Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Без права на награду

<< 1 2 3 4 5 6 ... 23 >>
На страницу:
2 из 23
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Народу на катании собралось, почитай, весь город. Шубы, салопы, купеческие шали в цветах, меховые капоры и самые изысканные шляпки парижского образца, по-домашнему подбитые ватой. Бенкендорф одернул себя: он смотрел только на дам, а вернее, искал одну из них, в то время как ему строила «куры» добрая дюжина встреченных на балу в Благородном собрании голубок.

В прежние времена… Да, в прежние времена он не преминул бы отметить каждую в анналах сердца и мысленно составить список: с кем, когда, где и как предпочтительнее было бы встретиться. Теперь его интересовала одна интрига. Одна женщина. Одно где и как.

Постарел? Устал? Остепенился?

Какие еще слова подходят для определения заветного возраста, когда все болит, вспомнить, кроме затяжного похмелья, не о чем, и охватывает острая ненависть к казенным квартирам?

Если госпожа Бибикова[4 - Бибикова Елизавета Андреевна (1788–1857), урожденная Донец-Захаржевская. Вдова генерала П.Г. Бибикова, будущая жена А.Х. Бенкендорфа. После войны проживала под Харьковом, где и была встречена командиром дивизии, дислоцированной в Гадяче возле Полтавы. Имела двоих дочерей. Браку с ней противилась тетка и покровительница вдовы – М.Д. Дунина. Начало романа Бенкендорфа с Бибиковой описано в книге «Личный враг Бонапарта».] его сейчас же не подберет, он пропал. Совершенно пропал!

Картина будущей гибели представлялась в подробностях. Перестанет отвечать на письма. Бросит следить за интендантами. И сопьется. А что еще делать в Гадяче? Ведь его не вернут в столицу. Государь не хочет. Даже в Киев. Даже в Харьков. Торчи под Полтавой, карауль новых шведов!

Ни книг, ни театров. Грязь, дичь, всякого рода пошлости. Уже друг Воронцов писал из Парижа: «Скажи, ради Бога, в каком обществе ты вращаешься? Ты делаешь ошибки по-французски». Эта наглость так разозлила Александра Христофоровича, что он сказал все, что накипело. «Общество? В Гадяче? Да ты смеешься!» И присовокупил несколько слов, записанных латиницей, но имевших русские корни. Ну да Миша простит. Поймет, что с налитых глаз.

Нет, госпожа Бибикова была необходима. И лучше, что с двумя детьми. Жестче рамки…

Наконец он ее заметил. Лисья шуба, крытая сверху синим рытым бархатом. Поверх шляпки белая пуховая шаль. Щеки – яблоки. Так бы и хрупнул с мороза! А рядом две куклешки. Их опять накутали – не повернуться. Забавные шарики перекатывались возле матери. Вокруг слуги, родня и, наконец, сама величественная Мария Дмитриевна Дунина приехала кататься на санях.

День как нельзя более подходил для этого. Горки с крутого берега тянулись длинными замерзшими языками к самой воде. Лед на реке был тоже расчищен, и по нему летали дрожки. Если бы генерал просто мечтал украсть приглянувшуюся даму, как полагала достойная тетушка, лучшего случая не придумать! Подкатить в санях, запряженных резвым скакуном. Подхватить зазевавшуюся на спуске с горы. Ищи-свищи, поминай, как звали!

После такого позорища отдадут и благословят. Только бы посватался.

Но это ли поступок для дивизионного генерала? Это ли репутация для его жены?

Раньше подобные вопросы не волновали. Черт бы побрал теперешнюю рассудительность!

Однако ей быть госпожой генеральшей и стоять во главе дивизионного общества, к ней станут ходить полковые и бригадные дамы за советом, у нее спрашивать о перспективах мужей, а не о способах засолки капусты. Ее прошлое должно быть безупречно.

– Позвольте предложить вам свою помощь!

Александр Христофорович оказался за спиной Елизаветы Андреевны, которая придирчиво выбирала сани. Высокие, с изогнутыми деревянными полозьями, обитыми железом, с фигурой лебедя на носу, крылья которого обнимали с двух сторон кресла. Вперед садилась женщина, сзади по старинке вскакивал кавалер и, разогнав лодочку, сталкивал ее с горы. Править на облитом водой склоне было трудно. То ли дело в Петербурге, где предпочитали летать по снегу. Ледяной желоб – верный способ свернуть шею…

Смерть под полозьями в его расчеты не входила.

– Вы уже выбрали спутника?

Услышав его голос, Елизавета Андреевна вздрогнула и мигом обернулась. На ее испуганном лице, помимо воли, расцвела улыбка.

– Это вы? Я думала, вы больше… Как хорошо, что вы не обиделись!

«Обиделся. Но не на вас».

– Подтолкнуть?

Она закивала и подхватила девчонок подмышки.

– Только я… не одна… Думаете, мы уместимся?

«Хорошо бы по очереди, – усмехнулся генерал. – Мне и вам есть что сказать. Наедине».

Но раз уж госпожа Бибикова не расцеплялась с крошками, следовало принимать женщину как есть – заметно размножившуюся.

