Боль для выживания

Ева безмолвно шла по широкой потрескавшейся дороге, отставая от брата на несколько шагов. Она осторожно обходила заброшенные автомобили, что стояли в длинной пробке, и смотрела по сторонам. Она рассматривала дома, расположившиеся по обе стороны, читала надписи на вывесках. Несмотря на то, что ей было всего лишь шесть лет, она уже знала все буквы алфавита – ее научил отец. Когда-то… Ее взгляд упал на высокое светло-коричневое здание. Данил прошел мимо этого безумно красивого строения. Но Ева остановилась напротив входа и, не сходя с дороги, подняла голову вверх: яркий солнечный свет, который отражался от бесконечных окон, ослепил ее, она прищурилась. В самом верху она увидела на фасаде здания изображение серпа и молота.

Она никогда не видела столь высокого и красивого здания. Девочка посмотрела на уходящего брата и, убедившись, что тот ничего не видит, переступила низкий бордюр и побежала к высоким дверям через небольшую парковку. Возле одной из дверей на стене она заметила грязную табличку, над которой висел флаг России – Ева подошла поближе и сняла рукой толстый слой пыли с золотой таблицы.

– Минис-терст-во иностр-ан-ных… – по слогам читала она, но ее отвлек раздраженный голос брата.

– Ева, твою мать! Быстро иди сюда!

Девочка обернулась. Даня быстрым шагом, чуть ли не бегом, направился в ее сторону: он был очень злым. Заметив его разъяренный взгляд, Ева испугалась и робко шагнула ему навстречу. Мальчик схватил ее за руку и сжал ладонь так крепко, что Ева вскрикнула от боли, но он даже не соизволил расслабить хватку и продолжал тянуть ее к дороге.

– Что ты делаешь! – разревелась девочка.

Данил отпустил сестру и направился дальше, обходя стороной машины, которые стояли на его пути.

Ева осмотрела свою руку красного цвета и, морщась от боли, последовала за братом, который не обращал внимания на ее слезы и шмыганье носом – он шел, как прежде, впереди нее и осматривал военную технику, что находилась почти на каждом углу. Он пинал пустые гильзы ногами, которые звонко разлетались в стороны, сверкая золотом в солнечном свете. Иногда он подходил к машинам и пинал их по колесам непонятно зачем. Ева останавливалась в те моменты, когда он это делал, потому что делал он это в гневе. Он был очень нервным и сердитым, Ева боялась его, она боялась, что он может ударить ее или еще хуже – избить. Даня никогда не поднимал на сестру руку, максимум, что он мог сделать – это замахнуться, но Ева видела его поведение и догадывалась, что он находится на грани срыва, поэтому она не знала, какой сюрприз может преподнести ей брат в столь неадекватном состоянии.

Прекратив возмещать злость на колесах машины, Даня сел на капот и, достав из пачки сигарету, закурил. Он медленно выдыхал белый дым изо рта и смотрел в одну точку – куда-то на одно из окон напротив расположившегося дома.

Ева робко приблизилась и облокотилась плечом о переднюю дверь автомобиля, на капоте которого сидел Даня.

– Когда мы пойдем назад? – нерешительно промолвила она в полголоса.

– Куда? – ответил мальчик, не обращая на нее внимания.

Ева сделала небольшую паузу, а затем сказала:

– К папе…

– Он мертв, – без колебаний, спокойным голосом ответил он.

– Ты врешь! – возразила она, и в тот же момент в ее горле появился ком.

– Нет, не вру…

– Врешь! – вскрикнула она, ударив его по ноге. – Ты все врешь!

– Он умер! – не выдержав, прокричал он во все горло и спрыгнул с капота.

– Нет… – сквозь слезы промолвила она.

Большой ком в горле не давал вздохнуть ей полной грудью, ее глаза стали бегать по сторонам. Ева начала реветь, как никогда в жизни. Она не могла поверить в слова брата, не хотела верить в горькую правду. Она очень любила отца, больше Дани, больше жизни: он всегда был к ней добр и справедлив, в отличие от брата, который постоянно колол ее словами и убивал в ней душу ребенка. Ева переступала с ноги на ногу и смотрела по сторонам в поисках какого-нибудь места, где можно спрятаться, куда можно уйти. Она не могла смириться с тем, что никогда больше не взглянет папе в глаза, не услышит его голос, не обнимет его, не поцелует, у нее даже не было его фотографии, не было ни единой его вещи, которая служила бы памятью о нем, к которой можно было бы притронуться и ощутить его запах. Слезы текли по ее щекам и падали вниз толстыми каплями, ударяясь о пыльный асфальт.

