Без права на награду

– При нашей малочисленности Бонапарт просто обойдет Дриссу, переправится через Двину и вклинится в глубь империи. А мы пальцем не сможем пошевелить.

Наконец, чей-то уверенный голос сказал:

– Это или глупость, или предательство. Выбирайте любой ответ.

«Каково смело говорят, – подумал Александр Христофорович. – Напугать, что ли?»

Он сунул голову в палатку:

– Господа, не стоит забывать, что стены вашего жилища из тряпки.

На него воззрились весьма неприязненно, а, разглядев знаки различия, нехотя начали вставать с мест и оправлять ремни.

– Вы что же, одобряете Дрисский лагерь? – осмелился спросить один из адъютантов.

– Ни на минуту.

– Тогда почему…

Александр Христофорович остановил болтуна жестом.

– Я давно служу Его Императорскому Величеству и знаю, что государь ничего не делает без причин. Вы видели господина Фуля? Если даже на мой взгляд, он – педант недалекого ума, то каков же на взгляд человека гораздо талантливее и образованнее меня?

Этот неотразимый аргумент не возымел действия. Собеседники не были готовы признать императора талантливее или образованнее их самих. Но к полковнику худо-бедно расположились и даже осведомились:

– Чем можем служить?

– Я ищу князя Волконского. Он должен был вернуться от Багратиона, из Велижа.

– Серж! – развязно позвал кто-то. – Бюхна!

Гостю не понравилось выражение презрительного превосходства, отразившееся на лицах офицеров.

– Где тебя черти носят! Спит! Как приехал, глаз не продирал!

Не желая вызывать новых непочтительных реплик в адрес своего спасителя, Бенкендорф решительно двинулся через палатку и в дальнем углу увидел Сергея, лежавшего на попоне. Под головой у того, как у воителя времен Святослава, было седло. Сапоги с ног не удосужился снять даже денщик.

– Это безобразие, – тихо сказал Шурка, и, сев на пол рядом с курьером, положил ему руку на плечо. Он не думал будить Волконского, но одного шороха оказалось достаточно. Серж вздрогнул и мигом открыл глаза.

– Вы?

– Простите, я не хотел…

– Как ваш синяк?

Оба посмотрели друг на друга и начали смеяться. Без всякого повода.

– Выйдем?

Серж сладко зевнул и поднялся.

– Мне снова куда-то ехать?

– Вы от меня решили принимать приказания?

Давясь беспричинным хохотом, они выбрались на улицу, провожаемые самыми неодобрительными взглядами товарищей.

– Что это за прозвище? Бюхна?

Серж пожал плечами.

– Не помню… Они как-то потешались надо мною, и прилипло.

Бенкендорф сощурился.

– Почему вы позволяете так обращаться с собой?

Этот вопрос привел князя в замешательство. Он сам не понимал. Так сложилось. Вышло. С детства. Из дома. Из пансиона. Из полка.

– Вы не знаете, – замялся Серж. – Ну, конечно… Если бы знали, не пришли…

Александр Христофорович не понял, но на всякий случай сделал сочувственное лицо: мало ли какие у людей неприятности.

Волконский смутился еще больше.

– Я не совсем… Как бы это сказать…

– Он у нас придурок! – раздался из палатки чей-то раздраженный голос.

Бенкендорф вскипел.

– Это, конечно, ваше дело, – заявил он Сержу. – Но я бы не стерпел. Я видел, вас в деле. Мысли не допускаю, что вы боитесь.

– Но они говорят правду…

Полковник понял, что судьба свела его с очень особенным человеком, кротость которого равнялась глупости, а глупость храбрости. Им следовало руководить.

– В военное время дуэли невозможны. Сейчас же пойдите и врежьте этому козлу в зубы.

Серж немедленно встал, вернулся в палатку, и через секунду оттуда послышался грохот. Брань. Удивленные крики. Стук опрокинутых ружейных козел. И наконец через откинутый полог на улицу вылетел один из особо наглых адъютантов, не понравившийся Бенкендорфу с первой минуты. Именно он сомневался в таланте и образовании государя.

– Вы довольны? – простодушно осведомился Серж.

– А вы?

По лицу Волконского было видно: очень.

– Отчего же сразу не разобрались с ним?