Есть такие края…

– Кто?

– Беляевы.

Павел видел, как выпрямилась спина девочки, как она внутренне собралась, и они с мальчишкой побежали к выходу. Мужчина двинулся за ними, думая: «Сколько же в ней сил? После таких боев еще и кросс сдавать». Гаражи, как помнил Паша, были метрах в пятистах от ДК, пробежав половину расстояния, они услышали выстрел и дикий собачий визг. Через минуту они были на месте убийства. Толстая рыжая тетка держала на веревке раненую собаку, а лысый мужик с красным слюнявым ртом перезаряжал ружье, чтобы закончить начатое. Якудза, не задумываясь, налетела на него. Мужик выстрелил, Соня упала, из раны чуть ниже ключицы просочилась кровь. Паша бросился на опешившего стрелка, выхватил у него винтовку и ударил о кирпичный угол гаража, ствол загнулся. В конце ряда, он увидел бегущего к ним высокого парня, видимо, лидера тусовки, которую он наблюдал днем в беседке. Тетка бросила веревку, юркнула в гараж и закрылась на защелку. Мужик, видя, что ряды противника увеличиваются, пустился наутек. Парень и Паша смотрели друг на друга. «Надо скорую вызывать!» – крикнул мужчина. «Надо к Хельге нести, скорые сюда не ездят», – сказал парень, наклоняясь над Софьей. «Дай я», – Паша взял на руки безжизненное тело девочки. Парень поднял собаку, и они пошагали к ближайшим домам. «Хельга это кто?» – спросил Павел. «Знахарка местная, помогает нам», – ответил юноша. Паша покачал головой, но понял, что спорить бессмысленно, ближайший травмпункт, находился, как он помнил, в другом районе.

Они зашли в обшарпанный подъезд, квартира находилась между первым и вторым этажом. Парень забарабанил в дверь ногой. Открыли без вопроса: «Кто там?». На пороге стояла Ольга. У Паши отлегло от сердца: «Киссон!» – прошептал он. Но женщина не обратила на него никакого внимания. Проведя руками над телами девочки и собаки, она скомандовала: «Собаку на стол, девчонку на кушетку». Она указала Павлу на светящуюся мягким светом комнату. У стены стояла застеленная дешевым покрывалом скамейка, куда он и положил Соню. Из обстановки здесь были только книги расставленные на некрашеных полках. В нише, наверное, стояла кровать, но она была завешена шелковым пологом, ночники, расставленные по углам, были накрыты цветастыми платками. Несмотря на аскетичную обстановку Паша почувствовал невыразимый уют, может быть, потому, что впервые за этот длинный день, он оказался в тепле. Из кухни раздался резкий окрик Ольги или Хельги, как ее здесь называли: «Эй, иди сюда, помогать будешь!» Он зашел в ярко освещенное помещение, над столом, обитым нержавейкой горел мощный светильник, на полках стояли бутылки, банки, колбы, заполненные разными снадобьями. На столе лежала едва дышащая Герда. «Может лучше сначала девочку?» – робко поинтересовался Паша. «Девчонка сдюжит, собаке гораздо хуже», – ответила знахарка. «Влад, – обратилась она к парню, – из этой банки четыре ложки порошка возьмешь и зальешь кипятком, когда чайник вскипит», – она поставила перед ним стеклянную емкость с сушеной травой. «А ты иди сюда, держи за лапы, она сейчас дергаться будет», – приказала Хельга Паше. Она взяла уже приготовленный шприц и воткнула под шкуру Герде, собаку как будто свело судорогой, но уже через несколько секунд она расслабилась, глаза закатились, из пасти потекла слюна. «Сколько было выстрелов?» – спросила женщина. «Я слышал один», – ответил Паша. Хельга кивнула, промыв рану в боку Герды, она ловко поковыряла в ней пинцетом и вытащила пулю. Наложив повязку, остро пахнущую какой-то травой и смолой, она взялась за край простыни, на которой лежало животное, Павел взялся за другой, и они осторожно положили ее на пол возле батареи. «Эх, надо бы капельницу поставить, да вчера последнюю извела!» – вздохнула Хельга. «Влад, размешай в стакане сахар, ложки три-четыре, добавь туда вот это, – она протянула ему маленькую ампулу, – и пои ее из шприца потихоньку». «Неси Соню», – обратилась она к Павлу. Когда девочку уложили на стол, Хельга начала ощупывать ее тело сантиметр за сантиметром. Софья была в сознании, но не издавала ни звука, сжав зубы. «Опять дралась», – констатировала Хельга. «Рана не опасна, но вот два ребра сломано, и сотряс не слабый». Она дала девочке отвар, приготовленный Владом. Глаза Сони начали смыкаться, уже в полусне она сдернула с руки один из своих многочисленных браслетов и отдала Паше, прошептав: «Тебе одному». Тело ее расслабилось, черты лица разгладились, и Павел увидел какая она красивая. Влад тоже смотрел, на нее, не отрываясь. «Любовь, однако», – подумал про себя мужчина. В это время Хельга орудовала пинцетом, мазями и бинтами. Закончив процедуры, она сказала:

