Шпаргалка. Рассказы, которые помогут решить жизненные задачки

Но я её обняла и говорю: «Милая, зачем ты берёшь себе то, что точно не твоё? Это ведь совсем не про тебя. Ты не дочитала! Дальше смотри там как интересно написано: „Этот оберег – ОБЕРЕГ, слышишь?! – помогает избавиться от мук необоснованной ревности, охраняет своего владельца от опасностей, помогает отличить истинные потребности от навязанных“. Вот это забирай себе! Вот что подходит тебе!»

То, что мы выбираем, и то, что не выбираем, характеризует нас очень ярко. Забирайте себе то, что реально ваше, и смело отказывайтесь от чужих кусочков пазла…

Иногда даже табуретка знает о нас больше, чем мы сами.

Мятое платье

– А она пишет: «У вас платье мятое. С вами всё ясно, вы зрителей не уважаете», – всхлипываю я.

Я пришла на урок по публичным выступлениям и речевому портрету, а вместо занятия сижу и жалуюсь тренеру Саше.

Рассказываю, что, как бы я ни старалась, ни накачивала своё мастерство и самодостаточность, как бы ни работала со своей самооценкой, сколько бы раз удачно ни выступила, всё равно расстраиваюсь жутко, когда читаю редкие негативные отзывы. Будто не выдерживаю их.

Вот вчера был большой сольный концерт. Несколько сотен человек пришли на него и ушли в восторге. И написали сотни восторженных комментариев.

И я их читала и улыбалась. А потом врезалась в это вот «мятое платье». И весь вечер в нём хожу. Те сотни восторженных отзывов сразу будто поблекли, а этот, один, остался. Вонзился занозой и торчит.

И я хожу и гундосю в себя: «Я гладила! За 15 минут до выхода на сцену я гладила это платье! Клянусь. Это ткань такая».

Почему я так вовлекаюсь в это? Я же знаю правду. Что гладила и что выглядела отлично.

Зачем мне бежать за человеком и навьючивать на него своё, не нужное ему мнение?

Эта девушка, автор комментария, она же совсем не про платье. Тут что-то другое. Что-то про её личную боль.

Может, она любит всё идеальное, а тут – я, вся такая неидеальная. Может, она швея, и это что-то профессиональное. Может, я сказала со сцены что-то, что её ранило, триггернуло. Да мало ли может быть причин… Но у этого комментария точно нет задачи меня усилить, сделать лучше, иначе он бы был написан в личку, на ушко: «Оля, не надевай больше это платье, а то оно мнётся и выглядит не совсем опрятно…»

Это комментарий – ужасно неприятный. Как будто в меня кашлянули. С одной стороны, человек болеет, он же не виноват. С другой… Ну и я не виновата.

ПОЧЕМУ ЛЮДИ СМОРКАЮТСЯ И КАШЛЯЮТ СВОИМ МНЕНИЕМ В ДРУГИХ, А НЕ ЛЕЧАТ НАСМОРК И КАШЕЛЬ?

Подслушала тут прикольную фразу: «Ценное у тебя мнение? Да? Так продай его! Никто не покупает? М-м. Может, не такое оно и ценное тогда?»

Я злюсь и демонизирую эту женщину, которая написала комментарий. Если она плохая, то я сразу хорошая. На её фоне. Но это странная тактика – очернять кого-то, чтобы самой стать лучше. Стань лучше просто по совокупности совершённого добра, а не на фоне чужих недостатков, Оля…

– Как не слушать их, Саш? – вздыхая, задумчиво спрашиваю я у тренера. – Этих шпионок за мятыми платьями, а?..

Саша нравится мне и как актриса, и как человек. Она рентген человеческих душ. Раскусила меня с первого занятия – мои страхи, сомнения, неуверенности, – вложила в меня много пользы и света, научила быть на сцене естественной. Это то, к чему я стремлюсь, – к естественности.

– Знаешь, – сказала Саша, – я когда в театральном училась, у нас практика была. Самая сильная практика в моей жизни. Я работала добрым клоуном в больнице. В детской больнице, Оль. Там, где дети болеют долго и не всегда выздоравливают. Там, где растерянные родители и сосредоточенные врачи и где тебя диагноз заставляет резко повзрослеть.