В тот момент она почувствовала одиночество, присутствие брата ничего не значило, она ощущала себя каплей в бесконечном море и знала, что никому не нужна, даже Дане, который открыто намекал ей на это.

– Ты удивлена в его смерти? – снова начал мальчик.

Ева взглянула на него потерянными глазами, но ничего не ответила.

– Ответь мне! – швырнув сигарету в сторону, продолжил он.

– Ч-т-о? – с запинками прошептала она, вытирая бесконечные потоки слез со своих щек.

– Вот что может произойти, оказывается, из-за твоей тупости! Ты суешь свой нос, куда не нужно, не смотришь под ноги, не слушаешься, а потом плачешь!

– Что ты говоришь?

– Что слышишь! – вскрикнул он в ярости. – Из-за тебя он погиб!

– Нет! – громче разревелась она.

– Ведь это ты привела за собой Немого! Ты! Ты захотела помочь той женщине, а она потом выдала нас!

Ева упала на колени и закрыла лицо руками, слушая очередные обвинения брата.

– Из-за тебя нас чуть не убили каннибалы! Из-за тебя меня чуть не разорвал охотник! Если бы ты не колебалась тогда на станции, Вика была бы жива!

– Зачем ты так говоришь?!

– Потому что все вокруг тебя дохнут как мухи! – прокричал он. – Там, где ты появляешься, умирают люди! Все умирают, кроме тебя… я, очевидно, буду следующим… – прошептал он и достал сигарету.

По щеке мальчика пробежала одинокая слеза, но он быстро вытер ее и, взглянув на плачущую сестру, глубоко вздохнул.

– Пошли! – сказал он.

Даня подпалил сигарету и направился дальше по дороге. Он шел вперед широкими шагами и ни разу не обернулся к сестре.

Ева сидела на том же месте и перестала реветь. Вскоре она вытерла слезы со своих щек и направила взор на уходящего брата. Девочка поднялась на ноги и, шмыгая носом, пошла по дороге, но не за братом, а от брата, в другую сторону. В ее голове не было никаких мыслей: она не думала об отце, о Дане, об опасности, которая поджидала за каждым углом, она просто хотела уйти куда-нибудь далеко. В своем сердце она почувствовала необъяснимую легкость, это была пустота, которая стерла все, что было. Боль. Страх. Любовь. Надежду. В ее глазах мир не был прежним, красочным, каким она его видела раньше, он окрасился в серый пепельный цвет – теперь она видела этот мир глазами брата.

Через полсотни метров Ева остановилась и, подняв глаза вверх, взглянула на синее небо.

– Я хочу к тебе, пап… – прошептала она. – Забери меня, пожалуйста… – ее глаза снова наполнились слезами.

Вытерев слезы, она пошла дальше, но через несколько шагов остановилась и обернулась. От увиденного по ее щекам снова потекли слезы: она увидела Даню, который стоял вдалеке в теплых лучах солнца и ждал ее. Он смотрел в ее сторону и тер руками свои глаза: он плакал не из-за отца, не из-за друзей и родных, которых когда-то потерял – он плакал из-за тех слов, которыми ранил сестру. Даня жалел о сказанном, но иначе он не мог, он не мог контролировать свой язык в приступах гнева.

Они долго смотрели друг на друга в тишине. Вскоре Ева не выдержала и рванула с места в сторону брата. Она бежала изо всех ног, словно впервые увидела его после долгой разлуки. Даня также быстрыми шагами направился в ее сторону: он крепко обнял девочку и упал на колени.

– Прости меня, ладно… – пробормотал он, уткнувшись носом в ее волосы.

– Ладно, – сквозь слезы прошептала Ева.

– Ты не виновата ни в чем, не смей слушать меня, дурака!

Ева взглянула в его наполненные слезами глаза.

– Я помогу тебе нести боль… – промолвила она, вытирая слезы с его щек.

– Что?

Но Ева промолчала.