– Влад, вот тебе деньги, купишь завтра курицу и большую бутылку кефира. И пришли кого-нибудь потолковей, и кто, Герду любит. Много грязной работы с ней будет, чтобы не брезговал.

– Сам приду, – отозвался парень.

– Ну, приходи, попытаемся выходить собаченцию.

– А Соня как же? – спросил он. И по нежности, которая прозвучала в его вопросе, и потому что он назвал девочку Соней, а не Якудзой, Паша понял, что не ошибся, предположив, что парень влюблен.

– Она у меня переночует. Ей надо хотя бы недели две полежать. Да разве заставишь, – задумчиво произнесла Хельга.

– Надо бы ее родителям сообщить, – встрял в разговор Павел.

– Кому там сообщать? После семи вечера оба в слюни, – отозвался с порога Влад.

Парень ушел, Соня и собака спали, Хельга устало поставила на плиту чайник, предложила Паше сесть.

– А ты кто ей? Родственник? – спросила она.

– Ага, дядя, – соврал Павел.

Хельга поводила рукой перед его лицом.

– Не здешний ты, дядя. А был бы здешний, я б с тобой разговаривать не стала. До чего ж девчонку довели. Стыд и позор. Я ведь отца ее с детства знаю. Нормальный был пацан, хулиганистый и драчливый, но здесь все такие. В девяностые заделался бандитом. Куда с добром! Малиновый пиджак, цепь золотая, мерседес. На Ирке женился, а была она, между прочим, мисс Южный Урал. Ну а потом все наперекосяк пошло. В услугах его надобность отпала, бизнес провалился, Ирка стала изменять, он попивать. Потом уж вместе пить стали. До Сони дела никому нет. А она, сколько ее помню, ни разу не плакала и не жаловалась. Обозлилась, и силу из зла своего черпает, но душа чистая, не подлая.

Она разлила чай по маленьким фарфоровым чашкам и продолжала:

– Если б мне ее до весны дотянуть, взяла бы с собой в леса, там бы она отмякла, ожила. Глядишь, и зрение бы вернулось.

– Слушай, а эти сволочи, что Герду хотели убить, не навредят вам?

– Побоятся. Они водку подпольно банчат, если вякнут, скажу, что донесу на них, а еще лучше, прокляну.

– А ты можешь?

Хельга хитро улыбнулась:

– Напугать могу сильно, – сказала она.

– А где ты в лесу живешь? – спросил мужчина.

– Да есть километрах в ста отсюда маленькое озеро Теренкуль, там у меня хижина. А хожу везде и на Слюдорудник, и на Киалим, иногда на Аркаим езжу.

Паша не стал говорить, что с Теренкулем у него много чего связано, а спросил почему-то:

– Ты вот в лесу, можно сказать, живешь, а Хозяйку видела когда-нибудь?

– Видела, – ответила знахарка, – один раз мне до зарезу трава была нужна, близкий человек умирал. Я все исходила, ну нет и все. Я уже отчаялась, сижу на поляне, реву, вдруг смотрю, женщина в вечернем платье идет. Нормальная такая женщина, только платье красивое зеленое, и на голове диадема. Расспросила меня обо всем, а я в такой тоске была, что даже не поняла, как все это странно. Она место назвала, куда идти, притом мне знакомое, была я там не один раз. Я пошла, и нашла, что искала. И только потом до меня дошло, с кем я поговорила.

– А про чудь белоглазую слышала?

– А чудь тебя сейчас и унесет, – сказала Хельга.

Глаза Павла начали смыкаться, уже сквозь сон он пробормотал:

– И собаку возьми.

