Любимых не бросают. Рассказы

«Вы наша новая учительница?» – вдруг услышала я. Передо мной возникла смешная девчонка, похожая на Пеппи Длинныйчулок. Пеппи схватила меня за руку и затащила в класс. Я даже опомниться не успела. «Тихо!» – неожиданно сильным и звонким голосом скомандовала девчонка. В классе наступила гробовая тишина. Дети-пчелы враз угомонились. И даже оказались на своих местах за партами. «Вот это авторитет!» – испуганно подумала я. И сказала: «Здравствуйте, дети! Меня зовут Татьяна Васильевна!»

Мне казалось, что говорю я твердо и решительно. Если бы я знала, как дрожал мой голосок, какими испуганными были глаза. «Я буду преподавать у вас русский язык и литературу, – продолжила я. – И еще буду вашим классным руководителем». «Классно!» – сказал какой-то рыженький мальчишка. Если бы этого мальчика увидела моя бабушка, она бы сказала про него: «Рыжий, аж красный!»

Девочка, похожая на Пеппи, строго спросила: «А вы замужем?» Я вспыхнула и растерялась: вот тебе и малышня! Зато лица четвероклашек оставались невозмутимыми. Все ждали ответа. «Нет, я не замужем», – ответила я, не зная, правильно ли поступаю. Педагогично ли? И тут вопросы посыпались градом: «А у вас есть дома кошка?», «А вы любите мультики?», «А у вас это костюм или просто юбка?», «А мы пойдем всем классом в поход?»

Я едва не оглохла. «Тишина! – несколько раз я хлопнула в ладоши: видела в каком-то кино, что так делает учитель. – Все вопросы потом, начинаем урок!» Пеппи и Рыжий-аж-красный мальчик переглянулись и враз хмыкнули.

Эти двое – лидеры в классе. Это был мой первый педагогический вывод. А второй вывод был такой: мамочки мои, что же я наделала? Почему я не пошла в медицинский, как советовала сестра? Почему я не пошла в авиационный, как мой приятель Мишка? Мало того что надо отвечать на коварные вопросы этих детей, водить их в походы и в кино, разговаривать о мультиках, – их ведь еще надо учить русскому языку и литературе!

Первый день прошел тяжело. Когда я пришла домой, то сразу упала на диван. Не легла, а именно упала. Тряслись руки, дрожали ноги, дергался глаз. «Как дела, Танечка? – радостно спросила мама. – Мы с папой предлагаем отметить твой первый рабочий день чаем и тортом!» Я ответила из последних сил: «Отмечайте без меня. Я немножко полежу, ладно?»

…До сих пор я была Таней, Танюшей или Татьяной. Теперь я стала Татьяной Васильевной – учительницей. Отвечаю за три десятка живых душ. За их разбитые коленки. За утерянные дневники. За девчачьи заколочки и банты. За пацанячьи кроссовки, которые куда-то деваются всё время. За успеваемость. За дисциплину. Мама дорогая, это список никогда не закончится!..

Рыжий-аж-красный мальчик, которого звали Сашкой Матушкиным, каждый день приносил конфеты и обижался, что учительница их не ест. Девочка-Пеппи оказалась отличницей по имени Ленка Парамонова. Она не могла усидеть на месте не из вредности, а из-за темперамента. Поэтому я по неопытности вкатывала ей двойки по поведению. Но Лена молодец – она завела два дневника, как выяснилось намного позже.

И так изо дня в день, с утра до ночи – Машеньки, Славики, Наденьки, Коленьки. Бантики, рюкзаки, тетрадки, двойки, пятерки…

Я почти забросила романтические свидания с Михаилом, своим парнем, потому что вечером падала в кровать как убитая. Дома я проверяла тетради, писала планы, готовилась к урокам и мероприятиям. Это отнимало все силы. Но, как ни странно, мне это нравилось: у меня получалось быть учительницей!

«В класс вошла добрая Татьяна Васильевна. Наступила зловещая тишина», – писал Гена Петров в своей тетрадке. Я еле сдерживала смех, а вслух говорила: «Гена, проверь вот эту приставку».

