Дети зимы

– Кстати, дом не настолько тебе и не знаком, как кажется. Первыми гостями в этом доме, после моего вступления в наследство, а я, нужно сказать, не жил здесь ни одного дня, так что даже первыми обитателями были твои родители и ты вместе с ними. Фотография, которую я тебе показал, сделана во дворе этого дома. Но ты, наверное, была слишком маленькой и ничего не помнишь.

– Не помню…– Ася беспомощно посмотрела на спешащего Филиппа.

– Скажите, Филипп, вы едете в Грецию…Вы надеетесь, что все это недоразумение, что на самом деле ничего не произошло?

– Нет, Ася.– Филипп посмотрел ей прямо в глаза. И этот сухой холодный взгляд сказал больше, чем последующие его слова.– Я звонил твоему отцу на специальную линию, и он мне не ответил.

Мужчина снова заговорил официально.

– Я еду на Крит, чтобы осмотреться на местности и узнать детали того, что произошло. Держись, ты сильная девушка. Я позвоню тебе, как только проясниться хоть что-нибудь. Посмотри, как работает дверной замок изнутри. Да, вот это тревожная кнопка. Если сюда нажать, приедут ребята из вневедомственной охраны. Есть еще одна, под крышкой стола на кухне. Ну, это так, на всякий случай. Все, до встречи. Замкнись за мной.

И он вышел, плотно прикрыв дверь. Ася осталась совсем одна. В чужом доме. В незнакомом ей городе. В огромном мире, где кто- то желал ей смерти.

Глава 2

Вернувшись в кухню, Ася вылила свой остывший чай, вымыла чашки, убрала продукты в холодильник, попутно отметив про себя с равнодушием, что кроме сухой колбасы, полбатона черного хлеба, банки балтийских шпрот и персикого компота там ничего нет, и поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.

Дом был очень небольшим, напоминал теремок. Внизу располагались кухня, ванная и туалет. Двери трех комнат выходили в небольшой холл, весь уставленный живыми цветами, сквозь которые с трудом просматривалось старое советских времен трюмо с большим мутноватым зеркалом. На втором этаже было две комнаты. Одна выполняла функции гостиной, на что указывали традиционный мягкий уголок и новый телевизор с жидкокристаллическим экраном, который, казалось, занимал все свободное от мебели пространство. Вторая небольшая светлая комната с окном во всю стену Асе сразу понравилась. По-видимому, это была спальня, поскольку именно здесь располагалась широкая кровать, накрытая вязаным клетчатым пледом.

Ася неожиданно для себя поняла, как безумно хочет спать. Настолько, что сопротивляться этому желанию, нет никаких физических сил. Мелькнувшая мысль о горячем душе, который стоило бы принять после дороги, показалась просто ужасной, потому как означала необходимость спуска вниз, а Ася всерьез опасалась, что заснет прямо в ванной комнате или даже на лестнице. Девушка заползла под теплый плед, свернулась калачиком, и с облегчением закрыла глаза, сразу погрузившись в тяжелый сон. В последний миг она успела подумать, как в детстве: «На новом месте приснись жених невесте».

Почему-то люди, оказавшись в трудной ситуации, с которой они не в силах справиться, начинают мысленно избегать ее. Будто бы включается внутреннее автоуправление, спасающее разум от перегрева и направляющее мысли в другую сторону.

Ася всегда возвращалась в свое счастливое детство. Она выросла в семье военного, и не привыкла подолгу жить на одном месте. Частые переезды ребенком воспринимались как праздник, который дарил новые знакомства, множество друзей в разных концах страны и массу впечатлений. Она любила наблюдать, как мама обустраивает новое жилье, как чужие комнаты, наполняясь привычными вещами, становятся родным домом.

Укладывая дочку спать в новую постель, мама всегда рассказывала сказку, целовала ее и обещала, что именно в эту первую ночь ей обязательно приснится принц, и, засыпая, Ася произносила про себя как заклинание :«На новом месте приснись жених невесте».

Это была их с мамой маленькая тайна, потому что строгий папа не одобрял подобных глупостей. Утром, проснувшись, Ася в первую очередь спешила рассказать маме придуманный сон о прекрасном незнакомце, который катал ее на белом коне, показывал ей море и горы. Иногда полет фантазии шел еще дальше, и принц отправлялся с ней на дно морское или поднимался в поднебесье. Мама всегда внимательно слушала ее, поощряя детские сказки. А на самом деле ей, действительно, не снился никто из знакомых мальчишек, поэтому она и прибывала в уверенности, что ее суженый-принц из сказочного далека.

На этот раз ее сны были наполнены какой-то неясной путаницей, где сквозь густую тяжелую темноту проступала бесконечная дорога, а прямо перед глазами Аси все время маячил затылок Филиппа. Проснулась она с тупой головной болью и осознанием того, что человек, привезший ее в этот дом, был прав, и с родными произошла непоправимая беда.