– Возьму, если выживет, – ответила женщина.

Очнулся Паша у себя в машине. Чувствовал себя прекрасно, как – будто он хорошо выспался, а все произошедшее с ним – сон. Но на его запястье болталась металлическая цепочка с пластинкой, на которой было выгравировано «III группа крови». Его группа крови.

Глава 10

Павел ехал домой и думал о том, как причудливо трансформируется его судьба в разных реальностях. В одной, он – благополучный ученый, в другой – спившийся бандит, а Ольга есть и в той, и в другой, и Беня есть. И место действия ограничено Уралом, почему – то ни в Италию, ни в Африку он не попадал. Все Россия матушка, будь она неладна… Вот в мире из которого он сейчас возвращался у него есть дочь, а он, здешний хотел бы быть отцом такой девчонки? Она стала ему безумно дорога, но он понимал, что в своем мире он ни за что не допустил бы такой судьбы для Сони. А в других обстоятельствах она бы случилась совсем другой, может быть совсем неинтересной и далекой. Так рассуждая, он въехал в свой двор, поставил машину, и зашел в подворотню. Раздался выстрел. Угасающим сознанием Паша успел зацепить темный силуэт, заскочивший в подъезд. «Уйдет крышами», – подумал он и отключился. Очнулся он в приемном покое. Двое мужчин, должно быть врачи разговаривали между собой.

– Кирдык мужику. Большая кровопотеря, – говорил один.

– Так надо добавить, кровушки-то, – басил другой.

– Реактивов нет, группу не определить. Что лить-то?

– Да вон у него написано «III группа».

– А если это просто фенька? Мы зальем, а он окочурится. Потом затаскают.

– Да нет. Такие штуки себе экстремалы и вояки делают. Зачем ему чужую группу писать. Давай, под мою ответственность. Зина, готовь операционную, – крикнул он.

