Немецкое предпринимательство в хозяйственном комплексе Юга России, 1868-1934 гг.

Г. Стиннес предлагал заключать обоюдовыгодные небольшие сделки. Представитель фирмы «Крупп» О. Видтфельд заявлял: «Я стою на позиции Стиннеса. Мы готовы к ряду отдельных сделок. Вопрос о кредите остается открытым. Он зависит от двух предварительных условий: во-первых, от доверия, во-вторых, от дееспособности. Легче заключить отдельные сделки, нежели целый комплекс».[909 - Цит. по: Ахтамазян А.А. Рапалльская политика… С. 56.]

Придавая огромное значение налаживанию отношений с Германией, В. И. Лениным на имя И. Т. Смилга была послана телефонограмма в Берлин: «По соображениям не только экономическим, но и политическим нам абсолютно необходима концессия с немцами в Грозном, а если возможно, и в других топливных центрах. Если Вы будете саботировать, сочту это прямо за преступление. Необходимо действовать быстро, чтобы до Генуи иметь позитивные результаты».[910 - И.Т. Смилге от 26 января 1922 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 139-140.]

Через месяц на заседании Политбюро ЦК РКП (б) был рассмотрен вопрос о переговорах по поводу концессий с Германией и принято решение: «а) Констатировать, что в деле реального осуществления концессионных договоров на основе широко ведущихся в Берлине переговоров <…> ничего не предпринято; в) Признать в принципе нефтяные концессии с Дойчебанком, на криворожскую руду и с[ельско]х[озяйственные] с Круппом важными и предложить Концессионному комитету в самый кратчайший срок <…> двинуть дело в ускоренном порядке до Генуэзской конференции».[911 - Из протокола заседания Политбюро ЦК РКП (б) от 22 февраля 1922 г. // Хромов С.С. Иностранные концессии… Ч. 2. С. 151.]

В марте 1922 г. Л. Б. Красин писал в Политбюро: «В связи с неопределенностью судьбы Генуэзской конференции, а также с целью укрепить наше положение на самой конференции НКИД считал бы нужным после заключения соглашения со Швецией создать второй опорный пункт в Германии, ускорив переговоры, начатые т. Радеком с германским правительством и группою Стиннеса. Зацепившись за Швецию и Германию, мы сможем не опасаться новой экономической блокады».[912 - Цит. по: Случ С. Германия и СССР в 1918-1939 годах: мотивы и последствия внешнеполитических решений // Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995). М., 1995. С. 38.]При этом он отмечал, что Германия не только не в состоянии вкладывать большие капиталы в Россию, но и тем более давать значительные кредиты.

Несмотря на то, что у Германии с Россией было много общего, она не стремилась ускорить сближение. Политика германских властей была направлена на уменьшение размеров репараций и отсрочке срока их уплаты.[913 - Доклад о поездке в Германию т. Раковского Каменеву // РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 55. Л. 41.]

Почему же советское правительство сделало ставку на Германию? Во-первых, с ее помощью легче было прорвать капиталистическое окружение, так как изначально она противостояла странам Антанты. Во-вторых, Германию можно было заинтересовать военно-техническим и экономическим сотрудничеством в отличие от других европейских держав. В-третьих, большинство проблем возникших перед Россией и Германией в 1920-е гг. были схожими.

Возможно, поэтому 16 апреля 1922 г. в Рапалло Г. В. Чичерин и министр иностранных дел Германии В. Ратенау от имени правительств своих стран подписали договор о возобновлении дипломатических отношений и взаимном отказе от возмещения военных убытков. Германия также отказалась от претензий, связанных с национализацией имущества ее граждан после революции.