Ася не хотела выползать из-под пледа, наоборот, она укрылась с головой и лежала не шевелясь. Можно было бы спуститься вниз и включить телевизор, еще раз найти на каком-нибудь канале новости, но ей было страшно.

До тех пор пока оставалась надежда, что ее ночной визитер не прав, что это все глупое недоразумение и что вот-вот раздастся телефонный звонок и чей-нибудь незнакомый голос сообщит, что все сказанное раньше Филиппом нелепое недоразумение, было легче жить. Оставалась хотя бы призрачная надежда.

Но когда сегодня утром равнодушный голос диктора , который, не отрываясь от монитора перед собой , поведал стране о том, что при взрыве на яхте в Греции пострадала российская семья предпринимателя Кирилла Быстрова , отдыхавшая там по приглашению, стало понятно, что трагедия реально произошла, и ее близкие погибли.

Ася лежала не шевелясь. Вокруг стояла оглушающая тишина. Она была одна в этом доме. Но еще страшнее было от того, что она осталась одна в целом мире.

Эта мысль привела Асю в чувство. Нельзя поддаваться отчаянию. Об этом ей постоянно говорил отец после смерти мамы. «Мы обязаны жить дальше, котенок. Ради того, чтобы память о маме жила в нас». Ася будто услышала мягкий голос своего любимого папочки. «Ведь ничего еще не ясно. Их никто не видел мертвыми. Нужно надеяться и верить, даже если весь мир будет доказывать очевидное, я никогда не поверю в то, что папа оставил меня одну»,– Ася сбросила с себя душную темноту пледа и встала с кровати.

Ей показалось, что она увидела одобрительный прищур отцовских глаз и услышала его голос: «Молодец, дочка!»

Девушка спустилась на первый этаж, ориентируясь в темноте на ощупь и рискуя сломать себе шею на крутой лестнице. За окнами было совсем темно, но Ася всегда хорошо чувствовала время и без часов. Она определила, что уже около восьми вечера. Стоило ей включить на кухне свет, как стало понятно, что она не ошиблась.

Что-то привлекло ее внимание на столе возле забытой сахарницы. Подойдя ближе, Ася увидела четыре пятитысячные бумажки, аккуратно прижатые спичечным коробком. Было странно, что она не заметила их днем.

Видимо, настолько погрузилась в свои горестные мысли, что не видела ничего вокруг.

Деньги были кстати, поскольку у нее не было с собой никаких вещей. Она, конечно вместе с документами забрала ту небольшую сумму, что была у нее в кошельке, но на покупку белья и питания этого могло бы не хватить. Банковскую карточку Ася с собой в лагерь не взяла, считая, что Танаис рядом с Ростовом, всегда можно быстро добраться, а на побережье в степи шопинг совершать негде.

Было неприятно брать деньги у чужого человека, однако девушка решила, что по приезду домой рассчитается с незнакомцем.

Для начала Ася отправилась в душ. Выйдя оттуда, она отметила про себя, что нужно будет купить еще и шампунь, и гель-душ, и мыло. Хотя все это и было в наличии, более того все было новое, а зубная щетка вообще в упаковке, рассчитаны моющие средства были явно на мужчину с ярко выраженными мужскими запахами. Пахло приятно, но необычно и непривычно.

В душе нашелся фен и даже пенка для волос, что девушку удивило, поскольку не вязалось со всем остальным. Представить, как хозяин дома сушит короткий ежик своих жестких волос, не получалось, а зачем ему могла понадобиться пенка для укладки и вовсе было сложно понять.

Ася, недолго думая, предположила, что в доме Филипп появлялся с женщиной. В конце концов, город курортный и располагает к отдыху и развлечениям. Отчего-то мысль эта показалась ей неприятной, и она решила на данную тему больше не размышлять.

Пришла пора собираться в магазин, ибо время для небольшого, пусть и курортного, города было уже достаточно позднее, и нужно было найти приличное место, где можно запастись продуктами.

Магазин нашелся совсем недалеко. Но еще до того, как Ася удивлялась провинциальному изобилию, не уступающему столичным супермаркетам, ее воображение поразил Никольский собор, который буквально парил в воздухе прямо напротив дома, где она нашла приют.

Любуясь золотыми куполами, Ася чувствовала, как вера в чудо становится прочнее, а радоваться жизни хочется несмотря ни на что.

Настроение несколько улучшилось, и девушка бодро пробежалась по центру города, нашла круглосуточный магазин, в котором купила все необходимое и поспешила к дому.

Здесь, разложив покупки, Ася, невзирая на позднее время, затеяла уборку. Ей хотелось обжить пространство, где предстояло провести два дня.

Для начала она протерла полы, вымыла плиту и холодильник. Вслед за кухней пришла очередь спальни. В этой комнате было изначально чисто, как, впрочем, и на кухне, но Ася упорно вытирала пыль, переставляла вокруг письменного стола, где сиротливо лежал ноутбук последней модели, стулья, которых было почему-то целых три. Наконец, она устала.

