Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

– Мне…

– Да говори же, не бойся!

Юм встал и сказал:

– Мне надо вот прямо сейчас увидеть Деда.

– Звучит категорически.

– Это необходимо.

– …Слушай, да не бледней ты так… Сейчас, – Вир встал и пошел к экрану связи. – Надо – значит, надо. Вижу.

– Он уже улетел? – побежал за ним Юм.

– Нет, он хотел пару дней побыть тут… В смысле он – на орбите… Хочет знать, как ты тут приживешься. Юм, он очень тебя любит.

Стало совсем стыдно. Он еле дождался, когда Вир свяжется с Яруном, скажет какие-то подобающие слова – и наконец Вир подтолкнул его к экрану. И тут он потерял дар речи. Ярун смотрел на него встревожено и с такой любовью, что он чуть слезами не облился. Ярун спросил мягко:

– Ну, что?

– Деда…

Ярун вздрогнул:

– Ты осознанно это слово произносишь?

– Да я вообще вдруг… Очнулся. Дед, мне… Мне очень нужно с тобой встретится. Очень-очень. Пожалуйста… Пожалуйста!!

– Ох, родной… Конечно. Вир, пусть его ко мне отвезут сейчас.

Через пять минут он уже сидел в большом орбитальном люггере, а черные снежные леса внизу таяли в седой дымке. Пространство уходило вниз и откатывалось, превращаясь в сизый шар планеты. Тьма космоса охватила кораблик и понесла к терминалу, где был ошвартован огромный черный крейсер. Он старался сидеть неподвижно и дышать ровнее, но уж слишком медленно и осторожно пилот вел люггер. Что за порыв охватил его – он даже не думал, а всем существом устремился к Яруну. Этот снимок, на котором его маленького держит на руках Ярун, оказался дверкой в какой-то тихий мирок, где его ничто не пугало, потому что там был Ярун. Оказывается, Ярун был с ним всегда, с самого начала, а не только в эти последние месяцы болезни или когда навещал в интернате. Юм даже не пытался соображать, его несло к Деду: вцепиться, прижаться, вымолить прощение!

Он еле пережил пару минут герметизации в шлюзе и еще минуту, пока люггер не причалил внутри; выскочил в холод на параван трюма и помчался к темной фигуре, приближающейся с дальнего края. Его топот не успевал за ним, оставаясь эхом в холодном, огромном вместилище трюма. Домчавшись, он едва сумел затормозить, чтоб не врезаться в Деда; замер, перестал дышать, сжался – но Дед протянул руки и Юм бросился к нему на шею точно так же, как делал это раньше столько, сколько помнил его.

Дед крепко прижал его к себе и стало тепло. А потом он вдруг проснулся в тепле и тишине: Дед держал его, закутанного в мохнатый плед, на коленях и едва заметно улыбался. Дал попить горячего, поцеловал в макушку и велел не реветь. Юм как-то укрепился, выпутался из пледа и сам его обнял, уткнулся, чтоб спрятать лицо:

– Деда… Прости меня, пожалуйста, я вчера… Я вчера был не прав.

– Зверюшка ты моя родная. Ты не представляешь, как я рад, что ты примчался. Ты и не объясняй ничего, сердечко, я и так все понимаю… Голова не кружится?

– Да нет… А чего это я вдруг уснул?

– Вообще-то это был обморок, – сухо сказал Дед. – Уж очень это все для тебя тяжело, вот мудрый мозг тебя и спасает: раз, и выключает сознание. Чтоб ты своим умом детским не натворил чего… Чтоб не переживал так. Ну что, сейчас-то полегче?

– Еще бы. Только… Только, пожалуйста, не будем больше говорить о… Сташе, – через силу, невольно передернувшись, произнес это имя Юм. – А то включится базовый импринт, и я опять буду только визжать и кататься по полу.

– Так ты что, понимаешь, что с тобой происходит?

– Только то, что оно меня сильнее… Эмоции сильнее разума. Кааш учил их отсекать, но у меня силы долго держать эту перегородку нет…

– Пока – да. Не думай сейчас об этом вообще, – велел Ярун. – Вот подрастешь, психика окрепнет, тогда и будешь разбираться. А то ну что ты есть: козявка какая-то глазастая.