Для советского и германского руководства он стал одним из средств укрепления своего положения на международной арене. Английский посол в Берлине лорд Д,Аверон в своих воспоминаниях писал: «Это произошло неожиданно <…> немецко-русский договор был удачным, чудо свершилось».[914 - Ruland B. Deutsche Botschaft Moskau. 50 Jahre Schicksal zwischen Ost und West. Hestia-Verlag GmbH., Bayreuth. 1964. S. 196.] Рейхсканцлер Й. Вирт, выступая в рейхстаге 29 мая 1922 г., заявил: «Антанта вынудила нас достичь прямого соглашения с Россией».[915 - Советско-германские отношения… Т. 2. С. 549.] Однако Г. Штреземан считал, что это было проявлением нормальных отношений между двумя народами, у которых есть чувство взаимовыручки, так как находясь в новой стадии своего развития они смогли прийти к взаимному соглашению.[916 - Цит. по: Beitel W., N?tzold J. Deutsch-sowjetische Wirtschaftsbeziehungen in der Zeit der Weimarer Republik: Eine Bilanz im Hinblick auf gegenw?rtige Probleme. Nomos Verlagsgesellschaft, Baden-Baden. 1979. S. 24.]

Однако не только Россия преследовала свои цели при сближении с Германией.[917 - По Версальскому договору Германия потеряла значительные сельскохозяйственные угодья в Западной Пруссии, в части Восточной Пруссии, Познани и Шлезвиг-Гольштейне.] Рейхсканцлер Й. Вирт в своем письме графу У. Брокдорф-Ранцау писал: «В чем заключается наша цель? Что мы хотим от, в и с Россией?… Мы хотим: 1) укрепление России в хозяйственной, политической и военной областях; 2) косвенное укрепление собственной военной промышленности через оказание помощи России».[918 - Ruland B. Deutsche Botschaft Moskau… S. 180.] В записке, составленной в МИД Германии в июне 1922 г. говорилось: «Соглашением от 6 мая 1921 г. и Рапалльским договором заложена лишь предварительная основа для нормальных отношений с Россией».[919 - Цит. по: Ахтамазян А. Рапалльская политика… С. 85.]

Германия и СССР, стремившиеся к налаживанию взаимовыгодных экономических отношений, сосредоточили внимание на разработке торгового соглашения на основании Рапалльского договора. Постановлением СТО РСФСР от 21 июля 1922 г. при НКВТ под председательством М.И. Фрумкина была создана комиссия по подготовке торгового договора с Германией в состав которой вошли представители НКИД, ВСНХ, НКЗ, НКФ и т.д.

Л.Б. Красин на первом пленарном заседании комиссии, проходившем 15 августа 1922 г. сделал акцент не только на плюсах этого договора, заявляя о возможности Германии помогать «сотней тысяч технических и инициативно-развитых людей» открывать богатства Советской России[920 - Rosenfeld G. Sowjetunion und Deutschland. 1922-1933.Pahl-Rugenschtein Verlag GmbH, K?ln. 1984. S. 90.], но и обратил внимание на трудности, которые возникнут в ходе его разработки. Чтобы быть готовыми к этому, следует «определить принципы, из которых мы исходим при согласовании наших интересов с их интересами», – считал он.[921 - Цит. по: Шишкин В.А. Советское государство и страны Запада… С. 362.] Одновременно такая же комиссия была создана в Германии. Ею были рассмотрены вопросы о состоянии народного хозяйства Советской России и определены основные принципы торгового договора.

Л.Б. Красин в интервью газете «Вестник торговли» в августе 1922 г. выразил сожаление по поводу состояния современной Германии и Германии ближайшего будущего. Она «не в состоянии будет оказать экономическому восстановлению России той помощи, – говорил он, – которая объективно была бы возможна по состоянию производительных сил германского народа и потому обилию связей, знания, осведомленности и интереса, которые имеются в отношении России почтивовсехслояхгерманскогоделовогомира.»[922 - Красин Л.Б Вопросы внешней торговли. Л., 1928. С. 307.] К томуже положение в Германии на денежном рынке было катастрофическое, ожидать серьезного участия германского капитала в русских концессиях в ближайшее время не приходилось.[923 - Секретная телеграмма заместителю председателя СТО А.И. Рыкову // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Д. 1519. Л. 3.] Именно поэтому считал работник Наркоминдела Б.Е. Штейн «Россия должна применять тактику лавирования в своей политике внешней торговли, осуществляя определенное маневрирование между различными группами иностранного капитала».[924 - Rosenfeld G. Sowjetunion und Deutschland… S. 91.]

