Любочка Хоботова

– Хоть бы постыдилась ты такие вещи-то вслух произносить! – Надежда не собиралась уступать бывшей сопернице. – Пошла, пошла отсюда! Ишь, проведывальщица какая выискалась! Без тебя разберемся.

На крыльцо вышел высокий сутулый мужик в клетчатой рубашке-ковбойке и трикотажных спортивных штанах с двумя полосами по бокам:

– Ну чего вы тут раскудахтались, как курицы?

– Боренька, – ахнула Люба. – А мне сказали, что ты был в больнице. Что у тебя болит, лапуля мой? Голова или желудок? Ты же всегда слабенький был на это дело.

– Любка, иди домой по-хорошему, – попросила её Надежда. – Что ты прицепилась к нам?

– Правда, Люба, иди, – махнул рукой Борис. – Все у меня в порядке, ты же видишь.

– Не уйду, пока не узнаю, зачем ты в больницу ходил! – встала в позу Любочка.

– Да геморрой у него, геморрой! – вспылила Надежда, подталкивая её к выходу. – Узнала? Довольна? Теперь катись отсюда!

– Боренька, это правда? – ахнула Люба. – Как же так, лапуля мой? Ты не волнуйся, я сейчас в аптеку съезжу, куплю тебе и мазь и свечечки…

– Какие свечечки? – схватился за голову Борис. – Что ты несешь?

– Так от геморроя же, – распахнула глаза Люба, отмахиваясь сумкой от наседавшей на неё Надежды.

– Обе вы мне как геморрой! – Борис ушёл в дом, хлопнув дверью. Надежда поспешила за ним, и Люба осталась во дворе одна. Она плюнула вслед бывшему мужу и его супруге и побежала на остановку, действительно намереваясь отправиться в город, чтобы купить Борису лекарства. Но по дороге решила свернуть к Петру Попкову, пятому мужу, с которым когда-то прожила всего полгода.

– Петя, ты дома? – дернула Люба запертую калитку. – Петь! А Петь!?

– Ну?! – из гаража вышел Петр, черноволосый мужчина, похожий на цыгана и с таким же жгучим взглядом. Он сурово взглянул на непрошенную гостью и нахмурился: – Чего тебе?

Люба восприняла его слова как приглашение и направилась к нему решительным шагом:

– Петя, у Бори геморрой, ему срочно нужны лекарства. Так что давай, лапуля, заводи свой тарантас и поехали в город в аптеку.

– У нас с Борисом один геморрой на двоих, – усмехнулся Петр, – и это ты!

Он взял бывшую жену за локоть и бесцеремонно подтолкнул её к калитке:

– Топай отсюда. Некогда мне тут с тобой ляси-тряси разводить. И Жигуль, видишь, на ремонте, без колеса стоит. А если тебе так уж приспичило, чеши на остановку, минут через сорок автобус подойдет. Как раз успеешь.

– Петь, ты что, не понимаешь?! – напустилась на него Люба. – Это все очень серьезно. Ты же мужчина и тоже можешь оказаться в такой ситуации.

– Иди, Люба, иди! – не желая слушать её и, тем более, вступать с ней в спор, проговорил Петр. – У меня и без тебя дел довольно. К тому же скоро Антонина от матери вернется, не думаю, что она будет рада видеть тебя здесь.

– Петя! – возмутилась Люба.

– Ну что Петя, Петя… – рассердился Петр. – Я же сказал, что не могу. И вообще, у тебя кроме меня было еще четыре мужа, вот и иди к ним, пожалуйста, а меня оставь в покое!

Он с такой силой хлопнул калиткой, что если бы Люба не отскочила, обязательно ушиблась бы.

– Хамло! – без особой злости и скорее взывая к его совести, крикнула она в спину Петру, но он даже не обернулся и снова скрылся в гараже. А Люба поспешила на остановку, твердо уверенная в том, что только она может спасти Борюсю от неприятной болезни.

***

Да, за свою жизнь Любочка успела пять раз побывать замужем, и все её бывшие мужья теперь жили в одной деревне с ней, мучаясь от такого соседства. Она никому из них не давала покоя и могла в любое время заявиться домой то к одному, то к другому за какой-нибудь надобностью или просто потому, что решила проведать, как живет её бывший «лапуля». И если Николай и Валерий, оставшиеся холостяками, сами кое-как отбивались от бывшей благоверной, Василию, Борису и Петру помогали их жены.

Впрочем, ее это мало заботило, как и то, что деревенские, насмотревшись «Покровских ворот», приклеили ей прозвище «Хоботова», потешаясь над неугомонным характером бесцеремонной односельчанки. А еще они насмешливо называли Любу «Любочкой», несмотря на её солидный возраст, и даже не знали, что вообще-то она Любовь Павловна.

Статная, дородная Любочка и в свои «немного за пятьдесят» была вполне привлекательной женщиной, вызывая справедливую зависть не только своих ровесниц, но и тех, кто был помладше её. А в молодости и вовсе сводила парней с ума. Этого ей односельчанки простить не могли.

– Ой, бабоньки, – говорила своим подругам длиннорукая, до черноты обожжённая палючим солнцем Валентина, всю жизнь проработавшая в колхозной огородной бригаде. – Это мы с вами с рассвета до заката пластаемся, то на поле, то в огороде. Татьяна вон из-под своих коров не вылезает, а когда навоз убирает, вилами намахается так, что потом целыми днями ходит скрюченная. Нам работать не привыкать. Потому и фигуры растеряли, и кожу ветром да солнцем высушили. Вон, Нинка на пять лет моложе нашей Хоботовой, а выглядит на десять старше. И что ты ей скажешь, она четверых детей на ноги поставила, вот и постарела раньше времени. Не то, что паршивка Любочка.

– Так а с чего той Любочке стареть-то? – всплеснув руками, воскликнула Ольга, телятница с местной фермы. – Она как смолоду уселась в амбулаторную регистратуру, так всю жизнь и просидела там. Ветры не дуют, на голову не капает, знай себе медицинские книжки перебирай. Поди не перетрудилась, сидя в мягком креслице и чаи попивая. Зад только себе отрастила. Слава богу, хоть вилять им перестала. А то ж никому проходу не давала. Такая, прости Господи, бесстыжая…

– Ой! Вот это правду ты сказала, Олечка! – кивнула Тамара, соседка Любы. – Вышла я недавно в огород, смотрю, а Колька Семенякин и Валерка Бородин на ее участке копошатся: один картошку окучивает, второй грядки пропалывает. А она под яблонькой сидит, вся рожа кремом намазана, и ногти красит. Тьфу, пакость. Все девочку из себя строит. Ну стыдоба да и только.

– Так они же оба её мужиками были, – расхохоталась Нина. – Вот, видать, по старой памяти и заныривают. Ой, позорище! Смотреть противно! Старые кобели, а туда же.

– Нет, Нинуля, ты не говори! – вступилась за бывших мужей Любочки Валентина. – Мой Фёдор как-то рыбачил с Колькой, так тот ему рассказывал, что она им совсем проходу не даёт. Является домой без спросу, может в кастрюли залезть. Бесцеремонная до ужаса. А если ей что-то помочь надо, так и вовсе не отстанет. Легче пойти и сделать, чтоб она отцепилась наконец-то. А ей хоть бы хны! Одно слово, ни стыда ни совести у человека нет.

– Да что там Валерка с Колькой, они хоть холостые, – поддержала разговор подруг Татьяна. – Наша Хоботова и Бориса с Петром да Василием достала. Помните, как Надька за своего Борьку ей космы прямо на базаре повыдирала. Вот смеху-то было. Сцепились обе, а Борис только вокруг бегает и руками машет. Нинка, помнишь, как мы с тобой хохотали, чуть животики не надорвали.

– Ага, – кивнула Нина и улыбнулась: – Только Любочку вот так просто не свалить. Она ж как Кинг Конг по сравнению с Надеждой. Та ей только клок волос выдрала, а Любка Надьке так двинула, что она потом еще долго фонарем под глазом сверкала. Так ведь и Борьке от её кулачищ досталось. Он то ли за Надьку заступиться полез, то ли просто разнять их хотел, ему Любочка и присветила. У Надежды под левым глазом синяк был, а у него под правым. Все сестрам, значит, Любка раздала по серьгам.

Женщины захохотали.

– Пф! – усмехнулась Тамара, отсмеявшись. – А что? Любочке не привыкать. Она-то постоянно своих мужей поколачивала. Это мы наших бережем, пылинки с них сдуваем, а она если прижала к ногтю, так уж все, держись, не вырвешься, милок.

– Вырывались, – махнула рукой Ольга. – Недаром же она пятерых сменила. Глядишь, еще кого-нибудь подцепит.

– Да кто на неё посмотрит? – всплеснула руками Валентина. – В деревне таких дураков больше нет. Разве что в соседней кого-нибудь подхватит. И то вряд ли, слава о нашей Хоботовой по всей округе ходит.

– Так ей деревенский и не нужен, – рассмеялась Тамара. – Она ведь чуть ли не богиней себя считает. Ей городского теперь подавай. И не абы кого, а Аполлона, ни больше, ни меньше.

Тамара хотела сказать еще что-то, но в это время из-за поворота вывернуло такси, дверь открылась и пассажир, симпатичный мужчина в светом костюме и шляпе, вышел из машины.

– Здравствуйте, дамы. Меня зовут Аполлон. Не подскажете, как я могу найти, – он запнулся и заглянул в газету, – э-э-э, Любочку? Простите, не знаю её отчества и фамилии. Есть только адрес, Кленовая 14.

Бедный Гоголь и представить себе не мог, что немая сцена может быть такой живописной. Женщины, стоявшие перед Аполлоном и еще минуту назад так оживленно о чем-то судачившие, теперь замерли, распахнув одновременно и рты, и глаза.

– Ну так что, я правильно приехал? – Аполлон решительно ничего не понимал. – простите, с вами все в порядке?

Он пожал плечами и посмотрел на водителя:

– Странные какие-то.

– Ну чего уставились? Кленовая где? – рявкнул таксист, не желая терять время зря.

Окрик немного подействовал на Тамару, и она махнула рукой в сторону:

– Там…