Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

– Да.

– Хорошо, – она взяла листок и в уголке проставила время. – Ты первый. Давно не было таких ранних.

Юм пожал плечами. Молодой парень, вроде бы сигма, в белой рубашке с каким-то синим, ярко посверкивающим квадратиком на плече, взял листок и удивленно посмотрел светло-карими веселыми глазами:

– Ты знаешь Чар?

– Да.

– Писать можно было только на одном из трех языков, – самый старший из взрослых, строгий старик в коричневом костюме, тоже взял листок и посмотрел. – А мы Чара не знаем. Зачем ты так поступил?

– Переверните листик, – вежливо попросил Юм, стараясь не ежится от холода из дверей. Какое ледяное лето. – На общем я написал для всех, как требуется и сколько требуется. А на Чаре – это правда, которую я обещал Виру.

Главный учитель посмотрел на него поверх листка:

– А нельзя было совместить правду с тем, что, как ты говоришь, требуется?

– Нет, – вежливо улыбнулся Юм. – Ведь кроме правды я был должен еще явить навыки риторики, так?

– Так. Ты – сложный случай.

– Не только для охраны, – вставил кареглазый парень.

– Мы пока почитаем, что ты тут для всех написал, – Женщина взяла Юма за руку – какая у нее горячая ладонь! – и повела к выходу. – Посиди пока вот тут на скамеечке, подыши чистым воздухом. Что-то ты бледненький, похоже, уж слишком разволновался, хотя виду не показываешь… Никуда не уходи.

Скамейка была холодной, твердой и неудобной, с запада дуло прохладным, дождевым ветром. Под ногами знакомые разноцветные камешки, симпатичная гладенькая галька, и, поддавшись гипнозу кажущейся упорядоченности, мозг начал составлять гальки в бессмысленные узоры – стоп!! Он скорей оторвал глаза от камешков – вокруг, совсем близко, тянулись в глубокое небо тонкие, с оранжевыми пахучими стволами, сосны, а меж ними плыл невидимый прохладный ветер. Юм сидел в солнечном, чуть теплом пятне света и смотрел, как сонно и плавно качаются крепкие негибкие ветки, и ежился от холода. Скоро, наверное, дождь. Он помнит, какой бывает белая зима, мокрая душистая весна и лето. Здесь тоже лето. А потом, если все будет в порядке, он еще и осень увидит сам, своими глазами. Только до осени здесь еще далеко. К нему подошел пожилой дядька в серой волчьей рубашке охранника:

– Ты что дрожишь? Озяб? Или волнуешься?

– Нет; я немножко мерзну, – выпрямился Юм. Дядька этот только с виду выглядел простовато. Глаза его, серые, широко расставленные, глубокой зоркостью выдавали в нем тагета. – Здравствуйте.

– Здравствуй, – он махнул кому-то за углом, и кто-то, легкий и быстрый, куда-то помчался. – Меня зовут Тихон, можешь так ко мне обращаться. Я начальник охраны Венка.

Еще бы он не был тагетом. Столько драгоценных вундеркиндов охранять. Юм даже встал и вежливо сказал:

– Извините, пожалуйста, что со мной у вас столько работы. Все эти двойные эшелоны и всякая прямая охрана. Это – много работы. Я постараюсь никаких неожиданностей не вытворять и соблюдать все режимные моменты. А долго я буду этой самой «двойной альфой»?

– Всегда, – дядька его внимательно разглядывал. Сел на скамейку, ласковой огромной ладонью усадил рядом Юма. – Ты у нас такой – первый за всю историю Венка. Пока нам трудно, несмотря на все штатные учения и на то, что всю неделю перед твоим приездом мы отрабатывали возможные ситуации. Но, похоже, ты намеренно жизнь нам осложнять не будешь, так?

– Намеренно? Зачем?

– Некоторые детишки группы «Бета» считают наши хлопоты чем-то вроде спорта. Развлекаются. Недолго, правда.

– Я не детишка, а чудовище, – пожал плечами Юм. – Будет необходимо уйти, так что мне вы или сторожевые станции на орбите?

– Спасибо за честность, – сказал Тихон. – А мы-то хотели с тебя прямую охрану, как пройдешь экзамены и окажешься в своем анклаве, снять.

– Да без причины я ничего неожиданного делать не буду. И вообще никто никогда не пострадает. Но я не прошу охрану снимать. Так всем спокойнее. Мне тоже. Да и не разрешат, наверно.

– Так ты считаешь, что мы не тебя от других охраняем, а других от тебя?

– Я ужасно опасен.

– Но ты вменяем; не агрессивен; говорят, дурака валять не должен. Тихоня. У нас приоритет по тебе: чтоб был в безопасности. И следить за здоровьем. А ты мерзнешь среди лета.

