Золотой братик

Красное зимнее солнце низко стояло над горизонтом; сперва, когда люггер вынырнул из белой ваты в бездонный синий шатер неба, Дай его даже и не заметил, пока Артем не кивнул на юго-запад. А теперь, чем ниже уходили облака, тем ослепительнее и больше становился шар в пустом темнеющем небе. А люггер казался все меньше. Дай, как не деревенел живот, он от окна не отрывался. На миг все скрыло замерцавшим молочно-облачным защитным полем, потом оно развернулось в полную защиту и стало прозрачным. За этот молочный миг голубое пространство внизу стало выпуклым, и все выпячивалось, одновременно медленно сваливаясь набок. Небо вверху стало черным, а потом очень быстро эта чернота стала сползать сверху, заполнять все вокруг, и вот наконец – рассыпанные знакомые белые колючие крошки. Звезды. Тьма – бездонная. Бездна. Дай вдруг осознал это, ощутив, как холодом облился затылок и все тело непроизвольно сжалось. Этой тьме нет конца. Она везде. И ни Юма рядом, ни его волшебного корабля с ротопультом. Артем следил встревожено. Дай через силу улыбнулся, показывая, что все в порядке. Летают же все. Вон далеко-далеко летит светлая точка, вот, справа и дальше – другая. Он посмотрел в другую сторону и увидел огромное и невыразимо прекрасное серебряное веретено, все покрытое какими-то выпуклыми узорами, цветными огоньками и непонятными штучками. Нечаянно вздохнул. Артем объяснил:

– Это легкий крейсер. Ты вверх посмотри, что на терминале творится. Да вон же, вверх – на Гекконе.

Дай приник к лобовому стеклу. Он, конечно, видел это все раньше. С Юмом. И терминалы, и огромную верфь-терминал Геккон, и корабли. Но на самом Гекконе никогда не был. Юм прямо с корабля водворял его в интернат.

Какой он огромный, этот Геккон… Целый город-лабиринт… Люггер подлетел уже близко, поэтому сложная система тороидов и дуг терминала стала Даю непонятна. Но зато, когда люггер обогнул его, Дай увидел два огромнейших белых корабля, совершенных и посверкивающих орнаментами сигнальных огоньков. Один, в узоре синих теней, висел над терминалом, другой, сияюще-белый от солнца, потихоньку швартовался. Они были чудовищными и красивыми. И принадлежавшими Юму. Отпечаток его существа лежал на этих огромных кораблях бесспорно и отчетливо. В конце концов, они даже похожи на его белый крейсер. Дай оглянулся вниз, на голубую, дышащую синей дымкой планету. Один ее край был темно-синим, и там мерцали нежные золотистые крупинки света… И это тоже почему-то напоминало Юма.

На параван Геккона Артем садиться не стал. Медленно проплыв над стоянками огромных грузовых кораблей, над причалами стройных крейсеров и рейдеров, его люггер приблизился к пришвартовавшемуся огромному белому кораблю и погрузился в мигающий оранжевыми и синими огнями шлюз. Дай смотрел, прижавшись к керамлиту окна и накрепко вцепившись в комбинезон. Люггер оказался в огромном, залитом белыми прожекторами, холодном трюме, где автоматы передвигали к выгрузке одинаковые синие контейнеры, на которых большими белыми буквами было написано: «Венок» или «Геккон». Пространства маневрировать было немного, и Артем минуты три у самого подволока пробирался к другому шлюзу. Мгновение темноты, и они выползли на белую аппарель, в конце которой стояли крошечные из-за расстояния люди.

– Ты не путайся под ногами, – попросил Артем. – Но не потеряйся.

Артема встретили так обрадованно, что Даю показалось, будто все эти большие взрослые превратились в мальчишек. А потом заметили его, и кто-то подхватил на руки:

– А это кто такой внимательный?

Артем улыбнулся:

– Это хороший мальчик Дай. Только он не говорит.

Тагеты – тут не было ни одного обычного человека! – все сразу посмотрели на Дая, и одна из женщин спросила непонятное:

– Так мал и уже в Круге?

– Таг, – сказал кто-то. – Глазищи-то.

– Нет, – возразил другой, вдруг ласково подхватив Дая на руки. – Не таг. Но чудовище тоже, конечно. Еще какое чудовище… Да он даже похож на Драконов. Только золотой… Но фенотип-то какой необычный. Далекая раса вмешалась.

– Поговорите тут еще, – пригрозил Артем и забрал Дая. – Не морочьте малышу голову, а то он… впечатлительный. Пусть тут бегает где хочет и делает, что хочет… Дайка, ты понял? Везде можно, играй. Я буду знать, где ты, не бойся. А всем правило: присматривать, но ни о чем не расспрашивать.

