Вечер в частной школе

Такого Макетова еще никогда не слышала. Чтобы ученик позволил себе! По поводу классика! С трудом нашла она в себе силы вежливо поинтересоваться, откуда Артемову об этом известно. Парень уверенно сослался на Интернет. Спорить с учениками Макетова не привыкла. Она уже и не помнила, с какого года работы ей удалось в отношениях с детьми занять удобную позицию: учитель всегда прав. Нашлась, она, правда, быстро – сказалась советская школьная выучка:

– Ты, возможно, и дока в интернете, Владик. Зато я – дока по части школьной программы. Роман «Мать» подлежит обязательному изучению. Хотите-не хотите, а экзамены обязательны для всех!

На этом месте удачно прозвенел звонок. Макетова кинулась писать на доске домашнее задание, чувствуя, что в первом раунде открытого боя победа осталась за ней. И только в учительской облегченно перевела дух…

С этого момента ее отношения с десятым классом, внешне уважительные и ровные, приобрели явный оттенок борьбы, некоего молчаливого противостояния. Раз и навсегда сев на своего любимого конька – непогрешимость педагогического авторитета, Анна Ивановна прибегала к нему со временем все чаще и чаще. С русским было еще так себе. Предмет точный, разными толкованиям не подлежит. А вот литература… Дошло до того, что каждый раз, идя на урок в свой десятый, Макетовой приходилось буквально брать себя в руки. В других классах, где она вела уроки, пятом и шестом, все шло отлично. Ученики спокойненько себе почитывали сказки Пушкина, сочувствовали героям «Капитанской дочки» и не доставляли Анне Ивановне лишних огорчений. А со «своими» десятиклассниками она постоянно чувствовала себя не в своей тарелке. Пыталась заинтересовать ребят театром – правда, строго программными произведениями. Обсудить основы стихосложения. Но им все оказывалось – не в коня корм. Даже конкурс на лучшего чтеца – и тот провалили!

Сухонькую старушку опять толкнули сзади. Анна Иванна встрепенулась – очередь заметно продвинулась вперед. Она засуетилась, торопливо подобрала свои кошелки и поспешила вновь занять место следом за здоровенной бабищей, двигавшей очередь вперед уверено, как танк. Но неожиданно передние в очереди резко приостановились – так, что все снова откачнулись назад. Окошечко приема с шумом захлопнулось, являя взорам строгую надпись: «Перерыв 10 минут». И снова все уныло сгорбились, как-то осели на своих местах – даже бабища как-то растерянно затопталась на месте. А Анна Иванна вернулась к мыслям о своем трудном десятом «А» – первом для нее в частной школе…

Итак, конкурс чтецов. Решено было посвятить его семидесятой годовщине блокады Ленинграда. Дело было как раз зимой. В это время Макетова с дочкой (благо, жили вдвоем) собрались (на повышенную зарплату) осилить к лету кое-какой ремонтик. Так что лишний раз оставаться в школе Анну Ивановну не тянуло. Тем не менее, она добросовестно предложила ребятам помощь: подборка соответствующих патриотических стишат собралась у нее мгновенно. Ребята вроде не отказались. Пятый и шестой классы охотно разобрали традиционные «День Победы»; «Мне кажется порою, что солдаты…» и «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…». А вот десятый класс, прочитав список, предложил Анне Ивановне:

– Давайте мы сами подберем стихи. Сами и прорепетируем!

И то, что ребята в десятом «А» решили проявить самостоятельность и порепетировать самостоятельно, Анну Ивановну только обрадовало. Радовало и то, что кабинет после репетиций ребята оставляли в порядке, даже стулья поднимать за собой на парты не ленились. А сама Анна Ивановна со всей душой занялась подготовкой к конкурсу младшеклашек – благо, там и не мыслили отходить от проверенного сценария конкурса.