– Садитесь! – просипел Шурка, уже зацепив краем глаза грозную Марию Дмитриевну, озиравшуюся вокруг себя в поисках племянницы. – Да садитесь же! Я вас не уроню!

Нет. Он был на высоте. Развернул сани, оттолкнулся ногой от снега, вырулил на гребень холма и, прежде чем Дунина, разглядев, наконец, угрозу, успела взвыть, исчез из глаз тетушки за ледяным надолбом на вершине горки.

Ах, ах, ах! Как они понеслись! Скорость – лучшее на свете! Считала ли так Елизавета Андреевна? Непонятно. У девчонок от страха перехватило дыхание, и они очнулись только на середине горы, когда самое страшное – позади и можно визжать вволю. А вот их мать, вместо того чтобы сжаться, откинулась назад, ближе к нему. Шурка немедленно оценил. Наклонился над меховой шапочкой с пером и зашептал сбивчиво и быстро:

– Я прочитал. Я что-нибудь придумаю. Не бойтесь. Ваша тетя…

В-ж-жик. Сани уже были внизу. Он успел только прикусить трепещущее перышко на ее шапке. И от этого прийти в состояние нетерпеливого восторга.

Оба предпочли бы еще пару-тройку спусков с горы. Генерал бы тогда успел чмокнуть даму в темя – через мех – и ощутить на губах гладкое, чуть колючее тепло шапки. А потом зарыться носом в белую, окутывающую горло шаль и, если повезет, добраться до кожи. Но Щурке пришлось пережить пленительные картины только в воображении.

Потому что мадам Дунина не поленилась лично спуститься вниз в санях, управляемых каким-то незнакомым Бенкендорфу господином в бобровой шубе и такой же шапке, плотно закрывавшей уши.

– Молодой человек! – Иерихонская труба! – Разве я позволила вам катать мою племянницу?!

Александру Христофоровичу трудно было сделать виноватое лицо, когда от уха до уха расплывалась довольная улыбка. Но обескураженное выражение далось легко.

– Я полагал, на горе… при выборе саней… не имеет значения…

Но Дунина не купилась на простодушие.

– Вы думаете, будто мне все равно, кто управляет санями моей племянницы? Почему не разбойник? Не грабитель из муромских лесов?

– Матант…

Тетушка повернулась к госпоже Бибиковой. На этот раз ее лицо не смягчилось.

– Я уже говорила тебе, Лиза… И я запрещаю. Почему ты не избираешь предметом внимания достойных людей? – При этих словах Дунина бросила короткий взгляд на привезшего ее господина.

«Возможно, потому, что их избираете вы». Эта колкость вертелась на языке Бенкендорфа. Он разглядывал «бобра» с неприкрытой враждебностью. Тот казался плотен и свеж, точно сию минуту вынырнул из запруды. И едва не бил по снегу хвостом от удовольствия видеть достойнейшую Елизавету Андреевну.

– Господин Шидловский, – обратилась к нему Дунина. – Будь ласка, проводи мою племянницу с детьми на гору.

Она уже обернулась к Александру Христофоровичу, чтобы привычно отчитать его. Но в этот момент от реки раздался истошный крик: «Утопла!» Потом шум и отдельные возгласы:

– Тяни! Да тяни же!

– Багром ее!

Разом все, бывшие возле горки, повернули головы в сторону Лопани. За ее снежным берегом с рыжей, торчавшей из сугробов травой, не сразу можно было рассмотреть полынью.

Длинная вымоина шла от мостков, где по утрам бабы стирали белье, едва ли не до другого берега. При нынешнем морозе она не представляла опасности: лед в руку толщиной. Нужно было, чтобы кто-то сам выбрал место поглубже и сиганул с берега.

Зеваки поспешили туда. Бенкендорф вынужденно поклонился тетушке и присоединился к толпе, не дожидаясь, пока ему снова укажут на нарушение приличий. Мария Дмитриевна открыла было рот, желая остановить наглеца: с ней отродясь никто так не разговаривал! Он не ждал, пока его отпустят, не выпрашивал прощального ласкового слова. Госпожа Дунина негодовала. И, хотя Александр Христофорович мысленно поздравил себя с тем, что отплатил невежливостью за пережитое унижение, хвалиться было нечем. Генерал только еще больше обострил отношения с потенциальной родственницей.

Между тем у полыньи собрался народ. Утопшую зацепили багром за толстую шерстяную поневу, которая, к счастью, не развязалась, и выволокли тело на лед. Любопытным глазам предстала девка лет шестнадцати, впрочем, здесь рано взрослеют. Черную косу без ленты размыла вода, валенки соскользнули с ног и остались в полынье. Возле трупа топтался квартальный надзиратель, явно не понимая, что делать при таком стечении публики. «За дрожками послал», – сипло сообщил он скатившемуся прямо под ноги полицмейстеру, который, как все в этот день, не пренебрегал горкой. Через минуту к ним присоединился председатель Уголовной палаты, и втроем они уже начали судить да рядить, откуда бы на их голову такая напасть? Да еще в светлый праздник?

<< 1 2 3 4 5 6 ... 23 >>
На страницу:
2 из 23