Одна из женщин укоризненно сказала Артему:

– И кормить вовремя. Малыш есть хочет, да и устал, изнервничался, – откуда она знает? – Тёма, я заберу его пока? А вы работайте спокойно.

На этом корабле Дай пробыл три дня. Правда можно было ходить везде и все трогать, и каждый из взрослых или гладил по голове, или показывал что-нибудь интересное. Но вообще интересного немного: ведь хорошо изученный корабль Юма куда больше, сложнее, команды лишь несколько человек, а тут и захочешь – не заблудишься. Понятно, где что. Не такой уж и большой корабль-то, и многолюдный. Везде-везде люди. Дай сначала все пытался отыскать Юма, заглядывал в лица взрослых, пытаясь по выражению догадаться, давно ли они видели Юма. Но понял быстро, что Юм и для этих людей такая же тайна, как и для взрослых внизу. О нем никто не говорил. О нем никто не знал? Корабли принадлежали Венку и привозили грузы из Легийских Доменов и дальних звезд Дракона, и на них обучали старшекурсников всяким астронавигационным премудростям. Но все равно казалось, что это корабли Юма. Такие же орнаменты на переборках, как на его корабле, как в его волшебных дворцах, такое же все белое с синим и черным… Тут даже пахло точно так же, как на его корабле…

В общем, Дай, конечно, радовался. Ведь все настоящее. Артем часто появлялся, но лишь на минутку – Дай лишь взглядывал испуганно – неужели уже пора вниз? Артем усмехался и опять уходил. Он был очень занят, но совсем не грузами, которые привезли эти огромные корабли, и за которыми один за другим подходили снизу лихтеры Венка. Взрослые, казалось, были заняты лишь серьезными тихими и быстрыми разговорами, собирались то и дело, иногда даже все вместе, в тесноватом зале. Дай не очень понимал, что происходит и что они обсуждают. Больше всего это напоминало встречу старых друзей, занятых важными неотложными делами. То и дело прилетали всякие другие корабли, поменьше, шла какая-то суета, везде все работали. Дая ниоткуда не прогоняли, наоборот, баловали, потому что он оказался единственным ребенком – не считая старшекурсников, жутко важных пятнадцатилетних ребят, которые в чем-то помогали взрослым или даже работали наравне.

Он старался «не путаться под ногами», да. Ко многому надо привыкнуть: начиная от непривычной еды, крохотной красивой, где он спал, каютки, мелких игрушек, которые все дарили – и заканчивая знакомыми привлекательными приспособлениями в огромной рубке. И еще попробуй, привыкни: все большие почему-то то и дело брали на руки, гладили по голове и спине, носили, передавали друг другу и тихонько говорили всякие хорошие слова. Искренне, весело, ласково – будто он был им своим. От этих слов волосы золотились, а шапки-то нету… Какие-то женщины переодели его в красивое уютное платье с выпуклыми синими и серебряными звездочками, пилоты в рубке разрешили посидеть у пульта, включили тренировочный имитатор – а когда удивились, как умело Дай играет со всякими милыми знакомыми кнопочками, то даже позволили залезть в мягкое круглое сердце выключенного ротопульта. Не такого сложного и опасного, как на корабле у Юма, но тоже интересного. Он там даже поиграл немножко в полет, пока не заметил, что все наблюдают изумленными глазами. Он сбежал и потом несколько часов не решался вернуться в рубку, которая манила его больше всех других помещений на корабле – здесь, слушая разговоры и сидя у экранов больших компьютеров, он узнавал о космосе и о других планетах Дракона столько, что почти не мог спать. Он изнемогал от ласки этих странных взрослых с такими пронзительными добрыми глазами, будто они тоже когда-то видели Юма. Взрослых, в которых словно по искорке его света. По искорке его правды – такой же, как у звезд.

Артем привез в интернат с большой коробкой новеньких игрушек, которые Дай скорей раздарил ребятам. А потом – на ужин овощная запеканка, молоко и пирожок с яблоками… В общем, вкусный… Уроки, и наутро в школу. Ну и что: после этих трех дней на корабле, среди ласкового внимания взрослых он вдруг понял, что не только на всех кораблях и Гекконе, но и на всем Венке лежит отсвет существа Юма, что Венок – это исполнение именно его воли к чему-то важному. И Артем знает Юма, но хранит эту тайну, как и сам Дай. Но как узнать, откуда Артем-то знает Юма? Не может не знать. Это ведь Юм доверил ему Венок!