Присев на краешек постели, Ася окинула взором комнату. В ней мало что изменилось, вряд ли стало чище, но теперь она ощущалась своей. Что-то все-таки стало иным. Возможно, энергетика, о которой любила порассуждать Аннушка. Вспомнив о мачехе, Ася расстроилась. Мысли снова вернулись к трагедии с родителями, а она пыталась об этом не думать.

Ася резко встала на ноги, тряхнула распущенными волосами(это движение головой отчего-то всегда прибавляло ей уверенности), и начала переставлять книги на полке, висевшей над столом. Книг было немного, в основном детективы. Внимание Аси привлекла кожаная черная папка, аккуратно лежавшая сверху на книгах.

Ася села за стол и открыла папку, звонко щелкнувшую кнопкой. О том, что читать нечто чужое неприлично, мыслей даже не возникло. Наконец, хоть что-то заинтересовало девушку по-настоящему.

Сверху лежало несколько фотографий. От удивления девушка ахнула. Руки у Аси задрожали, а на глаза набежали слезы. Этим снимкам было не меньше пятнадцати лет.

На первой фотографии маленькая девочка кормила пушистую белку, вытянув вперед тоненькую ручонку с орешками на ладошке. Подобная фотография хранилась в семейном альбоме Быстровых. В школьные годы Ася часто разглядывала ее, стараясь поближе рассмотреть белку.

На других снимках они были сняты всей семьей в разных местах Кисловодска. Вот папа и мама держат ее за руки на небольшом мостике через маленькую речушку, протекающую в парке. А вот мама с дочкой прячутся под широкими еловыми ветками все в том же парке, а папа снимает их. На одном из снимков папа держит ее на плечах, а позади него угадывается знаменитый курортный бульвар, по которому Ася только что пробежалась в поисках магазина.

Ася почувствовала, как слезы текут у нее по лицу, оставляя мокрые следы на ее щеках. Она постаралась взять себя в руки.

Те далекие счастливые дни в Кисловодске, как ни странно, девушка почти не помнила. В памяти всплывал лишь неприятный железистый вкус воды, которой поили ее по нескольку раз в день. Еще вспоминались бесконечные парковые дорожки. По ним они гуляли всей семьей долгими летними днями. Вот, пожалуй, и все.

Пока была жива мама, а папа служил, они много ездили по стране. Мама не могла сидеть на месте. Ей постоянно нужна была смена обстановки. Она любила новые города, новых людей. Дорога ее не утомляла. Поэтому у маленькой Аси все семейные путешествия перемешались в памяти и воспринимались одним большим ярким клубком впечатлений.

Ася отложила фотографии в сторону и потянулась к обычной школьной тетрадке в обыкновенной зеленой обложке.

С некоторой опаской она открыла тетрадь, исписанную мелким маминым почерком. То, что в папке лежали мамины бумаги, Ася уже поняла. Неясным оставалось, как все это оказалось в чужом доме, где бережно хранилось столько лет. Хотя ведь Филипп, кажется, говорил о том, что ее родители провели в его доме отпуск, о котором и свидетельствовали старые фотографии. Почему же мама не забрала папку с собой? Это было на нее не похоже. Мама была очень аккуратным человеком, у нее каждая вещь знала свое место. Оставить снимки, которые она собирала и хранила, рассортировав по альбомам соответственно датам и событиям, мама просто не могла. Про записи и говорить не приходится. Что-то не так было с этой папкой.

Содержание тетради Асю пугало, но любопытство взяло верх. Понимая, что перед ней мамин дневник, девушка все-таки начала читать.

«5 августа.

Этого не может быть! Я не смогу жить с таким чувством вины. У меня всегда перед глазами будет стоять перекошенное лицо матери Вадима. Ее слова снятся мне каждую ночь: «Будь ты проклята, Катерина! Это ты сломала жизнь моему мальчику. Из-за тебя он погиб! Ты бросила его. Он любил тебя, а ты предала его, уехала с этим военным. Не будет у тебя счастья! Ни у тебя, ни у твоих детей. Будь ты проклята!» Самое страшное, что она права. Вадим из-за меня написал заявление в Афганистан. Он, действительно, любил меня больше жизни, и я знала об этом всегда, с первого класса. Он нравился мне, я ведь даже думала, что тоже люблю его. Пока не встретила Кирилла. Посмотрев в его глаза, я сразу поняла, что любовь-это совсем другое. Любовь не может быть спокойной и ровной, как наш Дон жарким летом, любовь-это горная река, шумная и обжигающая. Я забыла тогда обо всем на свете. И о том, как мы планировали нашу жизнь с Вадиком, и о его теплых поцелуях. Кирилл целовался совсем иначе. Неистово. У меня даже сердце останавливалось и в глазах темнело. А самое главное, что так происходит до сих пор. У нас четырехлетняя дочь, а я с ума схожу от поцелуев моего мужа. Наверное, если бы я не встретила Кирилла, я бы вышла замуж за Вадима, и мы бы жили вполне счастливо. Но вышло все по-другому».