить можно?
– Кто может, тот живет, – усмехаясь, ответил мне сын гор.
– А кто не может, тот не живет? – пытался закончить я мысль этого странного человека.
Мы оба засмеялись, и от этого смеха у меня невольно пробежал холодок по спине. Мой собеседник проявлял интерес к моим делам, спрашивал, что я делаю в городе, и как долго намерен здесь оставаться. Узнав, что я собираюсь прожить в Ессентуках до конца лета, предложил обменяться телефонами, обещая, что как только придет сезон меда, он мне подарит банку со своей пасеки. Мы обменялись телефонами и я, сославшись на ожидающие меня дела, распрощался.