У Манюшки думы о Павле не затухали. Понравился с первого взгляда. Хоть и заглядывалась на него, умом понимала, что не ровня. Вряд ли завидный жених когда – либо своей невестой назовет, но наивно мечтала о несбыточном. Иногда представляла, как жить вместе будут, коровку, поросят заведут, как в лес по грибы-ягоды ходить будут. Облик желанный поселился в добром сердечке, влюбилась без памяти. Про себя имя приятное по сто раз на дню выговаривала.
Первое зрелое чувство оказалось сродни легкому помешательству, порой переходящему в сумасшествие. Богатое воображение рисовало прекрасные романтические сцены совместного времяпровождения, в которых маячил образ идеального молодого человека: чуткого, заботливого, безупречного во всех отношениях. Манюшка верила, что в реальности Павел обладает именно такими лестными качествами. Будто в сказке о снежной красавице, идеализировала объект розовых грез, считая его прекрасным принцем. Ради вымышленного возлюбленного пошла бы на край света, преодолела сотни препятствий и в результате сделала самым счастливым.
Сложно судить, если все впервой и сравнивать не с чем. Еще нет познания лжи, обмана. Мир предстает в ясных, радужных красках. Крылышки ни разу не опалённые несут на свет жаркого пламени без боязни обжечься. Неожиданно нагрянувшее чувство волнует, тревожит до дрожи.
О реальном Павле, к превеликому сожалению, ничего не знала, представления не имела о грубом характере и жестоком сердце. Высокомерный нрав и горделивость принимала за сдержанность. Трудно судить только по красивому лицу и стати.
Парень был именно таким, как воспитал отец, по своему образу и подобию. Манюшке у людей бы поспрашивать, поразведать, что к чему, но при ней никто разговора о нём не заводил. Если бы была местной уроженкой, знала, что нужно держаться подальше. Получалось, что без брода шла в воду.
Сплетни досужих соседок не слушала, на завалинках не сидела. Разговоры о женихах и ночных происшествиях вводили скромную девушку в смущение. Для невинных ушей подробности любовных утех пока в диковинку, поэтому старалась избегать задушевных бесед. Подруга Наталья без счёту крат пыталась поделиться переживаниями, рассказать о симпатиях, количестве поцелуев и прочих знаках внимания со стороны противоположного пола. Манюшка слушала эти рассказы, опустив глаза и краснея от неловкости.
– Ох, какая ты недотепа! – надсмехалась подружка, – поди, и не целованная ни разу!
Манюшка пылает алой розой, головой мотает.
– Пора уже! Я вот, два раза уже с Митькой кузнецом возле овина. Повстречаемся, а вскоре и свадьбу справим.
«У меня тоже будет свадьба!» – вертелось у Манюшки на языке, но наружу по-прежнему не выходило.
– Не горюй! – продолжала болтушка Наталья, видя озадаченное лицо, – у тебя тоже все сладится, только нужно верить и ждать.
Манюшка – многозначительный вздох в отголосок.
– У косой Дуси уж второй ребенок родился, а думала, что в старых девах останется. А вон как вышло!
Наталье было невдомек, что немая сиротка замахнулась на самого завидного кавалера, который был пределом мечтаний девушек на выданье.
Когда пришло первое тепло, в Березовку на постой прибыл цыганский табор. Кибитки оборванные, лошаденки тощие, зато женщины в ярких нарядах, мужички в красных рубахах. Песни поют, по домам ходят, снедь собирают, девушкам красным на женихов гадают. Для крестьянок – хоть потеха: всем незамужним женихов богатых нагадали, замужним – ребятишек по пять штук, да урожая хорошего, скотинки справной.
Мужички на такую забаву не велись, непрошенным гостям: от ворот-поворот. Бабенкам своим за цыган – нагоняй! Нечего в избу вороватых впускать, тащат все, что не приколочено. Да еще норовят за стол влезть, хлеба на дармовщинку отведать.
Только любопытство женское – вещь опасная, так и норовит сунуть нос, куда не следует. Хочешь, верь, хочешь не верь, только в гаданиях цыганских колдовская сила имеется. В правдивость предсказаний убеждались, стоило кареглазым ведьмам рот открыть. Что уж говорить о страхе перед страшными проклятиями и сглазами, которые цыганки наводили в ответ на грубое слово. Умелицы гадать-ворожить хвалили свое необычное мастерство, предлагали и отвороты, и привороты и прочую смутную науку. Отбоя от желающих нет, пусть и втихаря от благоверного.
– Знаю откуда беда твоя, – медленно тягуче выдала цыганка, пристально глядя в глаза мнительной хозяйке.
Женщина испуганно навострила уши. У нее в прошлом месяце пёс околел, две овцы с пастбища не вернулись.
– Откуда? – торопит с ответом.
– Бесплатно только птички поют, чем платить будешь – таков и сказ!
