Тужься, Нина, тужься!

Нина удивленно посмотрела на Ваську. Растрепанный еще больше, он был похож на дворового кота.

– Вам бандероля из Парижа, – Вася вытащил из-за спины руку и протянул Нине ее портфель. – Смотрю, портфель у дерева никому не нужный. Хотел себе взять, а там твои тетрадки.

Нина сквозь силу улыбнулась и хотела забрать портфель, но лишь схватила воздух.

– Двадцать пять процентов нашедшему клад полагается!

Нина шагнула назад и хотела захлопнуть калитку.

– Возьму пятерками, – рассмеялся Васька, вставляя колесо между столбом и калиткой.

Нина протянула раскрытую ладонь. Васька вложил портфель и внимательно посмотрел на Нину.

– Чего, батя опять бушует?

– Почти, – вздохнула Нина, а потом вдруг поняла, что надо сделать.

7.

– Поняла? – старушка в чепчике нависла над Ниной белым призраком. – Если сейчас тужиться нормально не будешь, ребенка погубишь. Шутка ли восемь часов мучиться.

– Не могу, больно, – Нина напряглась.

– Только о себе думает. А ты о сыне подумай! Кого больше хочешь – сына или дочку?

– Дочку, – с трудом соображая от боли, выдохнула Нина.

– А как назовешь-то?

– Кристиной.

– Хорошо. Давай-давай! Работай!

Пот стекал на виски, боль разрывала на части. Нина от тети слышала, что во время родов кожа рвется, а потом ее сшивают нитками.