В это время Ольга, не дождавшись мужа, обрывала телефоны. Сначала обзвонила друзей, потом стала доставать полицию на предмет ДТП. Но тут в дверь позвонили, пришел следователь, и рассказал, что Павла нашли в подворотне, истекающим кровью и доставили в больницу. Ольга дернулась бежать в приемный покой, но у следователя были вопросы. Кое – как отвязавшись от полицейского, она оказалась у закрытых дверей реанимации. Если охранников и медсестер она подкупила, чтобы они пустили ее в больницу, то ни один врач не стал разговаривать с ней. «Мы не боги», – только и сказал ей реаниматолог, захлопнув дверь перед носом. Всю ночь она просидела на лестнице, молясь и приказывая Паше: «Живи!!!». Утром пришла женщина-врач, посмотрела на Ольгу, молча, выдала ей халат и бахилы, и проводила к мужу. Тот лежал весь утыканный трубками, но дышал довольно ровно, и на его лице Ольга не увидела той печати предрешенности, которую она иногда видела на лицах людей, которых в скором времени настигала смерть. Она взяла мужа за руку и долго-долго мысленно разговаривала с ним. Она говорила, что не выживет без него, что все друзья молятся за него (хотя никто еще не знал о произошедшей беде), вспоминала смешные случаи из их жизни. Ей нужно было удержать его любыми способами. Наконец, мужчина открыл глаза, и слабо улыбнулся. Врач подошла к ним: «Бог даст, выкарабкается, – сказала она, – а вы идите домой, вам силы еще понадобятся». И силы понадобились. Через несколько дней Пашу перевели в общую палату. Теперь дни Ольги длились, казалось, бесконечно. Приезжая с работы, она варила кисели и бульоны, потом неслась в больницу. Там мыла и брила мужа, перестилала ему постель, кормила. Иногда, преодолевая брезгливость, помогала другим мужикам в палате, в больнице почти не было нянечек, все приходилось делать родственникам. Удивительно, когда она вспоминала черные больничные дни, или представляла, что они могут случиться, ей было безумно страшно. Но когда они наступали, она концентрировалась, делала все необходимое совершенно без эмоций, как автомат. Она знала, что пока не вытащит Пашу, не позволит себе ни слез, ни болезней, ни страхов. Только предельная дисциплина и железный порядок в мыслях и чувствах. Постепенно муж начал поправляться, попросил принести ему ноутбук, книги по химии и геологии, которыми он стал увлекаться незадолго до покушения. Однажды, подходя к палате, Ольга услышала нестройное пение. Оказалось, что одному из Пашкиных соседей на следующий день предстояла серьезная операция, и чтобы снять гнетущую всех тревогу, муж устроил караоке. Даже лечащий врач, Олег Геннадьевич, одобрил такой нестандартный подход. Он и сам был нестандартный. Это он спас Пашу, взяв ответственность на себя. Это он шутил и с пациентами, и с их родственниками, несмотря на глобальную усталость. И за это ему можно было простить все, и несвежий халат, и постоянный запах перегара, и мат, которым он спокойно мог обложить любого и больного, и здорового. К Павлу уже несколько раз приходили из полиции, но никакой полезной информации он не сообщил, абсолютно не доверяя людям в погонах. Ольга же выпытала у мужа, что уже года два, как ему угрожал один деятель из Екатеринбурга, обвиняя его в мошенничестве. Мошенничество же заключалось в том, что Паша познакомил этого предпринимателя с другим своим приятелем, что произошло между ними, он не знал, но через какое-то время Тихон, предъявил ему кругленькую сумму. Павел не воспринял это всерьез, потому что вины за ним не было, да и документов никаких он в глаза не видел. В первый же день после ранения мужа Ольга попыталась дозвониться до Шахова, но трубку никто не брал. Собравшись с силами, она набрала его домашний номер. К телефону подошла Настя, его жена. Ольга почему-то недолюбливала эту молодую женщину, хотя видела ее всего несколько раз на каких-то торжественных мероприятиях. Она ей казалась высокомерной и легкомысленной особой. Однако делать было нечего, ситуация складывалась страшная и надо было подключать все возможные ресурсы. Но Настя дрожащим голосом сказала, что Слава уже месяц в командировке неизвестно где, и она догадывается о том, что он жив только потому, что ей на карту поступают его зарплатные деньги. В результате Ольге пришлось еще, и утешать девушку. Она поняла, что помощи ждать неоткуда. Через несколько дней ей на телефон позвонили, и приятный мужской голос осведомился, не хочет ли она заплатить долги своего мужа. Ольга ответила грубо, она умела это делать в совершенстве, если вынуждали обстоятельства. С этого дня начался настоящий телефонный террор. Звонили с разных аппаратов, и на домашний и на рабочий. Женщина уже была доведена до предела, когда однажды ночью раздался звонок, в трубке молчали. Почему-то она решила, что это муж и заорала диким голосом: «Пашка! Что с тобой?». И на другом конце провода ей ответил зловещий голос: «Сдох твой Паша!». Она швырнула трубку, оделась и побежала в больницу. Если бежать через парк, то было совсем недалеко. Но было темно, Ольга не догадалась прихватить фонарик и несколько раз упала, запнувшись о корни деревьев. Благополучно миновав спящих охранников и медсестер, она влетела в палату, и увидела, что муж корчится в судорогах. Она разбудила всех, прибежал полупьяный Олег Геннадьевич, сматерился, приказал везти больного в реанимацию, но на полпути, видимо, поняв, что не доехать, завернул в какую-то пустую палату и начал сам спасать Пашу. Медсестричка летала по всему этажу, принося необходимые препараты и инструменты. Ольга потеряла счет времени, казалось, это длится бесконечно. «Не запускается мотор, не запускается, – как будто про себя шептал врач, – вот какой-то минуты не хватает. Ну, последний раз, Господи, помоги!». Он снова приложил к Пашиной груди дефибриллятор, а Ольга сорвала с шеи циферблат со стрелками и отмотала назад ровно минуту, подумала и перевела еще на полкруга. «Табаки подарил мне полторы минуты, этого должно хватить!» – думала она. И хватило, то ли молитвами и сильными руками Олега Геннадьевича, то ли даром Хранителя Времени, но сердце Павла забилось. Его увезли в реанимацию. Врач устало посмотрел на Ольгу. «Выпьешь со мной?» – спросил он. «Да», – решительно ответила она. Зайдя в ординаторскую, он достал посудину со спиртом и непочатую бутылку Хенесси.

– Что будешь? – поинтересовался он.

– Конечно, спирт, – ответила женщина.

– А, ну да, ну да, ты ж из этих …

– Из каких?

– Из воландовских, как я понимаю.

– Неправильно понимаешь.

– Да брось, я видел, как ты часики крутила. Ты не думай. Я здесь за двадцать лет такого насмотрелся, что ничему уже не удивляюсь.