Мой друг Мишка сначала недоумевал, а затем спросил напрямую: «Неужели ты променяла меня на этих козявок? Тебе что, интереснее с ними?!» Я не захотела ссориться и сказала: «У нас завтра поход. Пойдем с нами!» Четвероклашки, увидев свою учительницу в сопровождении незнакомого парня, недовольно загудели: а это что еще за жених? Но когда Миша стал играть с ними в разбойников, а потом учил разжигать костер, удить рыбу и ставить палатки, дети все как один повлюблялись в него: показывали свои говорящие часы, перочинные ножики, угощали жвачкой и конфетами. И даже пригласили: «Приходи, Мишка, к нам в школу. Будешь физру вести, а то наш учитель уже старенький!»

Физруком «жених» в школу не пошел, зато мне сказал: «Они у тебя смешные. И очень умные. Я даже не подозревал, что современная малышня такая продвинутая. Не то что мы в свое время. Куда в следующий раз рванем? Может, в цирк их свозить?»

Шли дни и месяцы. Были и цирк, и походы в кино, пикники, спортивные соревнования, куча грамот, похвальных листов, дипломов и медалей. И по успеваемости мой класс был одним из лучших.

…Я работала в школе третий год. Мои вчерашние малыши были уже шестиклашками. И тут меня пригласили на другую работу. «Вам надо расти, у вас хорошие перспективы. Другого такого шанса может и не быть», – сказал один серьезный человек. Сначала я отказывалась. Но этот серьезный человек был так настойчив, приводил такие веские аргументы и доводы, что после долгих колебаний и раздумий я все же согласилась. Боялась одного: как сказать об этом своим ребятам?

Говорить ничего не пришлось. Каким-то образом мой шестой «А» узнал всё сам. «Татьяна Васильевна, а это правда, что вы от нас уходите?!» – с вызовом спросила отличница-хулиганка Ленка-Пеппи.

Давно прозвенел звонок, и я уже давно сказала «Здравствуйте-садитесь!», но класс стоял. «Давайте поговорим после уроков, а сейчас надо заниматься», – сказала я. Взяла мел, распахнула «крыло» школьной доски и…

«ТАТЬЯНА ВАСИЛЬЕВНА, МЫ ВАС ЛЮБИМ, А ЛЮБИМЫХ НЕ БРОСАЮТ!!!» – огромными буквами было написано мелом на доске. Я обернулась. Класс всё еще стоял. И все дети – как один – смотрели мне в глаза. По лицу Ленки-Пеппи текли слезы. Плакали Таня Малышева, Галя Кожевина, Надя Снежкова и другие девочки. Кусал губы троечник Женька Мамаев, шмыгал носом Вася Дегтярев, беззащитно моргал Генка Попков, хлопал мохнатыми ресницами Рыжий-аж-красный, Санька. Весь класс ревел.

«Ребята, ну что же вы…» – только и смогла я промолвить. И разрыдалась сама…

Урока не было. Мы не подготовились к диктанту. Все 45 минут мы проговорили. «Ребята, вы все поймёте, когда станете взрослыми, – начала я. – А сейчас просто поверьте мне. Я ухожу в другую жизнь и на другую работу не потому, что не люблю вас. Я люблю вас, но ухожу – так сложно устроена жизнь».

А своему Мишке-жениху я потом сказала: «Они научили меня любить. Они – мои первые дети».

Прошло много лет. Теперь у меня есть муж – тот самый Мишка. У нас своя семья и свои дети. Но я всегда помню их – двадцать пять преданных, дорогих мне сердец.

Обнимай под музыку

Мы долго ехали, остановили машину. Хотелось передохнуть. Это был центр города. Стало очень тепло, даже жарко, поэтому приоткрыли дверцы. Включили радио. И вдруг…

Все прекрасные истории начинаются со слова «вдруг»: вдруг по радио зазвучала эта песня. Мимо шли люди, и с ними вдруг что-то начинало происходить. Едва заслышав музыку, они становились Другими.

Те, что шли суетливо и быстро, начинали двигаться медленно и красиво.

Те, что на ходу болтали, не особо слушая друг друга, – смолкали и начинали смотреть друг на друга, прислушиваясь к собеседнику. И к чему-то еще.

Те, что были в размолвке, – оборачивались друг к другу. Их лица светлели. Разглаживались упрямые морщинки. Губы начинали улыбаться. Они брали друг друга за руки, обнимали за плечи. И шли дальше, уже не разнимая рук.

