Болотные люди. Противоядие

– Почему кажется? Ты давно здесь?

– Кажется, всю жизнь.

– Эй, не дури. Все будет хорошо, мы отсюда убежим, – попытался приободрить нового знакомого Ваня. Однако его слова вызвали противоположный эффект. Дима весь сжался и пробубнил:

– Зачем убежим? Мне здесь нравится.

– Что? Тебе нравится, когда тебя унижает этот старикан?

– Потише! Он может услышать!

Ваня понял, что Дима боится.

– Разговорчики!

Перед ними во мраке возник силуэт старичка.

– О чем шепчетесь? Убежать хотите? Или вам у нас не нравится?

– Нравится, – затянул Дима.

– А что тут может нравиться? Темно, сыро, не кормят, да еще и подзатыльники раздают ни за что! – встрял Ванька.

– Ах, ни за что! – рассвирепел старичок и хотел ударить спорщика по затылку. Однако тот увернулся, так что Грозный промазал и смешно крутнулся в воздухе. Ваньке почему-то вспомнился Незнайка в невесомости, и он заулыбался.

– Вы поосторожнее, дедушка. В вашем возрасте вредно так быстро крутиться.

Грозный выпучил глаза и, позабыв все слова от злости, зашипел и умчался.

– Сдулся дед, – сказал себе Ваня. Остальные «ученики», заслышав их разговор, подтянулись поближе и с интересом следили за развитием ситуации.

Трясница

– А ну разошлись все! – рявкнул на притихших «учеников» Рыжий. За его спиной маячил, как воздушный шарик неопределенного цвета, Грозный. Дима, подхватив старичка под руку, чтобы тот не спотыкался о корни, увёл его в заросли кустарника. Мужички – один в куртке, другой с корзинкой – рванули в разные стороны.

– Вот он, господин Рыжий, оскорблял учителя и от удара уворачивался. Его величество велит за такое в трясницу ссылать.

– Увернуться от тебя смог – так это ж хорошо! – ухмыльнулся Рыжий. – А вот оскорблять нельзя.

– Он еще шептался с тем молоденьким, никак к побегу подбивал. Знаю я таких шустрых. После трясницы они смирными становятся.

– Собирайся, Ваня. Вроде ты как раз хотел узнать про трясницу, так посмотришь сам.

Рыжий ткнул указательным пальцем Ване в грудь так, что тот вздрогнул от боли и неожиданности. Грозный с ликующим видом наблюдал, как уводят его новенького ученика на «повышение квалификации».

Продираясь через корни, обходя стволы и заросли, подпихиваемый в спину, Иван почувствовал, что приближаются они к чему-то страшному. Клочья тумана сползались в большие полотна и застилали землю белесым покрывалом. Вместе с туманом усиливался запах сладковатой сырости и чего-то такого противного, что хотелось спрятать нос в шарф. Шарфа у Вани не было, и он просто чихнул. Неожиданно перед ним открылось чёрное озеро. Туман шевелился как живой, приоткрывая «окошки» воды, поблескивающие в тусклом свете. То тут, то там из воды показывались какие-то коряги и кочки.

– Что это? – как зачарованный спросил Иван.

– Место, где все мы будем. Наше кладбище. Трясина такая. Но ты не бойся, Ванюшка, тебя сюда на работу направили. Здесь козлики наши пасутся неподалеку, а в загоне чистить некому – будешь в трясину навоз скидывать. Только смотри, работа тонкая. Зазеваешься, тебя козлик боднуть может, а может и свежеутопленный за собой потянуть. Они еще долго там ворочаются, пока не затихнут насовсем.

«Подводное кладбище!» – подумал Ваня и закашлялся от смрада, принесенного порывом ветра.

– Да, это тебе не в оранжерее розы нюхать. Мария, иди сюда! Я тебе новенького привёл. Грозный просил любить и жаловать.

Из клубов тумана материализовалась толстая фигура. Неожиданно быстро приблизилась и почти также, как царь, ухватила за подбородок и заглянула в глаза. Вместо того, чтобы испугаться, Ваня неприлично уставился на усы на лице у тётки. Никогда раньше он усатых женщин не видел.

– Рыжий, кого мне Грозный послал? Он что, сам не смог с этим сосунком разобраться?! – зычным басом прогромыхала тётка.

И добавила почти ласково:

– Пошли, доходяжка.

Ваня разозлился:

– Я не доходяжка!

– Пару деньков у нас поработаешь – будешь! Не волнуйся, Ванчик!

– Я не буду работать, пока меня не отведут к царю! Пусть он решает, виноват я или нет!

– Отведут, милый, отведут! Потом, завтра, когда моя прабабушка из трясины вынырнет.

И тётка больно пихнула Ваню в «озеро». К своему удивлению, он не увяз в грязи по пояс, а наступил на что-то твердое. Приглядевшись, он увидел, что из желтой воды ему корчит рожи какой-то человек.

– Федот-налей-воды-мне-в-рот, не пугай мальчишку, а то и он рядом с тобой окажется, – прикрикнула на подводного Мария, а потом пояснила:

•

– Покойнички дурачатся, никак не затонут. Вот мы по ним и ходим. А как ещё? В обход по тропинке дольше. Только ты не задерживайся, а то они баловать будут. Иди за мной да запоминай.

И добавила каким-то тихим голосом:

– Пригодится.

Прошагав по качающимся в воде Федотам, Ваня вышел на другую сторону топи и почувствовал себя матросом, вернувшимся с корабля на твердую землю – ноги сами собой пружинили и раскачивали. Вонь усилилась, тишину наполнили новые звуки.

– Вот они, наши козлики, – с нежностью в голосе пробасила Мария, указывая на плетень из прутьев. Ваня приблизился и, опершись об изгородь, стал всматриваться в туманный сумрак. Черная тень метнулась с той стороны изгороди. Мария быстро стукнула кого-то низкого палкой, а потом щелкнула ею же по Ваниным рукам.

– Не зевай, парнишка, а то пальцев лишишься. Козлики новенького всегда готовы приласкать. Вот в дыру посмотри!

Ваня пригнулся и увидел темные силуэты не то козлов, не то людей. Неожиданно на него уставился желтоглазый бородатый чёрт. Ваня отшатнулся и как-то автоматически, как учили его мама и бабушка, перекрестился.

– Нечисть у нас здесь пасётся. Но они смирные. Только корма им вовремя давай, да вывози за ними. Гадят много, хуже коров. Раньше я-то дояркой работала. Ко всяким запахам привычная, но эти такие противные. Но царь наш да все болотные молочко их попивать любят. А ты не пей! – как-то горячо заговорила Мария. – Меня поначалу тоже пить заставляли. Мол, оно жизнь продлевает, да и питательное. На болотах-то другого нет. Лосей не подоишь. Да я покрываться шерстью начала, в козла превращаться. Мужикам-то ничего, а я всё-таки женщина – некрасиво с усами ходить.

– Хорошо еще рога не выросли, – философски заключил Ваня.

– А ты смышленый, понял меня.