В беседах с германскими представителями по проблемам экономического сотрудничества он упрекнул их в том, что им изменяет их хваленая предприимчивость. Им были перечислены не реализованные концессии (земельная концессия Круппа в Южной России, нефтяные концессии и др.). Германские предприниматели сделали вывод: «Общее впечатление от беседы с Красиным сводится к тому, что он весьма благосклонно относится к экономическому сотрудничеству с Германией, особенно быстрому его развертыванию, а также к тому, чтобы со своей стороны, пойдя на дальнейшие уступки, возобновить переговоры, которые были прерваны или зашли в тупик».[925 - Цит. по: Ахтамазян А. Рапалльская политика… С. 99.]

В сентябре 1922 г. граф У. Брокдорф-Ранцау был назначен германским послом в Москву. В своем интервью корреспонденту газеты «Известия» он также сожалел, что Германия не могла активно помочь России: «Она сейчас обескровлена и не может дать больших материальных ресурсов для восстановления русской промышленности».[926 - Германия и Советская Россия (Беседа с германским послом в Москве) // Известия. 1922. 11 ноября.] Им была выражена надежда, что в России сохранилась былая слава германской энергии и предприимчивости, так как «это даст возможность усилить техническую помощь России, наладить хозяйственную связь обоих государств, организовать торговые обороты».[927 - Там же.]

Несмотря на стремление двух государств наладить взаимовыгодные отношения, тем не менее, существовали обстоятельства, тормозившие этот процесс. В докладе германского посольства в Москве «Цели германской деятельности в русской экономике» для министерства иностранных дел в Германии обращалось внимание на существование Комиссариата внешней торговли как сдерживающий фактор начала германской деятельности в России.[928 - См.: Шишкин В.А. Советское государство и страны Запада… С. 357.] Немецкая сторона надеялась решить эту проблему как можно быстрее. Для этого предполагалось заинтересовать советские хозяйственные организации предоставлением возможности торговать с Германией напрямую и добиваться на переговорах с советским правительством усовершенствования монополии внешней торговли.[929 - Записка торгпредства // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 17. Д. 241. Лл. 229-231.]

5 ноября 1922 г. германский посол У. Брокдорф-Ранцау, вручая верительную грамоту председателю ВЦИК РСФРС М.И. Калинину заявил, что приложит все силы, чтобы наладить взаимоотношения между странами. Он отмечал: «Было время, когда между немецким русским народами существовало взаимное понимание. К ущербу обоих народов, их пути разошлись. Но в тяжелом испытании, ниспосланном им судьбой, они снова нашли друг друга для совместной работы».[930 - Советско-германские отношения… Т. 2. С. 561-562.]

После подписания рапалльского соглашения экономические связи двух стран активизировались, особенно в области концессионного дела. Торгпред РСФСР в Берлине Б.С. Стомоняков сообщал 8 ноября 1922 г.: «… заключение договора с О. Вольфом и ратификация его в Москве произвели огромное впечатление за границей и создали благоприятную атмосферу для новых переговоров, которую нужно спешить использовать. <…> Оживление громадное. Насилу справляемся со всеми поступающими предложениями. Ряд иностранных миссий – непосредственно и окольными путями просят сообщить им текст договора с Отто Вольфом и просят разных справок об условиях предоставления нами промышленных и торговых концессий».[931 - Сообщение Б.С. Стомонякова председателю СНК В.И. Ленину из торгпредства в Берлине // РГАСПИ.Ф.82. Оп. 2. Д. 452. Л. 82]

В это время наиболее крупные предложения на создание зерновых концессий поступили со стороны представителей Германии и Италии. Профессор Н.П. Огановский отмечал: «Эти страны рассчитывают с одной стороны путем разработки миллионов десятин пустующих земель в России создать себе здесь продовольственную базу, с другой – использовать с выгодой свой избыток сельскохозяйственных машин».[932 - Доклад о сельскохозяйственных концессиях профессора Н.П. Огановского // РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 153. Л. 210.]

