Оценить:
 Рейтинг: 0

Назови меня по имени

Год написания книги
2022
Теги
1 2 3 4 5 ... 14 >>
На страницу:
1 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Назови меня по имени
Ольга Аникина

Это история о том, что должно случиться, чтобы послушная и тихая девочка выросла в натуру страстную и бунтарскую, способную ради обретения чувства внутренней справедливости и сохранения собственного «я» разорвать даже самые крепкие семейные связи, уехать в другой город и начать новую жизнь.

История о трудностях, с которыми сталкивается одарённый ученик, попавший в обычный школьный коллектив.

Повествование о зависти, противостоянии, внутренней силе и о том, почему тонкий, умный и свободолюбивый человек, всю жизнь старавшийся поступать по совести, начинает нарушать собственные правила и становится жертвой абьюза.

Ольга Аникина – поэт, прозаик, переводчик, эссеист. Кандидат медицинских наук, работает врачом с 1999 года по сегодняшний день. Дипломант (2015) и лауреат (2022) премии им. Н. В. Гоголя в номинации «Вий». Лауреат (2021) Волошинского конкурса.

Ольга Аникина

Назови меня по имени

© О. Аникина, текст, 2022

© ООО «Литературная матрица», 2022

© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2022

© А. Веселов, обложка, 2022

* * *

Часть I

Глава 1

Новый год Маша любила больше, чем остальные праздники, – за его неоспоримость и настоящесть. За то, что им нельзя пренебречь, его нельзя отменить, несмотря ни на какое безденежье, ни на какую усталость. За то, что Новый год похож на кусок пирога, который положен тебе просто потому, что ты живёшь на свете.

Канун Нового две тысячи девятого года был точкой, которая завершала одно повествование и начинала другое – каждый раз снова с середины. Мария Александровна Иртышова, учительница русского языка и литературы в одной из московских школ, однажды дала девятиклассникам задание: написать свой год как небольшую историю без начала и конца, объём работы не более трёх-четырёх страниц. Как раз тогда дети по программе изучали Чехова.

Около семи вечера Маша приехала домой в Королёв. Утром в городе прошёл небольшой снег, он осел на крышах, ветвях деревьев, козырьках подъездов и автобусных остановок, а под вечер превратился в тонкую, плотную корку.

Пока Маша доставала из багажника пакеты с покупками, её пальцы задеревенели от холода. Она легкомысленно ходила без перчаток, потому что в последний рабочий день попросту забыла их – тёплые, почти новые, тёмно-черешневого цвета! – на полочке в гардеробе для учителей. Маша никогда не покупала себе синтетическую дешёвку, и поэтому выход оставался один: пережить морозы, дождаться третьего января и забрать любимую вещь с работы. Как раз третьего января директриса поставила ей дежурство во время школьных каникул.

Тяжёлые пакеты из супермаркета опустились на лавочку возле детской площадки, и по пальцам пробежали острые, холодные огоньки. Маша подышала на ладони, спрятала руки в карманы и осмотрелась. В морозном движении воздуха звенела тревожная, неустойчивая нотка, она мерещилась Маше то там, то тут, поблёскивала и не находила себе места в тёмно-лиловой пустоте, перечёркнутой проводами.

Очень давно, когда Маша была ещё маленькой девочкой, её бабушка говорила, что в новогоднюю ночь всегда холодает. Когда Маша спрашивала, кто установил этот закон, бабушка отвечала, что уж точно не Академия наук. Нет, Нина Александровна не верила в предрассудки, этого ей не позволял статус жены академика Иртышова, Машиного знаменитого деда. Но кроме закона здравого смысла, бабушка втихаря признавала ещё и другие устои, правила и ритуалы.

Например, бабушка любила повторять: не забывай про ножницы. Смысл был в том, что чем чаще человек приходит в свой сад с ножницами, тем красивее в этом саду вырастают цветы. Глубокой осенью на даче бабушка брала маленькую Машу в помощницы, когда наступала пора обрезать её любимые розы. В мае пожилая женщина с внучкой тоже выходили в сад с секаторами – срезать сиреневые ветки.

