Анна Ахматова и Истина. Монтаж воспоминаний и документов

Но, очевидно, не так отнёсся Коля к этой встрече. Часто, возвращаясь из гимназии, я видела, как он шагает вдали в ожидании появления Ани… Ане он не нравился… Но уже тогда Коля не любил отступать перед неудачами. Он не был красив – в этот ранний период он был несколько деревянным, высокомерным с виду и очень неуверенным в себе внутри. Он много читал, любил французских символистов, хотя не очень свободно владел французским языком, однако вполне достаточно, чтобы читать, не нуждаясь в переводе. Роста высокого, худощав, с очень красивыми руками, несколько удлинённым бледным лицом, – я бы сказала, не очень заметной внешности, но не лишённой элегантности. Так, блондин, каких на севере у нас можно часто встретить… Говорил он чуть нараспев, нетвёрдо выговаривая “р“ и “л“…»

Из книги Павла Лукницкого: Зимой 1904 г. произошла «2-я встреча с Анной Андреевной Горенко (на катке)… [Весной] было приблизительно 10 встреч.»

Из воспоминаний Валерии Срезневской: «Мы много гуляли, и в тех прогулках, особенно когда мы не торопясь шли из гимназии домой, нас часто “ловил” поджидавший где-то за углом Николай Степанович. Сознаюсь… мы обе не радовались этому (злые, гадкие девчонки!), и мы его часто принимались изводить. Зная, что Коля терпеть не может немецкий язык, мы начинали вслух вдвоём читать длиннейшие немецкие стихи, вроде “S?ngers Fluch” ["Проклятие певца”] Уланда (или Ленау, уж не помню…). И этого риторически цветистого стихотворения, которое мы запомнили на всю жизнь, нам хватало на всю дорогу. А бедный Коля терпеливо, стоически слушал его всю дорогу и всё-таки доходил с нами до самого дома!»

Из книги Веры Лукницкой «Материалы к биографии Н.Гумилёва»: «На Пасху 1904 года Гумилёвы давали бал, на котором в числе гостей первый раз была А.Горенко. С этой весны начались регулярные встречи. Позже, в книге стихов Гумилёва «Жемчуга» 1910 г. появилась строфа:

Ты помнишь, у облачных впадин

С тобою нашли мы карниз,

Где звёзды, как горсть виноградин,

Стремительно падают вниз.

Об этой строфе Лукницкий пишет в дневнике:

“Башня (Турецкая) в Царском Селе – искусственные руины. АА и Николай Степанович там встречались наверху…”

Они посещали вечера в ратуше, были на гастролях Айседоры Дункан, на студенческом вечере в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле в клубе на Широкой улице, были на нескольких, модных тогда спиритических сеансах у Бернса Мейера, хотя и относились к ним весьма иронически.»

Из воспоминаний Ахматовой: «У меня есть около 15 стихотворений, которые я не решусь никому показать: это детские стихи. Я их писала, когда мне было …14 лет. Все они посвящены Н.С. Но интересно в них то, что я об Н.С. всюду говорю, как об уже неживом. Я много кому и в ту пору и после писала стихи, но ни с кем это не было так. А с Н.С. у меня так всегда. Это мне самой непонятно…

…И ещё, называю его братом.»

Такое отношение к Гумилёву сохранилось у Ахматовой навсегда.

Как соломинкой, пьёшь мою душу.

Знаю, вкус её горек и хмелен.

Но я пытку мольбой не нарушу.

О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи. Не печально,

Что души моей нет на свете.

Я пойду дорогой недальней

Посмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,

И везут кирпичи за оградой.

Кто ты: брат мой или любовник,

Я не помню, и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,

Отдыхает усталое тело…

А прохожие думают смутно:

Верно, только вчера овдовела.

Летом 1904 г. 15-летняя Анна впервые влюбилась.

Из воспоминаний Валерии Срезневской: «…В этом возрасте девушкам нравятся разочарованные молодые люди, старше двадцати пяти лет, познавшие уже много запретных плодов и пресытившиеся их пряным вкусом.»

Посв.***

О, молчи! От волнующих страстных речей

Я в огне и дрожу,

И испуганно нежных очей

Я с тебя не свожу.

О, молчи! В сердце юном моём

Пробудил что-то странное ты.

Жизнь мне кажется дивным загадочным сном,

Где лобзанья – цветы.

Отчего ты так низко нагнулся ко мне,

Что во взоре моём ты прочёл,

Отчего я дрожу? отчего я в огне?

Уходи! О, зачем ты пришёл.

Это стихотворение, вероятно, обращено к 36-летнему поэту Александру Митрофановичу Фёдорову, так же, как и другое, написанное 24 июля 1904 г. с посвящением «А.М.Ф.»

Над чёрною бездной с тобою я шла,

Мерцая, зарницы сверкали.

В тот вечер я клад неоценный нашла

В загадочно-трепетной дали.