«Эх, про компенсацию за неиспользованный отпуск не спросил!» – г-н-тов-щ Смерть покачал головой. Зайдя в свой кабинет, снял отпускные шорты и надел форменную одежду – черный плащ с нашивкой PV-1366/2-BH. Что означали сии символы Смерть до сих пор не удосужился узнать. Хорошо, хоть от косы в прошлом столетии отказались – она осталась лишь формальным артефактом и сейчас стояла в углу кабинета, гордо демонстрируя посетителям свой инвентарный номер КС-0934/Ст.
Что ж, в Африку, так в Африку. Смерть посмотрел на карте место дислокации злополучного племени. Ну неплохо, можно посетить новые места… Стараясь себя успокоить и не думать о темной прохладе греческой пещеры, г-н-тов-щ Смерть собрал необходимые документы и, немного помедлив, затолкал в рабочий портфель пляжные шорты. В конце концов, вдруг и в Африке найдется симпатичная пещерка с озерцом, на берегу которого можно будет отдохнуть часик-другой.
Временные петли и неверные желания
Круг за кругом, петля за петлей… Каждый раз я забываю, как возвращалась на начало, и слишком поздно вспоминаю про конец. Слишком поздно, чтобы все обдумать, слишком неверно, чтобы выйти из этого витка своей жизненной спирали.
Существовал ли этот замкнутый круг в моем детстве? Все воспоминания того периода идут по прямой линии – взять хотя бы память о времени, проведенном на пляже. Почему мы жили тогда в поселке на побережье? Братья говорят, что мы гостили в то лето у нашей тетушки и ежедневно, по несколько часов, проводили на морском берегу, играя с песком и ракушками. Купаться запрещалось – наверно, по причине холодной воды. Мама обычно сидела на специально принесённом кресле с книгой в руках, хотя вряд ли она успевала прочитать больше страницы в день. Большую часть времени она наблюдала за нами – как мы строили песчаные домики, рыли норы и приносили в ладошках воду, чтобы их наполнить. Песок впитывал в себя соленую жидкость, а мы, хохоча, бежали за новой порцией. Иногда, когда мой взгляд случайно падал на мать, в ее глазах я замечала (или мне так казалось), что-то похожее на… зависть? Не знаю. Но смотрела мама так, будто все сокровища мира отдала бы за возможность играть с нами в песке. Но ей, как взрослой замужней женщине, такие забавы были не по статусу.
Да, это все-таки была зависть. Странная, необъяснимая, не имеющая видимых причин, но разъедающая ум матери изнутри. Вскоре мы уехали из дома нашей тетушки. Как оказалось, в тот год гостили мы у нее в последний раз. Всего лишь через месяц она скончалась, а дом был продан ее мужем. С этих пор мы ни разу не бывали на морском побережье, однако песка в нашем доме становилось все больше и больше – коллекция песочных часов, картины из цветного песка – казалось, еще немного, и весь пол будет засыпан желтыми крупинками…
Смерть отца усугубила мамино песочное помешательство. Когда мы начали приготовления к переезду в поместье нашего деда, у матери случилась истерика – мы не могли взять с собой все предметы ее коллекции. Не знаю, как братья смогли уговорить ее, но с тех пор душевное здоровье нашей родительницы сдало окончательно.
Только ли ее здоровье? Иногда мне кажется, что в эти дни и я тоже начала сходить с ума. По крайней мере, это – более простое объяснение, чем круги и петли моей жизни.
***
… Вот я и вошла в круг первый – в дедовом парке, когда мы с сестрой ждали приезда матери и братьев. Мы прибыли в поместье пораньше, чтобы подготовить дом и закупить все необходимое для начала новой жизни. И теперь ждали, а в сгущающихся сумерках парк становился все более и более пугающим. Серые тучи, ветер, гудящий в деревьях, листва и трава – неуютного темно-зеленого цвета… Мы с сестрой жались друг к дружке под холодными порывами, гадали, будет дождь или нет… Вот, наконец, появилась и мать в сопровождении двух наших братьев. Она была напугана и бормотала что-то о нападении. На мой вопросительный взгляд старший брат лишь устало махнул рукой. Что ж, похоже, это снова последствия материнской болезни. Не знаю, почему я не расспросила, было ли нападение на самом деле. Видимо, того факта, что все приехали целые и невредимые, мне было достаточно.
Дни потекли своей чередой. Для лечения матери брат нашел некоего доктора по имени Георгий Реман, который время от времени навещал свою пациентку прямо на дому. Не известно, был ли от лечения толк – мама редко выходила из своей комнаты. По крайней мере до тех пор, пока братья, при помощи соседского садовника, не соорудили для нее спуск в сад прямо из балкона спальни. А в саду сделали небольшую песчаную горку – как компенсацию за оставленные в отцовском доме мамины сувениры.
Я поступила малодушно – оставила матушку на попечение нашей младшей сестры, а сама практически не навещала ее. Гуляя по саду, я часто видела худую женскую фигуру, сидящую на земле и пересыпающую пальцами песок, но подходить не отваживалась. Не хотела видеть правду, хотела хранить в сердце надежду на выздоровление матери.
С соседями нам повезло – молодые и бездетные муж с женой – Леонид и Клара – были само очарование. Веселые и говорливые, они, казалось, не знали, что такое плохое настроение. Я много времени проводила, гуляя с Кларой по парку. Супруги были настоящими путешественниками, и новая подруга баловала меня рассказами об удивительных городах, в которых они с Леонидом побывали.
