Вечер в частной школе

Ответное письмо пришло после долгого молчания, и подписано было не Владом, а его мамашей: «Благодарна за заботу о моем сыне, не ожидала, что в «Китеже» такие учителя, как Вы, Анна Ивановна! Только снявши голову, по волосам не плачут! Из-за чего тогда мальчишки разодрались – не знаю. Муж не рассказал – запил. Сын отмалчивался. Сейчас я одна с малым. Муж лежит в диспансере. А Владик… После того случая он все чаще гонял на мотике, вот и догонялся… Если можно, Анна Ивановна, пусть родительский комитет поможет мне, соберет денег на памятник…».

Письмо какое-то неуклюжее – Анна Ивановна не поняла сначала, о каком-таком памятнике идет речь…

Вот и мотается с тех пор Анна Иванна. То с передачей в СИЗО к Ярьке Вездину, отец его, когда ситуация со спайсами все-таки вскрылась, от сына наотрез отрекся и не навещал! То – раз в месяц, получив пенсию, едет в Мытищи, помочь семье Артемовых. Каждый раз заходит на кладбище, на неухоженную бедную могилку Влада. Долго сидит на скамеечке за оградкой. Смотрит на глянцевое фото. И Влад встает перед ней, как живой – такой же, как тогда, после вечера в медкабинете – высокий, стройный, русоволосый, очень похожий на отца – серыми с золотом глазами, хорошей мужской улыбкой и ямочкой, трогательной ямочкой на подбородке…

Как-то раз, роясь в старых бумагах, она выудила его стихи – клетчатый желтый листочек, исписанный шариковой ручкой. Беспокойный, словно летящий куда-то, торопливый почерк. Перечитала – и поразилась. Разве может человек предвидеть собственное будущее? Предсказать свою смерть?

Анна Иванна в это не верила, но стихи почему-то перечитывала много раз, пока не заучила наизусть.

Лунная роса

Откройте окно – и послушайте зиму.

Как мягко и медленно падает снег!

Ночные машины, спешащие мимо,

Включают нелегкие трассы в пробег…

Как долог февральский безрадостный вечер!

Как странно, что ночью не хочется спать.

Счет мелких потерь, как всегда, бесконечен, –

А крупных и вовсе нельзя избежать!

Кого-то венчают, кого-то хоронят.

Меняются спицы в большом колесе.

И грустен Февраль – повелитель на троне

В плаще из снежинок и в лунной росе…

Прощаются в траурном зале больницы,

Где крышки гробов ожидают у стен,

А лица живых набегают, как спицы

В том самом, вершащем судьбу, колесе.

Серьезны мужчины. Заплаканы дамы.

Все прячут глаза, поминая судьбу,

И вдруг – из оконной коричневой рамы

Кивает им тот, что остался в гробу!

Потом, повторяясь которую зиму,

Бессонница тянет к окну без конца;

И страшно дождаться улыбки любимой,

Улыбки такого живого лица!

Кого-то венчают, кого-то хоронят…

Мы встретимся с ним, ибо смертны, как все.

Бессмертен Февраль, в королевской короне,

В плаще из снежинок – и в лунной росе…