Так вот нас, будущих клоунов, там сначала инструктировали. Говорили: «Вы можете быть самым лучшим клоуном в мире, весёлым, добрым, игривым и смешным, но какой-нибудь ребёнок всё равно возьмёт и прогонит вас, зашипит, пошлёт, захлопнет дверь. Проживите это без драм. Дело не в вас. Вы хороший клоун. Но если ребёнок вас послал, значит, вы нужны были ему именно для этого. Для того, чтобы послать. Он не может послать маму. Он не может послать врача. Медсестру, повара и уборщицу – он не может послать». А ему больно, понимаешь? Ему плохо. У него отобрали детство, и никто ему это детство не вернёт… И он, маленький и уязвимый, один борется против всей жизненной несправедливости. Ну, конечно, ему невозможно сложно. И ему нужно иметь выход для этой своей злости на весь мир. А тут ты. Добрый клоун. Приве-ет. И шарик дуешь. И нос у тебя красный. И улыбка до ушей.

ИНОГДА ТЫ НУЖЕН, ЧТОБЫ ТЕБЯ ВЫГНАЛИ. ЭТО НА САМОМ ДЕЛЕ ОЧЕНЬ МНОГО, ОЧЕНЬ НУЖНО И ПОЛЕЗНО.

Ты же забрал с собой пригоршню его злости, щепотку его боли, краюшку его бессилия.

И в этой точке ты, главное, помни: ты хороший клоун…

Я реву. Такие слёзы хорошие, освобождающие. Спасибо, Саша. Я всё поняла. Что люди кусаются за мятое-немятое платье, потому что им больно. Что иногда я нужна, чтобы выпроводить изнутри это чужое «больно».

И что я… в любом платье я хороший клоун.

Где я

Когда я только начала ездить с гастролями, залы собирались совсем маленькие. Мы с организатором на всём экономили, чтобы выйти в рентабельность.

Перелёт брали ночной – он дешевле, гостиницу – самую бюджетную.

В целом время это я вспоминаю с трепетом и нежностью. Не было у меня какого-то надрыва по этому поводу: я человек, привыкший к бедности, мне было совсем не сложно. Хотя, конечно, я мечтала о пятизвёздочных отелях, но понимала: до них ещё надо дорасти.

Помню, как однажды мне сняли квартиру посуточно и квартира эта была вся в купидончиках, плюшевых подушечках в форме сердечка и красных свечечках.

Ночью в той квартире я лежала на кровати прямо в одежде и не могла заснуть. Думала о том, что чаще всего тут бывают парочки и занимаются они своими шалостями прямо на этой кровати. Я перелегла на диван, но это не спасло. Моя фантазия и диван впихнула в шалости.

Заснуть я смогла только после полуночи, утомлённая тревожной мнительностью.

В три часа ночи в дверь постучали, и пьяный голос прокричал: «Открывай! Я знаю, что ты здесь!»

Я замерла. Мне было очень страшно. Я понимала, что тот, кто за дверью, с кем-то меня путает, но орать из-за двери: «Это не я!» – значит выдать себя с потрохами. Я напрягалась от того, что это не гостиница, тут нет ресепшена, а была бы гостиница, было бы безопаснее: я бы позвонила администратору и сказала, что мне выламывают дверь, и меня бы спасли.

А так… «ОТКРЫВАЙ, Я СКАЗАЛ!»

В тот раз всё обошлось: кто-то из соседней квартиры наорал на дебошира, и он ретировался. Но утром сонная я заявила организатору: «Теперь только гостиницы».

Но и гостиницы не стали решением проблемы. Например, однажды организатор сказал:

– Гостиница скромная, зато рядом с залом.

Я кивнула, но, когда вошла в эту гостиницу, поняла, что слово «скромная» – это комплимент для неё.

Номер был грязный, вонял сигаретами, покрывало на кровати – прожжённое, в душе – волосы в сливе, постельное бельё – серое, в пятнах, не предполагающих, что это узор. Это скорее «не смогли отстирать».

Я позвонила на ресепшен и сказала, что в моём номере не было уборки. Я правда думала, что её не было. Но спустя минуту ко мне ворвалась разъярённая уборщица:

– Как не было? Почему не было? Что вам не так?

Я растерялась. Проще всего было сказать, что мне так. Ничего.

– Ну, душ грязный, – пробормотала я, это из самого заметного.

– Душ грязный? – Уборщица вбежала в ванную, включила душ и смыла волосы, застрявшие в сливе. – Всё?

Она спросила это с выражением: «Сама, что ли, не могла?»

Уборщица ушла. Я села на краешек дивана. Мне было жутко дискомфортно. Я поняла, что гостиница для меня – это не просто место, где можно помыться и поспать. Это место, где я должна наполниться и отдохнуть, а для этого мне нужен комфорт, чистота и красота.

И если за это нужно дорого платить, я буду. Потому что иначе всё теряет смысл.