– Что-то мы в последнее время стали просто домоседами, – зачастую смеялась Клара и мечтательно добавляла, – нет, нужно срочно куда-нибудь уехать.
«Не надо!» – так и хотелось сказать мне, но я лишь кивала, прикусив язык. Да, без подруги мне станет здесь безумно тоскливо, но кто же в этом виноват?
Этот день все же настал – как-то утром на парковой дорожке я увидела чемоданы. А на них – клетку с птицей. Рядом крутилась оживленная Клара.
– Да-да, мы все же уезжаем! – воскликнула она, заметив меня. – Не знаю, надолго ли… Но Крошу на всякий случай берем с собой.
Кроша! Я заглянула в клетку. В ней сидел попугай – большой, белый, с желтым хохолком и умными круглыми глазами. Он посмотрел на меня изучающе и смешно распушил перья на голове, так, словно у него выросло два треугольных уха.
– Кр-р-р-роше не совр-р-решь, не совр-р-р-решь. Кр-р-р-роша, кр-р-р-рошка, кр-р-руг, кр-р-р-руг!
Говорящий! Я восхитилась чудесной птичкой. Клара, что-то радостно бормоча, побежала обратно в дом. Я осталась с Крошей один на один.
– Загадай желание, – вдруг четко и ясно произнёс попугай, безо всяких птичьих кривляний. – Загадай Кроше правильное желание.
Я еще подумала, что мамина болезнь заразна, раз я стою и верю на слово говорящей птичке. И, твердо убежденная, что ему под силу исполнение любого желания, я загадала «Чтобы мать была здорова».
– Неправильно!
Этот крик белого попугая замкнул мой первый круг, завязал первую петлю.
***
Ветер гнал по небу серые тучи и гнул деревья. Парк был темный и пугающий, а мы – две продрогшие девушки в светлых платьях – стояли бок о бок и не сводили глаз с дороги – скорее бы уже приехали.
– Что же могло их задержать? Ох, лишь бы дождь не начался… – сестра переминалась с ноги на ногу и умоляюще посматривала на меня, словно я могла чем-то помочь.
Я молчала. Парк меня пугал. Почему? Иди себе прямо по дороге и попадешь домой. Но листва на деревьях в этот вечер была особенно темна и…
– А вот и они! – обрадованная сестренка поспешила навстречу матери и братьям. – Что же вы так долго? Мы волновались!
– На нас напали! – мать была взбудоражена больше обычного. – Представляешь, на нас напали разбойники! Ох, скорее, скорее в дом!
Что ж, в дом так в дом. Но по дороге я спросила старшего брата:
– Что за нападение? Что случилось?
– Да не было никакого нападения, – он поморщился, словно от боли. – Все было хорошо, мать ехала спокойно, пока не увидела издалека наш парк. И разволновалась не на шутку. Почему-то придумала этих разбойников. Ну ты же понимаешь все сама…
Да, я понимала. Понимала, что переезд лишь усугубит проблемы со здоровьем нашей матушки.
Три раза в неделю нас посещал господин Реман. Не нас, конечно, мать. Говорили, что он прекрасный врач, специализирующийся на лечении душевных болезней. Поможет ли он матери? Могло ли ей вообще что-то помочь?
– Доктор пришел, дожидается в гостиной, – сестра подошла ко мне, сияя как солнышко.
– Так проводи его к маме, для чего нужна я?
– Ой, нет, проводи сама, пожалуйста. Я стесняюсь… – а сама улыбалась, так, что трудно было поверить, как эта веселая красавица может кого-то стесняться. Ну ладно.
Доктор стоял в гостиной и разглядывал картину на стене. Интересно, сколько ему лет? На вид около 45. Красивый мужчина. Волосы цвета сухой травы, строгие карие глаза, каждый раз одет в белоснежную рубашку и темный жилет. Что ж, понятно, почему сестренка стала его «стесняться».
– Добрый день, господин Реман, я провожу вас к матери.
Мама, как всегда, сидела на своей любимой песчаной насыпи в саду и пересыпала песчинки из одной ладони в другую.
– Матушка, к тебе доктор.
Мать посмотрела на меня отрешенным взглядом. Какие доктора, какие дочери, какой мир? Пока есть песок – все это было для нее неважно.
Я частенько навещала мать, но она, казалось, все реже и реже узнавала меня. Иногда мама начинала «гадать» мне на жизнь и выкладывала из песка круги и петли, а потом сметала их одним коротким движением руки.
Однажды, гуляя по парку, я обнаружила на одной из дорожек клетку с птицей. Она стояла на целой груде чемоданов, что могло означать только одно – наши соседи куда-то уезжают. Я бы тоже хотела уехать, но невозможно бросить здесь мать, и сестру, которая впервые в жизни умудрилась влюбиться, и братьев, которым бы наладить собственную жизнь… но каждый раз на передний план встает больная мама.
– Кроша – умная птица. А ты? – большой белый попугай смотрел на меня через прутья клетки. Странно смотрел, словно ухмыляясь.
– Я – умный человек, – ответила, не веря собственным словам.
– Загадай желание. Загадай правильное желание. Кроша исполнит. Загадай желание. Правильное.
Тут только одно желание может быть правильным. Загадываю. «Пусть у моей семьи все будет хорошо». И вспоминаю. Был первый круг, первая петля…
– Непр-р-р-р-равильное желание!!!