Зимой ухаживали за геранями. Пузатые керамические горшки, как пациенты в очереди, стояли на широком кухонном подоконнике, а Нина Александровна, низко склонившись к пахучим цветочным розеткам, подслеповатыми глазами сосредоточенно выискивала в них старые, отцветшие венчики. Бабушкины руки, тёмные, покрытые причудливыми коричневыми пятнами, касались развернутых к солнцу листьев. Узловатые пальцы нащупывали сухой стебель, а клюв старых портновских ножниц с асимметричными кольцами опускался, чтобы ткнуться точно в то место, откуда больной лист брал начало.

Труднее всего приходилось растениям уже немолодым; у них бабушка отсекала не один больной черешок, а сразу несколько. Маша удивлялась, откуда герани берут силы, чтобы восстановиться и зацвести снова. Нина Александровна отвечала, что всё самое важное скрыто от глаз садовника. «Корни всё помнят, – говорила бабушка, – корни вытянут». И Маша верила ей.

От срезанных листьев по воздуху плыли горьковатые волны, запах походил на смесь ароматов вянущей розы, мокрой осенней мяты и земли, растёртой между пальцами. Алька, старшая сестра, терпеть его не могла, а Маше от гераневых выдохов делалось сначала грустно, а потом спокойно. И именно в такие минуты ей казалось, что всё идёт так, как надо.

Это был лучший способ пережить любую досаду или неудачу – вспомнить о ножницах и бабушкиных цветах.

Маша поднялась на седьмой этаж и, только выйдя из лифта, сообразила, что могла бы не оттягивать себе руки тяжёлыми пакетами, а позвонить по мобильному и вызвать во двор сына Петьку, чтоб тот донёс продукты до квартиры.

Не было никаких сомнений: весь вечер Петька просидел перед телевизором.

Маша прошла в прихожую и со стуком опустила покупки на пол. В квартире подозрительно пахло какой-то гарью.

– Эй! Снова обед спалил?

– Ничего я не спалил, – из комнаты раздался ломкий подростковый басок.

Она ненадолго задержалась в коридоре, чтобы поправить рамку картины, которая висела в простенке между большой комнатой и детской. Это была абстракция: тонкие, угольного цвета перила и малиновый вихрь, расколовший лестницу надвое. Автор композиции, Машин выпускник, назвал картину «Бык бежит по лестнице». Маша прикоснулась к раме и выровняла горизонталь. Стряхнула с пальцев следы пыли. Самое время заняться уборкой, подумала она.

В комнате вовсю работал телевизор – прямоугольная плазменная панель.

– Это же Джеймс Бонд! – Петька увлечённо следил за мельканием лиц на экране.

– А матери помочь?

В доме у них существовало правило, которое никогда не обсуждалось: забирать сумки у того, кто пришёл из магазина, и помогать их разгружать. Вытесненный из комнаты Петька нехотя сполз со своего кресла и поплёлся в коридор.

Маша подошла к окну, чтобы задёрнуть шторы. На подоконнике, за портьерой, лежала чудесная авторская кукла по имени Маруся. Куклу в зелёной пышной юбке и джинсовой курточке сделала Ирка, Машина подруга, профессиональный мастер. У куклы были короткие светлые волосы и карие глаза, слегка зауженные к вискам; подруга лепила это лицо с самой Маши.

Раньше Маруся сидела в креслице на специальной полочке, возле Машиного письменного стола, но во время подготовки к Новому году её уронил Петька, когда втаскивал в комнату новогоднюю ёлку. Кукла с грохотом рухнула на пол, и у игрушечного кресла отломалась подставка. Подставку залили суперклеем, и теперь Маруся, заняв половину подоконника, покорно ждала из ремонта мебель, без которой она умела только беспомощно лежать на боку.

На деревянной крестовине рядом с батареей стояло рождественское дерево, причина самого серьёзного стресса в Марусиной игрушечной жизни. Подрубленная зелёная верхушка упиралась в верхний правый угол комнаты – Петька не слишком-то старался установить ёлку вертикально. Игрушек на ветках было маловато, зато роскошная десятиметровая китайская гирлянда оплетала ствол от пола до самого потолка, и на ветках танцевали синие, жёлтые и красные огоньки.

Маша давно уже не пыталась сравнивать праздник, который она устраивает для сына, с теми новогодними радостями, что жили в воспоминаниях о её собственном детстве. Она помнила, как отец приносил в дом ветвистые ели с голубым оттенком хвои; они все были как на подбор симметричными и прекрасно устанавливались на деревянной крестовине. Ни одна из них не кренилась набок.