В конце недели оценки оказались чуть лучше, чем обычно, Дай решил, что учителя сделали это из жалости. Не было ни одной двойки, и за это дали серебряную звездочку-наклейку. Но показывать новый дневник было некому, Артем еще в прошлый раз предупредил, что дела и не приедет. Зато их семерых повезли на экскурсию – на огромный завод игрушек. Сначала было интересно, потом Дай заскучал. В конце экскурсии каждому подарили, что он хотел. Девчонки, кроме помешанной на машинках и механизмах Торпеды, выбрали себе говорящих здоровенных кукол в многослойных одеяниях, мальчишки – не менее огромные всякие летучие штуковины. А он, если честно, и игрушки недолюбливал: все, что дарили в яслях, тут же передаривал ребятам. И здесь ни звездолетики, ни куклы и зверюшки не вызывали никакого желания взять их себе. К тому же он только что увидел, как всю эту радость делают автоматы из всякой пластиковой дребедени, полупрозрачных интеллектуальных плат и элементов питания. И от этого было слегка противно. Молодой парень в карнавальном костюме звездочета, водивший их по заводу, предлагал одно-другое, пока Дай не ушел за спины переглядывавшихся ребят.

– Да не может быть, чтоб у нас не нашлось для тебя игрушки!

Пришли еще какие-то двое взрослых, постарше, улыбались, поговорили с воспитателем, стали гладить Дая по голове – и они как будто рады были тому, что вот нашелся такой привередливый ребенок. Всех позвали еще что-то смотреть, а его за руку повели мимо разноцветных полок с подарочными игрушками еще раз. Только чтобы отпустили, он готов был схватить что угодно и побежать за ребятами, и даже потянулся к мягкому медвежонку: забыть его потом в люггере или подарить девчонкам. Тагет остановил:

– Не стоит. Ты помоги нам, пожалуйста. Давай найдем то, что тебе действительно нравится. Это ведь важно. Мы видим, что тебе в самом деле тут ничего не нравится. Если мы не можем сделать для тебя игрушку, значит, где-то мы совершили ошибку. Выбирай честно, хорошо?

И они искали. Сначала в этом зале, потом в другом, где игрушки стояли в застекленных витринах, потом в большом музее, где были игрушки с других планет и даже вообще чужие, легийские и ирианские. Легийские ему понравились, потому что немного напоминали те, из золотых дворцов. Но не больше. Брать их себе? Он только больше расстроился. Они снова искали. Даже в лабораториях и мастерских, где придумывали игрушки. Искали, пока Дай не сел на корточки и не расплакался, пряча лицо. Слезы прорвались вдруг, и он никак не мог с ними сладить. Тагет попросил:

– Ну, не надо. Я же вижу, что ты не такой, как все. Я таких и не видел никогда. Не плачь. Какой же ты маленький еще… Если для тебя здесь нет игрушки, значит, ее надо придумать и сделать.

Дай вытер слезы и встал. Привычно стало стыдно, пришло обычное чувство униженности и усталости. Он всем чужой. Никто не виноват, что в этом прекрасном мире даже игрушки для него нет. Тагет задумчиво разглядывал его – ему неприятно, и, такому умному, с чуткими пальцами скульптора, хочется перелепить, исправить мордочку Дая с большим угрюмым лбом и запавшими глазами. Этот человек был в игрушечном царстве самым главным, наверное, дружил с Артемом – и он делал лучшие игрушки в Драконе! А теперь был озадачен. И кем?

Дай посмотрел сквозь мокрые ресницы на легонькую лодочку со сверкающим парусом – в этом широком коридоре вдоль стен на прозрачных полочках стояло много их, с разными сложными, сияющими парусами. Может, такую взять? Но ведь тагет поймет, что Дай слукавил. Это ведь лодочка для другого мальчика, у которого ясные глаза и легкая веселая жизнь, оценки хорошие… И которого не называют змеиным словом «лусут». И тут отчаяние льдом прожгло темноту его сердца. Он закрыл глаза и прислонился лбом к стене меж двух лодочек. Как-то раньше ему удавалось не подпускать эту боль – он тут чужой.

Его кто-то выкинул, кто-то хотел, чтоб его не было.

А эти добрые в Венке – подобрали. Но он им чужой.

У него здесь ничего не получится. Никогда.

В этом мире даже игрушки для него нет.

Дай обернулся: не надо ваших игрушек. Отпустите к ребятам, и домой, в маленькую комнату, где тихо, если плотно закрыть дверь.

– А ты вообще что-нибудь хочешь? – тихо спросил тагет.

Дай отрицательно мотнул головой.

