Княгиня поднялась со своего кресла, подошла к Ипполиту и крепко его обняла.
Глава 2. В Английском клубе
Как только рослый швейцар в клубной ливрее распахнул перед Ипполитом стеклянные двери Английского клуба, Калинкин понял, отчего москвичи любят это место. Английский клуб был государством в государстве, городом в городе, словом, это было что-то особенное.
Среди знатных и богатых москвичей Английский клуб пользовался большой любовью. Уже в первой гостиной можно было увидеть списки всех тех, кто желает стать членом клуба и с великой радостью готов платить членские взносы, то есть семьдесят пять рублей в год. Этот список был ужасающе длинным. Сотни самых известных фамилий красовались в нем. Однако у этих несчастных практически не было шанса. Количество членов клуба было строго ограничено. Таким образом, чтобы принять нового человека в клуб, нужно было, чтобы кто-то из старых членов его покинул. Но никто в здравом уме и твердой памяти не бросал клуб.
Здесь было необыкновенно хорошо. Роскошные интерьеры. Вышколенная прислуга. А обеды? А тишина? А карты? Чудесное место.
Ипполит прошел через аванзал, где в мягких диванах и креслах утопали старички. Кто читал газету, кто спал, кто вел тихий разговор с соседом. Следующая комната – портретная, она же детская. Огромный зал с греческими колоннами, поразительной красоты лепнина на потолке, окна полукругом украшены тяжелыми зелеными портьерами. По всему залу стоят ломберные столики.
– Позвольте-с, сюда, – вкрадчивым голосом сказал ливрейный лакей, сопровождавший Ипполита.
Лакей указал на один из столиков. Стол стоял у окна, вокруг него – четыре пузатых стула.
– Вот тут все и случилось, – объяснил лакей. – Господин Сушкин сидели-с тут.
Лакей указал на стул у самого окна.
– Рядом сидел Павел Матвеевич Салтыков. С этой стороны – граф Васильев, с этой – Баранов Николай Яковлевич.
– Значит, за столом было четыре человека? Кто еще был рядом? – спросил Ипполит.
– Никого-с. Только я.
– Где ты стоял?
– Вот тут, у колонны.
– Ты подходил к столу?
– Да, я подавал шампанское князю Салтыкову и графу Васильеву. Еще раз подходил, чтобы поднять карту.
Ипполит подошел к столу, отодвинул стул, на котором две недели назад умер Сушкин, и сел. Он осмотрелся. Два соседних стула стояли довольно тесно. Чтобы коснуться соседа, нужно было лишь вытянуть руку.
– Покажи-ка, братец, с какой стороны ты подходил к столу, – приказал Ипполит лакею.
Лакей сделал вид, что он держит поднос в руке. Он подошел к стулу, что стоял слева от Ипполита.
– Хорошо, – похвалил его Калинкин. – А теперь покажи, где ты поднимал карту.
Лакей подошел к стулу Ипполита и на сей раз сделал вид, что поднимает карту.
– Так-так-так, – задумчиво сказал Ипполит. – Опиши мне, что ты видел, когда подходил к столу.
Лакей задумался. Пока он медлил с ответом, Ипполит внимательно его рассмотрел. Это был высокий молодой мужчина, статный и важный. Клубная ливрея сидела на нем как влитая, все в его образе было аккуратно и ладно. Мягкие кошачьи движения и жесты выдавали в нем обслугу самого высоко уровня. Его звали Иона, он служил в клубе уже четвертый год.
– Когда я подошел с шампанским, князь Салтыков повернулся ко мне и принял бокал. Граф Васильев сдавал карты, поэтому я поставил его бокал на стол. Господин Сушкин ничего не делал, он внимательно смотрел на то, как граф сдает карты.
– А Баранов?
– Не припомню, – признался лакей. – Да вы его сами можете спросить. Ведь он сегодня здесь.
– Вот как? – удивился Ипполит. – Это очень кстати. А Васильев?
– Тут. Да вот же он, – лакей глазами указал в сторону соседнего стола.