В детстве они с сестрой украшали ёлку целый день или даже два дня – вечер тридцатого декабря и следующее утро. Мама с бабушкой волоком вытаскивали из кладовки пять или шесть коробок, где между слоями серой ваты хранились богатства: стеклянные фигурки пожарников, балерин, клоунов. Солдатики в зелёных мундирах и высоких шапках с кокардами. Деды Морозы, обсыпанные шершавой фарфоровой пылью. К еловым веткам с помощью металлических прищепок крепились белые, зелёные и ярко-малиновые стеклянные шишки – а ветки пахли смолой, лесом, солью, пылью и ожиданием, ожиданием…

Маленькая Маша однажды зазевалась, и новогодний шар случайно выскользнул у неё из рук. Это был самый красивый шарик, похожий на одуванчик, покрытый нежным стеклянным пухом. Он ударился о паркет, словно всхлипнул – жалостно и громко, – и мелкими брызгами разлетелся по всей комнате. Маша, оглушённая звоном, открыла рот и застыла в ужасе, а в это время Алька, свидетельница Машиного преступления, уже бежала на кухню докладывать. Не оттого, что хотела наябедничать, а просто сестре казалось – так правильно. Алька всегда знала, что значит – правильно. Маша иногда даже завидовала её непоколебимой убеждённости.

На ёлке, которая стояла в Машиной королёвской квартире, не висело ни одного стеклянного шара. С пластиковыми игрушками было меньше возни, да и стоили они дешевле.

На кухню Маша вошла уже переодетая в домашнее: в полинявшие от множества стирок старые «Левайсы» и чёрную Петькину футболку с мотоциклом, из которой сын давно вырос.

На кухонных стенах висели шкафчики, где хранились разнообразные нужные мелочи, но Маша к своим тридцати четырём годам так и не избавилась от привычки разбрасывать кухонную утварь по окружающим горизонтальным поверхностям. Она любила, чтобы каждый предмет – кастрюлька, ситечко, нож или бокал – всегда лежал под рукой. Маша часто вспоминала свои первые московские годы, когда они с Петькой переезжали из общежития сначала в одну съёмную комнату, потом в другую, имея при себе всего-то: одну кастрюльку с крышкой, одну сковородку, две тарелки, две кружки, нож, половник, две вилки и четыре ложки – столовые и чайные.

– Петька, – Маша достала из холодильника морковь, – ёлка валится набок. Поправь её, чтобы не рухнула.

– Это невозможно по законам физики, – заявил Петька и быстрым движением стянул со стола крекер. – У неё ствол кривой.

– Не кривой, а живой. – Маша включила плиту. – Прямыми бывают только искусственные ёлки.

– Купи на следующий год искусственную. – Петька ухватил ещё один крекер и скрылся из кухни.

Маша покачала головой и принялась мыть овощи. «Ёлка валится набок», сказала она сыну. Если уж быть совсем честной – вовсе не ёлка, а вся её жизнь в течение нескольких последних месяцев постепенно и неотвратимо кренилась, качалась и грозила рухнуть в пыль. Хотя, что и говорить, ежедневные Машины попытки что-то поправить, выпрямить и залатать кое-как создавали иллюзию внешнего благополучия – и делалось это главным образом для Петьки. О том, что работа уже давно не приносит никакой радости, сын не имел ни малейшего понятия. Петька, скорее всего, не задумывался и о том, что продукты, стоящие в их холодильнике, – за редким исключением – были хотя и качественными, но дешёвыми, потому что в иные месяцы Маше еле хватало денег, чтобы закрыть очередной взнос по ипотеке. И главное, Петька не знал (да это его и не касалось), как трудно приходится матери с весёлым и дружелюбным «дядей Марком», который изредка приезжал к ним в гости.

Марк Александрович Лакиди, «доцент, журналист и странствующий рыцарь» – так он обычно представлялся при знакомстве, – обещал сегодня приехать в Королёв. Чтобы успеть отпраздновать наступление Нового года, Марк рассчитывал прибыть одной из двух электричек: фрязевская приходила на вокзал в Болшево в 22:20, а монинская – в 22:29.
1 2 3 4 5 ... 14 >>
На страницу:
1 из 14

Другие электронные книги автора Ольга Аникина