– Так не бывает. Ладно, пойдем, Артем сказал, что сам за тобой приедет…

Привели в комнату, где, к счастью, не было ни одной игрушки. Кабинет для совещаний: стол, много стульев, дыван… За окном темнеет… Скучно и жарко. Артем опять посмотрит холодными или жалеющими глазами, повезет в интернат, даже поговорит – но то и дело будет, поглядывая на часы, непрерывно, разумно и молниеносно, решать с разными людьми, то и дело возникающими над пуговкой экранчика, всякие дела… Ему, наверное, придется оторваться от важных дел, чтоб сюда за ним прилететь… Как стыдно быть обузой.

Скорей бы уж. Пережить это. Он тоскливо посмотрел вокруг и вздохнул. Взрослый тоже вздохнул и встал. В дверях сказал:

– Ладно. Артем говорит, тебя лучше одного оставить. Сиди, жди.

За окном в синеющем вечере валился снег. Дай прилег, съежившись, в угол дивана и долго смотрел на неостановимое падение снежинок. Это немного напоминало Юма. На душе слегка прояснялось.

Жил ведь он в этом чужом мире с младенчества. И дальше будет жить, потому что жить – это вообще-то хорошо. Вселенная прекрасна, потому что в ней водятся такие люди, как Юм и Артем, как те тагеты с корабля, которые носили на ручках и баловали. Наверно, в жизни встретятся и другие такие же хорошие люди, которые знают и правду звезд, и всякие другие тайны и правды, а значит, сразу все понимают. Интересно, где сейчас Юм, что он делает? Работает, конечно, он всегда работает, ему некогда… Дай лежал, пригревшись, в уголке черного дивана и боялся пошевелиться, чтоб не спугнуть разгорающийся, подрагивающий огонечек тепла внутри: есть Юм. И Артем скоро заберет. Ну и что, что он тут съежился, в этом чужом месте, ведь за ним скоро приедет Артем… Этот спокойный огонечек теперь оживал только в доме у Артема. Потому что в школе все ужасно и про Юма даже вспомнить некогда. Артем ведь не будет ругать, он… Он поймет, почему Дай разревелся из-за игрушек. Он даже, может, на руки возьмет и скажет: «Ты мой золотой». Он так сначала то и дело говорил… Только перестал, потому что Дай – обуза…

Бесшумно открылась дверь и тихо вошел Артем. Дай невольно съежился. Артем, подходя, усмехнулся, сел рядом:

– Здравствуй.

Дай кивнул очень вежливо. Сел, сложил руки на коленях. На самом деле хотелось залезть к Артему на руки и крепко вцепиться в его одежду. Но он не решился: слишком уж Артем был огромен и строг. Он сердится? От него пахло снегом и морозом. Только Артем, кажется, не сердился. Сказал печально:

– Мне тут рассказали, как ты… Ото всего отказываешься. Но ведь дома ты играешь с игрушками? Что ж с тобой делать, мой золотой?

Ни один взрослый так по-доброму с ним не разговаривал. Артем, задумавшись, смотрел на свои руки, и Дай впервые заметил, что он не так уж и молод. Он ближе к старости, чем к юности. Ну да, у него ведь уже внуки… Как показать, что ему хочется верить? Что он привык уже его ждать? Что из-за Артема его бестолковая школьная жизнь стала терпимой? Что лучше тихонько сидеть рядом с ним в люггере, чем вечером изнывать от скуки и детского шума в интернате? Сквозь сумерки трудно было разглядеть лицо Артема, и Дай строго взглянул на молочные светильники на стенах, повел рукой – они послушно вспыхнули. Выключатель, чуть опоздав, тихонько щелкнул где-то около двери. Артем внимательно взглянул в ту сторону. Медленно повернулся к Даю:

– Это ты тоже давно можешь?

Дай кивнул. Все его названные братики и сестрички знали, что он взглядом может включать свет, экраны, вентиляторы. И заставлять летать модели звездолетиков. Даже если из них вытащить батарейки, и даже если машинок будет тридцать четыре штуки – больше они с Сережкой тогда не насобирали. Да что там игрушки. Они однажды с Сережкой и Торпедой спрятались в кустах у стоянки, и Дай поднял в воздух чей-то большой люггер. Но он так завыл двигателями и еще какой-то сигнализацией, что Дай испугался и быстренько его приземлил, и удрали они по кустам перепуганными мышами… Но от взрослых все скрывали его фокусы всегда. А как теперь быть?

– А что ты еще можешь? – Артем протянул руку, убрал с лица Дая выбившиеся из косы пряди и уже знакомо погладил согнутым пальцем переносицу – и вдруг провел пальцем по его брови.