Действительно за соседним столом сидели несколько человек, один из них уже давно бросил играть в карты и смотрел в сторону Ипполита.
– Есть ли у вас укромное место, где бы я мог переговорить с графом Васильевым? – спросил Ипполит.
– Непременно есть. Я провожу вас в читальню.
В полутемной читальне было тихо, сюда не проникал ни единый звук, только тикали старинные английский часы.
Ипполит и граф Васильев разместились в глубоких креслах возле занавешенного окна. Граф закинул ногу на ногу, положил холеную руку на подлокотник и слегка наклонился вперед. Ипполит почувствовал тончайший запах одеколона.
Граф был одет с большим изяществом. Все, что должно было быть белоснежным, было белоснежным. Все, что должно было сидеть с иголочки – сидело с иголочки. Он относился к тем людям, что уделяют своему внешнему виду столько времени и сил, что ни на что другое их уже не хватает. На вид графу Васильеву было чуть меньше пятидесяти. Он был сдержан, надменен и чем-то глубоко недоволен. Зеленый свет абажура падал на его восковое лицо, отчего то казалось злым.
Разговор долго не клеился, граф отвечал сухо и односложно. Наконец речь зашла о Баранове и граф оживился. В глазах появились огоньки, а в углу рта – морщинка.
– В клубе все знают Баранова. Да как его не знать! Вы его видели? Нет. Вам нужно с ним познакомиться. Это что-то с чем-то, уверяю вас. Говорят, он проел уже три поместья. Водку Баранов пьет только кружками. И что удивительно, не пьянеет. А знаете, сколько он ест? Я сам видел, как он однажды за обедом съел пять тарелок ухи и потребовал шестую. Заметьте, это была лишь первая перемена блюд. А как он смеется? Того и гляди стекла из окон вылетят. И вот этот человек сел с нами играть в карты. А вы спрашиваете, заметил ли я что-нибудь? Что я мог заметить, когда рядом со мной сидел Баранов.
– Хорошо ли вы знали покойного Сушкина? – спросил Ипполит, улучив момент, когда граф Васильев остановился.
– Что? Ах, нет. Я его совсем не знал. Он, знаете ли, из купцов. Теперь всякого в клуб берут.
– А Салтыков и Баранов приятельствовали с Сушкиным?
Васильев погладил свои гладко выбритые щеки. Он помолчал с минуту и тихо заговорил.
– Я слышал, что Баранов недавно проиграл в клубе большую сумму денег. А у нас такие правила, проиграл – отдай. В долг у нас не принято, за это можно на черную доску попасть.
– На черную доску? – переспросил Ипполит.
– Да, выгонят из клуба и уж больше сюда не пустят. Так вот денег у Баранова с собой не было, и Сушкин дал ему эту сумму под проценты по старой привычке. Но никто не знает, какие там проценты.
– Пока вы играли в вист, никто из вас не отлучался?
– Никто не вставал, – граф Васильев задумался. – Да, был еще один случай. Сушкин хотел достать табакерку, полез в карман, а ее там не было. Начал хлопать себя по бокам, оглядываться. Табакерка нашлась в другом кармане – левом. Сушкин удивился сам себе, сказал, что никогда не кладет ее в левый карман. Так вот, он достал табакерку и положил ее на стол, как раз с той стороны, где сидел Салтыков.
– Кто-нибудь подходил к Сушкину, пока вы играли в карты?
– Один раз подошел лакей, поднял карту, что уронил Сушкин. Но все это было секундное дело.
Сразу после Васильева лакей привел в читальню к Ипполиту того самого Баранова. И в самом деле, еще задолго до того, как он вошел в комнату, Калинкин услышал его громкий смех. Баранов вошел в комнату один, но было ощущение, что ввалилась целая компания. Он покряхтывал, посапывал и громко шлепал по паркету. Наконец, толстяк упал в кресло, отдышался и заговорил:
– Что ж вы, батюшка, сразу меня не позвали? Зачем этого жиденького позвали? Он наверняка про меня наговорил всякого. Так я вам вот что скажу – врет он все!