Из-за угла выбежал легкий рыжий парнишка в серой волчьей футболке и набросил на Юма новую легкую белую куртку, сморщил конопатую переносицу, подмигнул и исчез.

– Волчонок у вас смешной, – Юм влез в рукава и застегнулся. Теплее что-то не стало. Посмотрел вслед убежавшему рыжему.

– Но толковый. Ты ведь его и не замечал все утро, правда?

– Да. Давайте сотрудничать, – предложил Юм. – Мне некуда уходить, поэтому никакого смысла в вашей прямой охране нет. Если я почувствую себя плохо, я нажму вот кнопочку на часиках, обещаю. А если мне уйти отсюда всерьез станет необходимо, так я вас первого предупрежу. Чтоб никто не пострадал.

– Лихие предупреждения.

– Пока я не вижу смысла убегать. Спасибо за куртку.

– Покажи-ка обувь. У тебя еще что-то есть?

– Нет, – Юм тоже посмотрел на свои черненькие, из легкой кожи, ботинки с толстой, но гибкой специальной подошвой и защитой голеностопа. Еще совсем новые – Ние тогда в первый день на корабле помогал обуться. Понятно, почему Тихон спрашивает – такие невесомые ботиночки рассчитаны на корабельные палубы, а не на разнообразный грунт; и изготовлены для чутких стоп тайм-навигаторов – сколько Юм себя помнил, он всегда носил такие и не задавался вопросом, откуда они берутся. Даже красные сандалики были такими. Кто-то все время помнил даже про особенную подошву таких ботинок. Кто-то хотел бы, чтоб он снова летал? – Я понимаю, что они для планеты не годятся, но их же на ногах не чувствуешь совсем. Никакие другие я не могу носить. Не развалятся.

– Ладно, обойдешься пока. Проблема в том только, что на Айре вообще такую обувь не делают… Ничего, пришлют. А в анклаве тебе кучу одежек дадут всяких форменных. Часики не снимай, помнишь? И зови по всякому поводу, – Тихон поднялся. – Увидимся еще сегодня.

Из дверей рядом вышел старый учитель в коричневом костюме и стал рассматривать Юма, как занятное неведомое насекомое. Юм на всякий случай встал. Надо быть вежливым.

– Тебе сколько лет? Выглядишь ты едва на восемь, а пишешь, как ритор-инквизитор. Где тебя учили? В Ордене?

– Не знаю, – хмуро сказал Юм. – Не помню никакой другой школы, из которой у меня документы.

– В начальных школах Океана такой риторике не учат. Даже мы начинаем обучать таким манипуляциям детей значительно старше тебя.

– Я сам писал, – счел нужным сказать Юм. – И никому ничего не хотел внушать.

– Мы знаем, – улыбнулся подошедший парень в белой рубашке с интересным синим квадратиком на плече, который опять привлек взгляд Юма. Что это за штучка? Удостоверение? Знак отличия? – Мы для себя сняли копию с твоего сочинения на общем языке, а оригинал отправили Хранителю Вирлиру. Баллов за сочинение ты набрал пятьдесят из пятидесяти возможных. Писать умеешь, да. Умный. И хорошо учили.

– Сейчас у тебя выбор, – сказал старик. – Или идти отдыхать до завтра, или продолжать экзамен.

– А что там дальше?

– Пока математика, – ответил парень. – Решать трудные задачки.

– Я пойду порешаю, – представив сладкую путаницу неравенств и переменных, кивнул Юм.

– Тогда пойдем. Провожу тебя.

Юм вежливо попрощался со стариком. Парень повел его в другую часть здания, и Юм радовался этим минуткам перед долгим сидением в очередной тесной комнатушке. Ему нравилось, что вокруг много деревьев и цветов на широких клумбах. Рыжий волчонок шел невдалеке и на Юма не смотрел. Еще Юм заметил каких-то взрослых, которые непонятно гуляли в соснах. Прямая охрана. Когда же он будет, как все? И что, его тут так всегда будут за ручку водить?

В этом крыле здания комнаты были побольше. И на дверях его спаленки, и на прежней комнатушке был номер «5», и Юм остановился у дверей с такой же металлической пятеркой. Подошел еще один учитель – постарше, тоже, как парень-сопровождающий, в такой же ослепительно белой рубашке с блестящим синим квадратиком на плече, и тоже, кажется, сигма. И почему им всем не холодно? Под мышкой у учителя был журнал с изумрудно-зеленой обложкой, исчерченной тонкими белыми параболами, и Юм невольно напрягся: где он такой журнальчик хорошенький давно когда-то видел? «Парадокс» называется.