Кости

– Бр-р, – встряхнув головой, мужик поплыл в комнату, чтобы прилечь на постель.

– А-а, вернулся, – жена не спала. Она лежала на боку и прижимала к груди простынь.

– Значит, врач всё же был, – плюхнувшись на край кровати, Федя сглотнул. – Приболела, да?

– Погоди, всё нормально, – белые зубы Зинки сверкали от лунного света, пробирающегося сквозь тонкую занавеску. – Федя, друг мой ситный. Ты не поверишь, но… вот. – развернув простыню, женщина показала младенца.

Федя отпрыгнул, вытаращив глаза на живой комок с маленькими ручками.

– Кто это?

– Дочка наша, – дотянувшись до головы, Зина поцеловала спящую девочку.

– Как? Откуда?

И жена рассказала всё, что произошло полчаса назад. Федя слушал и понимал – это Господь бог послал им ребёнка. И послал так, чтобы ни одна живая душа не знала, дабы не сглазить. Упав на колени, мужик зарыдал от счастья.

Девочку назвали Лидой, в честь матери Зины, которая умерла пять лет назад. Её муж Михаил Борисович живёт один на окраине села и часто навещает дочку, жалуясь на плохое здоровье и двоих детей, переехавших в город и забывших о своём одиноком отце. Татьяна и Елена, отучившись в техникуме, вышли замуж за городских парней, родили детей и раз в год навещали сестру и папу. Когда дети подросли, женщины стали приезжать ещё реже, потому что сельская жизнь не прельщала, и им хотелось всё больше отдыхать на море, а не копаться в огороде, из-за чего портятся маникюр и кожа рук.

– Сейчас бы собрать всех вместе и отпраздновать такую радость, – Михаил пришёл проведать дочь и внучку. – У нас ведь большая семья, дружная… была.

– Пап, не расстраивайся, зато есть мы и наша Лидочка, – Зина качала спящего ребёнка на руках, прохаживаясь по комнате.

– Верно. Дождались-таки внученьку, – умилялся дед, глядя на спокойный свёрток. – А вот Лидия наша не успела.

– Что ж поделать, пап, видно судьба у неё такая. Ну ничего. Лидочка подрастёт, начнёт всё понимать, мы расскажем ей про бабушку, покажем, где она у нас находится…

Входная дверь стукнула, и в хату прибежал десятилетний Сашка – сын соседки Маши.

– Тёть Зин, там мамка зовёт, – он встал в дверном проёме и с любопытством приподнялся на цыпочки. – А можно посмотреть?

Зина подошла к мальчишке, опустила руки и показала девочку.

– А чего она такая… рыжая? – удивился мальчик.

– А её солнышко поцеловало, – с усмешкой ответила Зина. – Ну, беги. Я скоро подойду.

Сашка скрылся за шторкой, а Зина, положив дочку в кроватку, попросила отца посторожить её.

– Иди, иди. Не такой уж и старый. Справлюсь. Пригляжу.

Надев косынку, Зина потопала к Маше. Там её ждал сюрприз. Маша за утро, успела сшить четыре пелёнки из новой простыни.

– Держи, это тебе, – передав пелёнки, она заторопилась бежать на работу. – Крестить-то будете?

– А как же. Возьмём тебя в крёстные, – обрадовала Зина, поглаживая белую сложенную ткань.

– Спасибочки, – приобняв соседку, Маша побежала на ферму.

Вернувшись в дом, Зина застала отца спящим. Улыбнувшись, она положила пелёнки на комод и занялась обедом. А Маша в это время уже прибежала на ферму и сцепилась с одной из доярок – Глашкой Щучкиной. Из-за противного характера Глашку часто именовали по её фамилии, изменив первую букву «Щ» на «С». Правда, в лицо никто не осмеливался обозвать её Сучкиной, потому как побаивались бабы драчливой сельчанки. Ох и дерзкая Глашка, спасу нет. Может и в волосы вцепиться, и по мордасам надавать. А однажды одну женщину она так исколошматила, что та неделю из дома не выходила, пока синяк под глазом не сошёл. Никто ещё не осмелился дать отпор Глашке, поэтому она могла любому ляпнуть в лицо всё, что думает и не думает. Но с Машей поскандалить не приходилось. Машка – отходчивая, на рожон не лезет, улыбнётся в ответ и забудет обиду. Но сегодня явно не Глашин день. Услышав, как Щучкина оскорбляет за глаза Зину, Маша бросилась кричать на бессовестную доярку.