Ведро картошки, ком соли, десяток яиц плюс платок ношеный привели к неожиданному выводу:
– Порча на тебе, Сердечная! Злодейка на подклад сделала. Жди новой беды!
Несчастная крестьянка схватилась за голову, заохала.
– Погоди прежде времени всполох наводить, – щурится гадалка, – доложи мяса кусочек, да молочка плесни, так с проклятием живо справлюсь, да еще и защиту на будущее поставлю.
Два взмаха грязных рук над головой, неразборчивые шептания на непонятном языке и грязные наветы унеслись прочь к превеликому облегчению обманутой простушки. Естественно, что уходила ведунья с полным подолом припасов. А на следующий день, в другом доме подобная «сказка» повторялась снова.
На берегу речки, медленно катившей студеные воды, на привал расположился шумный цыганский табор. Раскинули палатки, разожгли костры. Легкими пепельными кольцами поднялся дым и разостлался над поляной. Шумно в таборе: бегают с криками и смехом голопяточные ребятишки, гомонят мужчины, перебивая тонкие женские голоса, ржут стреноженные кони.
Но вот солнце склоняется всё ниже и ниже. Ночью, когда в небе зажигается бесчисленное количество пылающих звезд, собрались цыганские кочевники у костра. В сей поздний час делят дневной «улов», обсуждают людей, повстречавшихся на пути, хвастаются ловкостью обмана. Женщины готовят нехитрый ужин.
Перед посетителями табора представала поистине сказочная картина: все ярче огонь костров, красные отблески пробегают по стволам берез, отражаются в темной воде. Чуть слышно потрескивает сухой хворост в костре, слышно каждое дуновение ветра, шелест листьев на высоких деревьях. Среди кромешной темноты, каждый шорох заставляет вздрагивать. Окрест не видно ни зги. Где-то в другом конце табора раздается звонкое пение. Эти напевы будоражат, завораживают своей страстностью.
Березовские не спят, тревожатся, что странники с горячей кровью могут сотворить ночную вылазку. Всех дворовых собак у крылечек на привязь посадили. Шутка ли? Столько слухов по округе ходит! Что на уме у незваных гостей никто не ведает.
Табор с неделю в березняке стоял. С рассветом цыганки на промысел в деревню идут, да все мимо тетки Катерининой избы. Видно сразу, что в такой халупе гвоздём не разживешься.
Старая, хромоногая гадалка, едва доковылявшая до деревенской околицы, притомилась, припотела. По пути – избушка на смех, решила, хоть воды испить, ногам отдых дать. Взмостилась на крыльцо, отворила дверь в сени, а навстречу девица вышла. Встала цыганка, что вкопанная, глаза черные прибавила, рот от удивления раскрыла:
– Ей, богу, впервой такую красавицу вижу! Не сойти мне с места!
Манюшка смущенно улыбнулась, кивнула в знак приветствия.
Бесцеремонная цыганка отодвинула ее рукой и в дом прошла. Поглядела вокруг – не густо! Чем люди живут, святым духом что ли? Взяла кружку, зачерпнула воды из ведра, жадно глотнула.
– Хороша водица! – похвалила, утираясь рукавом.
Обернулась на юную хозяйку, смекнула, что дело не чисто. Другая бы давно речи завела, а эта ни звука. Хоть бы оговорила, что шастает без разрешения, обычно староверки строго за порог не пускают, больше на улице беседуют.
Обнаглела окончательно, плюхнулась на лавку, ноги затекшие вытянула.
– Давай погадаю, суженого посмотрю по руке.
Манюшке любопытно стало, ладошку протянула. Гадалка грязным пальцем по линиям водит, бормочет. Замрет на миг, а потом снова ладонь невидимыми узорами петляет, словно книгу читает. А глаза горят, искрятся в стремлении отгадать тайну грядущего.
– Ой, любовь тебя ждет сильная, жених красивый, молодой. Второго вижу – старого, зловредного. С обоими жить будешь. А потом…
Запнулась цыганка, нахмурилась. Лицо исказила досадная гримаса.
– Испытания в жизни ждут, непростые, порой невыносимые. Не заслужила ты участи такой!
Помолчала, а после поднялась с лавки и двинула к выходу, оставляя Манюшку в недоумении.
Уже у порога, обернулась и с чувством произнесла:
– Речи боженька лишил для пользы твоей, испытывает силу духа. Не сгибайся перед невзгодами, не ожесточайся сердцем и в скором времени получишь дар великий. Жизнь проживешь долгую, светлую. Будет рядом милый друг. Но есть условие одно…
Гадалка озаботила Манюшку неясным предсказанием, лишенным смысла. Сплошные загадки!
– Счастливый час наступит, когда первое в жизни слово произнесешь. Это слово и будет твоя судьба!
Поклонилась Манюшке, взмахнула рукой на прощание и пошла дальше по Березовке судьбу ворожить.
Манюшка задумалась: «Что такое на руке написано, как можно человека по ладони понять? Странное, непонятное гадание, не подлежащее объяснению, как в тумане».