Дело пропавшей балерины

И прозвучала фамилия, которую он уже слышал: «Назимов». Сергей Назимов.

Все указывало на то, что необходимо поговорить с офицером. Балерины намекали, что он не прощает измены.

– Он вспыльчив, – хихикала одна.

– А Вера… не обращала на это внимания, – добавляла другая.

– Разве он не дарил цветы тебе, Лизи?

– Мне многие дарили цветы, я должна помнить всех?

– Назимова сложно забыть, – смеялись балерины.

– Узнали что-то интересное? – спросил Щербак уже на улице.

– Возможно.

Тарас Адамович посмотрел на своего сопроводителя.

– Олег Ираклиевич, а что вы скажете о Назимове?

Лицо Щербака превратилось в маску.

– Офицер, который не на фронте? Да он еще больший актер, чем все, кого вы видели сегодня в театре, – и, картинно откинув волосы со лба, надел шляпу.

Было около четырех часов, когда Тарас Адамович вернулся в свой яблоневый дом-крепость. Уют сада окутал и поглотил его тотчас, уводя от мирской суеты, где яркие, как мотыльки, балерины говорили друг дружке что-то ядовитое, художники помогали бывшим следователям, а офицеры в разгар войны развлекались в киевских ресторанах.

Мира вошла в калитку через полчаса, отстучала каблучками по дорожке, ведущей к веранде, нырнула в дом, туда, где в комнате со шкафом и столом у окна ожидала ее Эстер – старая печатная машинка. Она поселилась в этом жилище еще со времен деда Тараса Адамовича, но нарек ее так нынешний владелец. С единственной целью – чтобы это имя звучало в его доме.

VI

Три пучочка гиацинтов

Очередное утро упало белым осенним туманом на яблоневый сад Тараса Адамовича. Он проснулся раньше обычного, вышел на веранду и замер, любуясь прозрачными капельками хрустальной росы на траве. Втянул в себя густой, чуть прохладный воздух, доверху наполняя им легкие. Выдохнул, размял плечи.

На кухню вернулся, наполненный утренней бодростью. Такое настроение требовало каких-то перемен. Он решил начать их с джезвы. Отставил бронзовую, в которой варил кофе несколько дней подряд, – дедово наследство, и достал медную, подаренную коллегами.

С ней у него сложились непростые отношения: она постоянно тускнела. Бронзовая хорошо полировалась руками – этого было достаточно для сохранения цвета. Медная требовала большего внимания. Нынешним утром у него нашлось на нее время. Взял с полочки солонку, яблочный уксус. Помешивая раствор, постепенно добавил муку. В прошлый раз он чистил джезву лимоном с солью. Результат был удивительный, хотя хватило ненадолго. Смесь из муки, уксуса и соли нанес на поверхность джезвы. Теперь нужно подождать, пусть действует.

Вышел в сад, собрал с еще влажной травы опавшие краснобокие яблоки, поставил корзину на веранде. Надо будет нарезать их побыстрее – битые бока за пару часов испортят плоды. Яблочное варенье из опавших фруктов всегда имело особый вкус – с ноткой сладкой перезрелости. Сильвестр Григорьевич не ощущал этой нотки, но можно предложить сравнить два вида варенья Мире.

Девушка придет после обеда, как всегда преисполненная решимости и тревожных мыслей. С каждым днем, который проходит без известий о сестре, решимость ее становится все выразительней, а тревожные мысли все невыносимей. Он чувствовал это, когда она, не мигая смотрела на него своими бездонными синими глазами. Дни тянутся медленно, тяжелый полуденный воздух застывает между домами и вынуждает людей двигаться не торопясь. И кажется, мысли так же медленно, как мухи в чуть загустевшем меде, ползают в его голове.

Нужно посетить Интимный театр, осмотреть интерьер, найти танцовщицу, которую Мира видела в день исчезновения сестры. Стоило бы отыскать Сергея Назимова в ресторане или на службе, расспросить у него об отношениях с Верой Томашевич. Нелишним будет вернуться в сыскную часть и выяснить, не всплывала ли фамилия Досковского случайно в отчетах следователей в последнее время. Нужно встретиться с женой балетмейстера Брониславой Нижинской и расспросить у нее о конфликтах Веры с другими балеринами.