– Что ты несёшь? Откуда у тебя такие сведения? – подскочив сзади, Мария завопила, как сумасшедшая.

Женщины, выслушивавшие сплетни, замерли от страха. Глаша натянула ехидную улыбку и повернулась всем телом.

– И где я не права? – поставила ладони на бока. – Нагуляла, а потом на мужика скинула. Разве не так?

– Да чтоб у тебя язык отсох, сплетница! – Маша вскипала, как вода в чайнике. – И где ты такую новость взяла? По себе, небось, судишь?

– А то ты сама не видала! – задирая нос кверху, кричала Глашка. – Девка-то вся рыжиной покрытая! Откуда, а? Зинку и Федьку смолоду знаю, никто из них таким цветом не грешил! Да и родителей их, когда помоложе были, помню, такие же: сивые да тёмные. А тут вона как, девка в конопушках, волосья, что солнцем обожгло, а ты мне тут про верность втолковать пытаешься!

– А может, у ней прабабка была такой, – громко сказала Агаша, влившись в женское собрание. – У нас случай был. Все брюнеты, а мальчонка сивый родился. Правда, как подрос, волосы чуток потемнели…

– Да иди ты, Агаш, у вашего потемнели, а у этой девки такими и останутся. Фу, и как Зинке не совестно мужу врать? – голосила Щучкина. – Полтинник на носу завертелся, а она любовничка себе завела! Ох и набегался бедный Феденька ночами по кладбищу! Нагоревался, милок, по сыночкам мёртвым! А эта, зараза бесстыжая, в хату другого приводила, вот и прижила рыжуху!

– Так нет в селе рыжих-то, – Агаша не отставала. – Где ж она могла такого найти?

– А кто ж его знает. Может и с городу приезжий был.

– Да чтоб у тебя язык отвалился! – Машу взбесила прилипчивая доярка. – Да чтоб ты ночами в подушку рыдала…

– Да и так рыдает-то, – хихикнула Анна, которой надоел пустой скандал, разразившийся на весь скотный двор. – Ни мужика, ни дитёнка. Вот и собирает, что попало, лишь бы счастливых баб очернить.

– Да ты… – раскраснелась Глашка, услышав о себе чистую правду.

– Рот на замок и за работу, – Анна осталась довольной, что смогла заткнуть бешеную бабёнку. – И ты, Глаш, смотри под своим носом, прежде чем помоями кого-то поливать.

Бабы разбрелись по ферме, а Машка стояла рядом с Анной и благодарила за то, что та вступилась за Зину.

– Да знаю я таких, наглых, – Анна поправила платок на затылке. – Повидала на своём веку. Мужиков у них нет, вот и воют на каждого. Завидно ей, понимаешь? До сорока дожила, а счастья своего так и не встретила.

Отработав смену, Маша зашла в магазин и спросила у продавщицы, когда привезут одежду для малышей. Вопросительно посмотрев на Машу, Клавдия улыбнулась.

– Как обычно, лавка приедет в субботу. А ты кому? Опять себе? – осмотрев покупательницу снизу доверху, Клавдия поставила локти на прилавок.

– Не, соседке. Зинке.

– А-а, слыхала, что у неё девка родилась. Живая, надо же.

– Бог милостив, – ответила Маша, разглядывая летние халаты, висевшие на стойке.

– Однако странность какая-то в этом есть, – поглядывая на женщину, продавщица делала вид, будто что-то перекладывает под прилавком, – девка-то рыжая.

– И ты туда же, – нахмурилась Маша. – Зинка родила несколько часов назад, а вы уже конопатки обсуждаете.

– В селе любая весть быстро узнаётся. Маш, а ты сама как думаешь, от кого Зинка дитё прижила?

– Да пошла ты! – рявкнула Маша и выскочила из магазина, чуть не сбив с ног заходивших внутрь женщин. – Взяли моду ярлыки навешивать, – пробубнила она, выбегая на дорогу.