А одна маленькая девочка взялась кружиться в такт музыке. Как юная фея. И ее мама начала кружиться рядом с ней. Молодая красивая женщина не думала в этот момент, уместно ли это. Две девочки – взрослая и юная – и впрямь были прекрасны.

…Над городом плыл сиреневый туман. Порхали лепестки цветущих вишен и яблонь. Теплый летний ветер уносил прочь обрывки чужих ссор, клочья глупых размолвок, пыль ненужных бед, болезней и невзгод.

Из простенького радиоприемника нашей машины над городом плыла музыка гениального Марка Нопфлера. Он поет на чужом языке, но ведь мы его понимаем. Значит, наши сердца все еще живы.

А разве этого мало?..

Куда же мы пришли?..

И опять очередь в казенном учреждении. Кому повезло – сидят. Другие подпирают стенки. Все как обычно. Скучно, томительно, душно.

Входит молодая женщина с ребенком на руках. Мальчик уже большой, лет семи. Почему такого большого мама тащит на руках? Потому, что ножки у сына не ходят, безжизненно болтаются, как плети. Это ДЦП.

Мама пристраивает парнишку на скамейку рядом со мной. Говорит сыну: «Сиди». Встает рядом. Достает из сумочки свой смартфон. Все. Мамы больше нет.

Мальчик испуганно смотрит по сторонам. Начинает раскачиваться из стороны в сторону. «Где это мы? – спрашивает он сам себя. – Куда это мы пришли? Куда мы пришли, куда?..» Отчего мама не объяснит малышу, что все в порядке и не надо бояться? Может быть, мама не слышит своего ребенка? Слышит, ведь она стоит рядом.

Все очень просто. Маме некогда: она тычет пальчиками в клавиатуру, мечтательно улыбается, ждет ответа, читает ответ, хихикает едва слышно. И снова – пишет, читает, хихикает.

«Я вижу двери. За ними – кабинеты, – продолжает бормотать мальчик. – В кабинетах столы, там работают люди. Еще есть полки, шкафы, там много документов. Куда же мы пришли? Где мы?»

Почему эти вопросы сын не задаст своей маме?

«Малыш, все хорошо, – тихонько говорю я мальчику. – Скоро мама заберет документы и вы пойдете домой». Но ребенок даже не смотрит в мою сторону. Он не смотрит и на маму. Его глазенки мечутся по лицам чужих людей, беспомощно пытаются что-то разглядеть сквозь стеклянную стену регистратуры. Он раскачивается все больше. Его голос становится еще беспокойнее. Тоненькая шея вытягивается и напрягается.

Я понимаю: он боится. Он боится больших чужих зданий, чужих людей, шума, резких звуков и движений. Он живет в своем маленьком мире и любит тишину. Любит свои игрушки. Мультики. Если дома есть кошка, он обязательно любит и эту кошку. Наверно, он любит маму. Разве можно не любить маму?…

«Куда мы пришли? – голосок ребенка становится громче. – Ходят люди. Они тоже пришли сюда. Зачем они пришли сюда? Кто их сюда позвал? Я вижу кабинеты, двери, документы, окна, стулья, женщин, мужчин…»

Какая-то бойкая тётка не выдержала: «Мамаша, у тебя ребенок сидит нервничает. Ты почему его не успокоишь-то?»

Взволнованный монолог малыша был резко оборван. «Все, хватит», – приказала мама сыну. Но не потому, что отреагировала на замечание. Просто подошла очередь. Взвалила его на руки и направилась в один из кабинетов.

«Куда мы пришли? – кричал ребенок. Его крик был слышен даже сквозь закрытую дверь. – Где мы? Кто это? Куда мы…»

Господи, и правда – куда же мы пришли и до чего мы докатились…

Мама

Баба Надя утирала слезы, а они все катились. Щемило сердце, отнималась левая рука. Пожалели незнакомые люди, пустили квартиранткой.

В ночной рубашке, домашнем халате и тапочках на босу ногу убежала баба Надя из теплого дома от родной дочери. «Ты мне не мать, – визгливо, срывая голос, кричала Людмила. – Убирайся вон, старая ведьма! Змея проклятая!» Баба Надя бежала через огороды, поскальзывалась, падала, неуклюже поднималась и спешила подальше от перекошенного злобой дочкиного лица, от слов восемнадцатилетнего внука Юры: «Если б не зажала деньги, никто бы тебя и не тронул!»