Пройтись бы в «Семадени», прогуляться в Шато де Флер. А может, поговорить с курсистками, подругами Миры? Не потому ли Веру Томашевич никто не может найти уже почти десять дней, что она сама не хочет быть найденной? Слишком много вопросов. Чтобы получить ответы, придется расплачиваться самым дорогим – временем.

Тарас Адамович вздохнул и принялся чистить джезву. Обмыл ее под холодной водой, вытер чистым льняным полотенцем, которое держал на кухне исключительно ради нее. Капризная посудина. Отмерил три ложки кофе, залил водой, поставил в песок. Сел на стул и погрузился в мысли. Очнулся, только когда пар над темной кофейной поверхностью дал знать, что напиток пора помешать. Дал ему еще немного времени – раскрыть аромат, потом вынес джезву на веранду, уже частично залитую солнцем.

Укрылся с непрочитанными письмами в тени, отпил глоток. Кофе в блестящей джезве всегда другой – наполненный благодарностью, более ароматный. Он не нуждается ни в сахаре, ни в сливках, прекрасен своей чернотой. Отставил чашечку и прикрыл глаза, ожидая, что вскоре калитка скрипнет, извещая о приходе Костя – разносчика газет.

А вот и он, улыбающийся маленький курьер, с газетой в руке направляется к веранде. Тарас Адамович ловким движением руки вложил в ладонь паренька гривенник.

– Доброе утро, Тарас Адамович! – поздоровался тот.

– Доброе, доброе, – с теплотой в голосе ответил хозяин дома. – Кофе?

– Если позволите, – неожиданно согласился Кость. Тарас Адамович улыбнулся. Как правило, нельзя было предугадать, когда именно его утренний гость составит ему компанию.

Однако для таких особых случаев хозяин всегда держал под рукой какие-то вкусности. Сегодня – яблочный пирог. Пригласил парнишку к столу на веранде, на мгновение исчез в доме, вынес угощение. Кофе Кость пил степенно, оценивая вкус.

– Вы почистили джезву, – констатировал он. И непонятно было – заметил он ее блестящую поверхность или сделал вывод из вкуса напитка.

– Как дела в издательстве? – спросил Тарас Адамович.

– Как обычно – бедлам, – пожал плечами парнишка, – Румыния теперь тоже воюет, – продолжил он тоном знатока, ведущего светскую беседу.

– Да, – вздохнул Тарас Адамович.

С началом вступления Румынии в войну обрывалась его переписка с герром Дитмаром Бое, который отсылал письма из воюющей Германии в Румынию, а уже оттуда господин Дан Тодореску, врач, пересылал их в Киев. Румын тоже был шахматным партнером Тараса Адамовича, однако эта игра заинтересовала его недавно, поэтому их партии больше напоминали уроки мастерства, которые опытный преподаватель дает неофиту. Зато переписка с герром Бое была соперничеством: холодным и взвешенным, преисполненным иронии и глубокого уважения игроков друг к другу. Если с мосье Лефевром можно было играть с жаром, рисковать, то игра с герром Бое требовала внимания и терпеливости. Теперь партию с немцем придется отложить. Как знать на сколько лет. Тарас Адамович потер подбородок. Жаль.

Парнишка с удовольствием угощался. Ел быстро, жадно откусывая – давняя привычка не от хорошей жизни. Поймал взгляд Тараса Адамовича, отложил пирог, вежливо спросил:

– Как продвигается ваше дело?

– Пока неизвестно. Многовато вопросов.

– Тетя говорит, больше вопрошаешь – чаще вздыхаешь. Но я не уверен, что именно она имеет в виду, тетушка немного… – он красноречиво посмотрел на Тараса Адамовича. Бывший следователь молча пододвинул к нему тарелку с пирогом. Кость добавил:

– Господин редактор сегодня встретил меня в коридоре, засыпал вопросами. Чего, мол, слоняюсь, путаюсь под ногами? Не думаю, что он ждал от меня ответов. А вам они нужны?

– Нужны.

– Тогда попробуйте ответить хотя бы на некоторые из вопросов.

– Если бы еще знать, на какие именно.

– Выберите самые главные.

Сказать просто. Но как выбрать? Что важнее – поговорить с теми, кто видел Веру в Интимном театре или броситься на розыски Досковского, который может прикрываться фальшивыми документами?

– Понимаешь, исчезла девушка…

– Ваша родственница?

– Не совсем так. То есть… совсем не так. Из театра…

– Она актриса?