Конкурс был назначен в рамках общего концерта ко Дню памяти блокады Ленинграда. Завуч, Любовь Николаевна, как оказалось, тоже пришедшая из государственной школы за несколько лет до пенсии, связалась с главой районной Управы Василием Ивановичем и пригласила на концерт ветеранов и заслуженных деятелей культуры района. Прислали даже представителей от Управления образования и префектуры округа – благо, дети «Китежа» славились разнообразными талантами. И началось…

Глава 5

Сама Анна Ивановна весь этот день чувствовала себя, как на иголках. Еще бы! Первое в ее новой биографии участие во внешкольном мероприятии! Первый в «Китеже» творческий отчет о ее работе – ведь технику чтения и вербальные навыки развивала в пятом, шестом и десятом классе именно она – А.И. Макетова! Тайком она даже глотнула корвалола в женском туалете первого этажа. И только в середине вечера ощутила, как к ней возвращается уверенность в своих силах. Все шло хорошо, дети выступали гладко, концертные номера чередовались чтением стихом, ветеранское жюри в уголке корпело над оценками чтецам. И уже завуч (из президиума!) одобрительно улыбалась Анне Ивановне, сидящей в первом ряду. И сидящая рядом с завучем директриса тоже подняла голову от бумаг. А когда ученики шестого «А» исполнили песню «Темная ночь», весь зал дружно зааплодировал. И только одно не давало покоя Анне Ивановне. Сценарий праздника никак не мог добраться до выступления ее, любимо-нелюбимого десятого «А». Макетова даже поглядывала украдкой на сидящую рядом заместительницу диреткора по воспитательной работе – нет ли какого подвоха в сценарии? Но нет, та удовлетворенно улыбалась, значит, все шло по плану. Спели потихоньку и «Темную ночь», и «Бьется в тесной печурке огонь…» – концерт упорядоченно двигался к победному завершению. И в тот момент, когда ветераны уже предвкушали «легкий фуршет», а ребята – обещанную праздничную дискотеку…

В тот самый момент вышел на сцену маленький щуплый шестиклашка – Кирилл Курочкин – и серьезно объявил:

– А теперь поговорим немного по душам. Любая война – это бедствие. И любой войны, как ясно из истории, можно избежать. Возможно, не было бы Великой Отечественной, и не было бы страшной ленинградской блокады, унесшей более двух миллионов жизней, если бы к началу войны верхушка армии не оказалась обезглавленной массовыми репрессиями 37-го – 39-го годов. Если бы Сталин больше прислушивался к мнению интеллигенции, к данным разведки, наконец, а не слепо полагался на хрупкий пакт о взаимном ненападении с Гитлером. Предоставим же слово русским поэтам, не дожившим до начала войны. Это и Цветаева, и Мандельштам, и многие другие. Сейчас Владислав Артемов из десятого «А» прочтет стихи супруга Анны Ахматовой – Николая Степановича Гумилева!

Взрослые в зале замерли. Приглашенные ветераны – в основном, бывшие партийцы, оторопели. А Артемов спокойно читал с небольшой эстрады – и не заученно, отстраненно, а как-то очень по-человечески:

Шёл я по улице незнакомой

И вдруг услышал вороний грай,

И звоны лютни, и дальние громы,

Передо мною летел трамвай.

И еще:

Верной твердынею православья

Врезан Исакий в вышине,

Там отслужу молебен о здравьи

Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,

И трудно дышать, и больно жить…

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить!

А следом за Артемовым девочка-десятиклассница прочла стихи убитого на войне неизвестного поэта:

У неостывшего лафета

Взорвался поминальный залп;

Мелькнула молнией ракета,

И сшиблись: сумрак и гроза.

Дождя кромешная атака

Настигла мокрые кусты,

Штурмуя – сполохами мрака –

Закатный дзот из темноты…

Нет, я не вымок на лафете:

Мне был уже не страшен дождь;

Я помнил о румяном лете,

О том, как мнется в пальцах рожь;

И, воинским брезентом грубым

Покрытый с ног до головы,

Я ощущал девичьи губы

И запах скошенной травы…

Со мной синицы говорили;

Мне открывались двери дня –

И рай земной смеялся в мире,

Где больше не было меня.

Ребята в зале дружно и искренне захлопали. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, похлопали и взрослые. Заместительница по воспитательной части умело «свернула» последние выступления, объявила, что в конкурсе чтецов «победила дружба» – и увела ветеранов в столовую на фуршет. Представители управы и префектуры, забрав подарки и букеты, недовольно удалились. А директриса, как ни в чем не бывало, поблагодарила всех, и особенно десятый «А», за прекрасные выступления. И хладнокровно объявила дискотеку. Не взглянув, правда, при этом на Анну Ивановну…

Уже потом, под громовую музыку дискотеки, а Анне Ивановне, дежурившей у входа подплыла завуч Любовь Николаевна и холодно процедила: