Одноклеточная

Отставила предмет мебели в сторону. Просунула руку за печь и вынула оттуда швабру.

– Вот так славней будет, – поддела между струнами решётки тёплый пуховый платок и подтянула его к краю. Повторила несколько раз – и вот платок падает в руки старушки.

– Где наша не пропадала, – обмотала спину и затянула потуже.

– Ба-а! Ну где компот? Я пить хочу! – жажда мучила Наташу. Во рту всё пересохло, а язык стал шершавым.

– Иду, иду, – завязав на животе два пуховых узла, Нина поспешила открывать банку с компотом.

Часы пробили 19:00. Задорная кукушка выглянула несколько раз из своего домика и оповестила о наступившем вечере. Нина принесла в комнату прозрачный стакан со светлым напитком. И дольку яблока не забыла в него положить. Подходя к внучке приставными шагами, Нина встала у дивана и протянула долгожданный компот.

– Держи, деточка.

– Яблочный? – сморщилась Наташа, глядя на одинокую дольку, лежащую на дне. – Я малиновый хотела, – скуксилась и сделала вид, будто сейчас заплачет.

– Да? А я не слыхала, – расстроилась бабушка, что не смогла угодить единственной внучке. – Ты в другой раз погромче кричи, – повернулась, чтобы отнести стакан. – Болячки, мать их, покоя не дают.

По дороге в кухню выпила компот и собралась было опять лезть в подпол.

– Хорошо, что я его не закрыла, – оценила масштаб работы и, вздохнув перед спуском с горы, поставила правую ногу на верхнюю ступень лестницы.

– А-а! – отчаянный крик Натальи остановил бабулю.

– Что такое? – Нина моментально забыла о больной спине. Разогнувшись, поскакала спасать внучку от неминуемой беды.

– А-а! Я умираю! – голосила девочка, стоя на жёстком паласе и размахивая руками.

Подскочив к орущей девчонке, встала перед ней и захлопала редкими ресницами.

– Что такое? Что случилось? – развела дрожащие руки в разные стороны. – Наташенька! Детка!

– Вот! – девочка сунула под нос бабули руку, из которой текла тонюсенькая струйка красной крови. – Я на что-то напоролась! А-а-а…

Внучка плакала, корчась от боли, и закидывала голове назад, изображая адские мучения.

– Ой, Господи! – забывчивая бабушка кинулась к дивану. – Ой, как это? Я ведь точно помню!

Начала водить ладонями по обивке, чтобы найти швейную иглу, которую воткнула сюда ещё утром.

– Носки сыну штопала, а иголку сюда приладила! Да где же она?

– Там! – палец Наташи указал на место рядом с подлокотником.

Найдя стальную виновницу, Нина вытащила её и продела в клубок с чёрными нитками.

– Ох, и напугала ты меня, – обняла зарёванную внучку. – Пойдём, я тебе пластырем…

– А можно забинтовать? – всхлипывала четырнадцатилетняя кобыла, строя из себя пятилетнюю девочку. – Боли-ит.

– Давай забинтуем.

На следующий день, придя в школу, Наталья демонстративно держала руку прямо перед собой, якобы с ней произошло что-то ну очень серьёзное. Одноклассницы, заметив странность в девушке, принялись любопытствовать.

– А что у тебя там?

– Не скажу, – важничала Наташа, открывая учебник по истории левой рукой.

– Обожглась?

– Нет, хуже, – поправила локон у виска и уткнулась в книгу.

– Да ладно тебе, рассказывай, – не отставали девушки, окружив увлёкшуюся чтением раненую.

– Сломана, – с гордостью ответила Наталья, подняв светящиеся хитрые глаза.

– Ох, ты-ы ж, – протянула одна из девочек, представив, насколько это болезненно и страшно – сломать руку. – Очень больно было?

– Не то слово, – подёргивая округлыми плечами, зазнайка изображала на лице смелость и отвагу.

– Ты кричала?

– Нет, – сложив губки бантиком, при всех погладила правую руку от локтя до запястья, показывая тем самым, что ей пришлось вчера пережить.

– Да врёт она! – голос с последней парты первого ряда перевёл внимание девушек на коротко стриженного парнишку с фингалом под глазом. – Ничего и не сломана.

– А ты видел? Видел? – хвастунишка покраснела как бурак и втянула губы.

– Не видел, но знаю, – побитый Васька приподнялся и пристально посмотрел на рукав школьной формы. – Гипса нет, значит, ушиб, а не перелом, – сделал умное заключение и плюхнулся обратно на стул.

– Точно! – вспомнила светловолосая девица, поправив плечики фартука. – Мой брат в прошлом году ногу сломал, и ему гипс наложили до самого колена.

– Это нога! – воскликнула Наташа, предчувствуя скорое разоблачение. – А то – рука!

– А какая разница? – зашевелились девушки.

– Большая! – насупилась Наташа, прослезившись. – Не понимаете, вот и не лезьте!

Девчонки потихоньку разбредались по своим местам, ожидая первого звонка, а Наталья чувствовала стыд перед всем классом. И зачем было врать? Теперь все будут смеяться…

Ох, любила она это дело – хвастаться и врать напропалую. Излюбленная родной бабушкой, которая потакала всем её капризам, Наталья не видела границ, что можно делать, а что нельзя. Принесёт, бывало, в школу новую куклу и рассказывает о ней небылицы, мол, родственники из-за границы прислали. Или придёт в новых туфлях и давай заливать о том, как эти туфли ей прислала сама Эдит Пиаф, которой не стало аж в 63-ем.

Кто из одноклассниц знал какие-то факты – сразу их озвучивали, тогда Наташа ловко выкручивалась, говоря о том, что девочки не верно расслышали, и эту вещь прислала не сама известная личность, а её родственник. Таким путём и родилась мечта стать знаменитой на весь белый свет.

Целыми днями проводя время впустую перед телевизором, Наташа представляла себя на сцене Большого театра в длинном белом платье в пол и с накрученными локонами, украшенными блёсточками и огромным красным бантом. Зрители рукоплещут стоя, кричат «Браво!» и шлют воздушные поцелуи своему кумиру. Под ноги летят букеты различных цветов, а за кулисами её ожидает сам Ален Делон в строгом костюме и лаковых чёрных ботинках.

– Новикова! – в пустой кабинет вошла учитель физкультуры. – А ты почему здесь? Для тебя нужно особое приглашение?

– А Вам никто не сказал? – в воздухе повисла неловкая пауза. – У меня… вот…