– Хосе, – я обратилась к испанцу, – организуешь нам чай? Они ведь там давно сидят, – кивнула в сторону школы.
– Да, три часа уже. Сейчас всё сделаю.
– Друг, ты ведь завтра утром заберёшь Жо-жо в школу?
– Конечно, мне же своих тоже туда везти. Я пойду в свой дом, не имею ни малейшего желания видеть вашего мужа.
– Мигизи, держи эмоции при себе.
– Вы не представляете, как я себя сдерживаю, чтобы не разбить ему лицо! – завёлся друг. – Я готов был придушить его голыми руками, когда узнал, что «Лареж-лайф» принадлежала ему.
– Он раскаивается, – я попыталась заступиться за Луи.
– Всё, не будем портить друг другу вечер, я исчезаю, – он поднял руки вверх.
Я тихо поднялась на третий этаж школы и медленно пошла в сторону кабинета, чтобы не отвлекать их. Луи сидел рядом с Жо-жо и внимательно смотрел, что она пишет в тетради.
– За мной мама пришла, – вскочила она.
– Я тебя ещё не отпускал, – улыбнулся муж, хватая её за руку и усаживая обратно.
– Я не тороплю, – тихо сказала я, садясь за парту у входа.
– Эти примеры решишь до выходных, я проверю, – он писал в её тетради. – Вы ведь будете здесь? – Луи взглянул на меня.
– Да, – кивнула я, – ещё три недели.
– Конечно, – согласился он.
– Я всё принёс, – зашёл в класс Хосе с больши?м горячим чайником и подносом выпечки.
– Ты волшебник, – улыбнулась я, – посидишь с нами?
– Нет, снаружи подожду, – испанец закрыл за собой дверь.
«Надеюсь, Луи понимает, что этот импровизированный семейный ужин только ради Жозефины…» – подумала я, присаживаясь напротив них за ту же парту
– Как позанимались?
– Жо-жо схватывает всё налету, – хвалил её отец, – к концу года моя дочь будет знать программу лучше учителей.
– Не увлекайтесь так сильно, – я уминала пирожок, принесённый Хосе, – оставьте место для медицины.
– И живописи, – несмело встряла дочка.
– Ты почему не ешь? – Луи строго посмотрел на Жо-жо. – Посмотри, какой аппетит у твоей мамы! Вон, какие щёки у неё появились. А твои где?
– Пап! – удивилась дочка, – ты ничего не знаешь?
– Жо-жо, – перебила её, – кушай, вы давно тут сидите. Аппетит от свежего воздуха и спокойных нервов, – пожала плечами я.
Луи настороженно посмотрел на меня, потом на дочь и продолжил:
– А у тебя почему аппетита нет? Тот же свежий воздух.
– Пап, – засмеялась Жо-жо, – мама не от воздуха поправилась.
– Жозефина! – строже сказала я.
– Мам, даже папе нельзя знать о ребёнке? – искренне удивилась она.
Луи посмотрел на меня, затем осторожно опустил взгляд на мой живот. Медленно моргнул, потом широко раскрыл глаза, затем потёр лоб и вздохнул, задержав дыхание.
– Луи, – начала оправдываться я, – это большой секрет. Никто не должен знать.
– Угу, – быстро стал собираться он.
– Пап, ты куда? – смутилась Жо-жо.
– Уже поздно, – невнятно пробурчал муж, – мне надо ехать домой… – Он быстро поцеловал дочку в лоб и выбежал в дверь.
– Мам? Я зря сказала? – расстроилась дочка.
– Наоборот, – я старалась сгладить ситуацию, – спасибо тебе, а то я всё не решалась. Но он и вправду торопился, – медленно встала из-за стола, – предупреждал. Попей чай и пойдём.
– Мам, даже моя подруга Эми не знает. Я, правда, никому не говорила.
Я вышла в коридор, где стоял Хосе.
– Что случилось? – тихо спросил испанец, глядя в окно.
– Жо-жо всё рассказала Луи, – чуть слышно ответила я, вставая рядом.
Луи быстро шёл к стоянке не по тротуару. Останавливался, делал глубокий вдох и медленно выдыхал, глядя в небо, вытирал ладонью лицо, видимо, от слёз, и с такой же скоростью продолжал свой шаг.
– Не такой реакции я ожидала, – скрещивая руки на груди, говорила я.
– Проводить его до дома?
– Да, – кивнула я, – незаметно.
– Разумеется.
Следующий месяц я не появлялась в нашем городке, создавая видимость, что в командировке.
В один из вечеров, перед последней лекцией по медицине, я стояла у окна, опираясь о подоконник. Школа почти опустела, и в коридоре царил полумрак, свет проникал только из тех аудиторий, в которых оставались ученики. У меня ужасно ныла спина, отекли ноги, так ещё и малыш так сильно ударил ножками, что я чуть не взвыла от боли.
– Ваше Высочество… – я услышала голос Луи, но у меня не было сил отвечать. – Катрин, – шепнул он, подойдя, – тебе плохо?