– Да, – сознался Юм. – Все вокруг такие большие… Знаешь, я еще вспомнил, давно-давно было: я был совсем маленьким, все вокруг – какое-то совсем уж огромное, в смысле вещи и люди, я где-то лежал и вроде болел, не помню – как-то плохо было, очень холодно, кровать казалась каким-то белым полем, где никак не спрятаться. А ты пришел, но я даже с тобой не хотел говорить, мне хотелось, чтоб меня не было… Но ты просто сидел рядом, долго-долго, смотрел на меня и мне хотелось, чтоб ты положил на меня руку… Ты был родной. И ты гладил мне босые ножки, и они переставали болеть и мерзнуть…

– А-а, это тебе два года исполнилось, – вспомнил Ярун. – Маленький был, упрямый, наорал на Сташа, даже, говорят, укусил – а потом разболелся, и никого к себе не подпускал, меня только… Но ничего, поправился вскоре, снова начал летать – тогда тебя только начали обучать таймфагу. Ножкам твоим тогда досталось… Так жалко было тебя.

– Сташа… Укусил?

– Укусил, – усмехнулся Дед. – На самом деле ты вовсе его не боишься. Ты вообще ничего и никого не боишься… Потому что у тебя есть Сеть. Ты помнишь? Ты вчера ее упомянул.

– Наша? «Никому и никогда не говорить» которая?

Дед провел кончиками пальцев по его черной полоске ото лба к затылку, поцеловал:

– Да. Ты ведь никому не говорил?

– Нет. Да ее в Бездне-то нет, она только тут, дома… Самому со всем приходилось справляться. Без нее трудновато чудеса творить…

– Но ты творил.

– Слабенько. Но Укору хватало. Видно, какие-то локусы Сети меня все равно сопровождают и встраиваются в любое устройство, в любую энергию.

– Думаю, ты сам эти локусы создавал. А сейчас ты ее чувствуешь?

– Да. Она как паутина. Только шевельнись – и ты пропал. Стараюсь не шевелиться.

– Да почему пропал-то? Она тебе нужна.

– Да, но… Я даже через Сеть не хочу… Соприкасаться с сознанием Сташа.

– Так он тебе и позволил соприкоснуться. Ох, Юмка, да он и так о тебе все знает. И ему, в общем, сейчас не до тебя. А против твоего контакта с Сетью у него возражений нет. Были бы возражения – так ты до сих пор и болтался бы на «Паладине», изолированный. Так что – вперед. Восстанови хотя бы свои детские кластеры. Головушке полегче станет. Да тебе и учиться еще всему-всему… Ох. Юмушка, я тут на тебя посмотрел: ты на летном поле как статуя встал, руки в карманы и сам ледяной. Ты что, вообще не хочешь оставаться в «Венке»?

– Я хочу с тобой остаться…

– Нельзя.

– Я знаю. Венок… Ну, я его увидел… В Венок тоже хочу… Интересно же… там красиво… Буду учиться, чтоб не быть как младенец. Вир прав, я многого не знаю, а должен стать тебе и Сташу помощник. Мне уже пора обратно, наверное.

– Попозже. Я тут распорядился кое-что сделать – надо подождать… Вир мудр, он с Берега, такие все видят. Ты его слушайся. А что, внук, может, поешь?

– Да, – обрадовался Юм и выпутался из пледа окончательно. – Очень.

Ярун усмехнулся, взял его за руку и повел за собой. Юм не строил из себя большого, не вынимал из огромной ладони руку – и ноги что-то подкашивались, и без ладони Яруна было бы страшно… Как же он потом один в этом «Венке»? Не сразу решившись, спросил:

– Ты здесь тоже будешь меня навещать?

– Само собой. Я тебя никогда не покину. Ты мой самый младший внучонок, Юм, последышек, да и вообще… Ты мне очень дорог, и я все сделаю, чтоб помочь тебе вырасти… Садись. Ешь на здоровье.