Активным сторонником экономического сотрудничества между Германией и Россией был посол Германии в Москве граф Ульрих Брокдорф-Ранцау, который, например, 6 декабря 1922 г. заявлял: «В Россию никто не опоздает» – является глупостью, как все громкие выражения. Если мы, наконец, не решимся интенсивно участвовать в восстановлении России, мы упустим случай, который не повторится вновь».[933 - Из доклада посла Германии в РСФСР У. Брокдорф-Ранцау министерству иностранных дел Германии // Советско-германские отношения. 1922-1925 гг. Документы и материалы. Ч. 1. М., 1977. С. 89.]

Немецкие деловые круги достаточно быстро пришли к выводу, что для германской экономики расширение экономических связей с Советской Россией даст более ощутимые результаты. О том, что экономическому сотрудничеству с Россией Германия придавала особое значение, свидетельствует записка советника посольства Германии в Москве от 14 февраля 1923 г. Г. Хильгера послу графу У. Брокдорфу-Ранцау: «Для германской индустрии является жизненно важным создать такое надежное положение в России, благодаря которому мог бы осуществляться непрерывный сбыт товаров. При проведении всех наших экономических мероприятий в отношении России следует, прежде всего, придерживаться основного принципа, что наше сотрудничество в восстановлении русского хозяйства, и в особенности русской промышленности, не есть самоцель, а только средство для выхода из кризиса сбыта в германской промышленности».[934 - Цит. по: Шишкин В.А. Советское государство и страны Запада в 1917-1923 гг.… С. 359.]

Торговый представитель РСФСР в Берлине Б.С. Стомоняков в письме И.В. Сталину от 9 февраля 1923 г. писал, что все более заметным становится приток германского капитала в российскую экономику. Эта тенденция наметилась после подписания договоров Уркарта и Отто Вольфа. Если раньше немцы интересовались концессиями и смешанными обществами торгового характера, то теперь они хотели вкладывать свои капиталы в русское производство. При этом отмечал: «Заключению договоров с германскими фирмами мешает катастрофическое падение германской марки, которое затрудняет чрезвычайно всякие расчеты искателей концессий».[935 - Письмо Б.С. Стомонякова И.В. Сталину // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Д. 1663. Л. 592.]

Однако бывший статс-секретарь германского правительства доктор Август Мюллер причинами, мешающими развитию экономического сотрудничества между обеими странами, считал «пропаганду мировой революции», «полное обесценение русской валюты, тяжелое состояние транспорта, отсутствие жизненных припасов, недостаток в сырье, отсутствие правовых гарантий и своеобразную организацию монополии внешней торговли».[936 - Там же. Л. 588.] Хотя часть немецких экспертов утверждала, что «Германия больше заинтересована в сбыте своих товаров в Россию, чем в концессиях», ссылаясь на неустойчивость политического и экономического развития России.[937 - Письмо министерства хозяйства Германии заведующему IV отделом министерства иностранных дел Германии В. Вальроту // Советско-германские отношения. 1922-1925 гг. Документы и материалы. Ч. 1. М., 1977. С. 72.]

По мнению Г. Хильгера германскому правительству необходимо было заключить торговый договор с СССР, предварительно добившись уступок. Он считал, что советское правительство согласится на них пойти из-за затруднений, возникших в сношениях с другими странами (Англия, Швеция, Франция, Польша и т.д.).[938 - Шишкин В.А. Советское государство и страны Запада… С. 361.]

С советской стороны Л.Б. Красин говорил о необходимости идти на соглашение с западными странами для получения кредитов: «В области внешней политики нам нужен своего рода «нэп» именно в том смысле, что необходимо изучение заботливое, пристальное тех возможностей, которые фактически нам предоставляются уже в настоящее время за границей».[939 - Прения по отчетным докладам ЦК – речь Л.Б. Красина //XII съзед РКП (б). Стенографический отчет. М., 1923. С.129-130.]

Наркомат по иностранным делам стремился урегулировать возникавшие спорные вопросы при заключении концессионных договоров. Г.В. Чичерин считал, что вмешательство экспертов и разнообразных ведомств в концессионные дела только портили работу его ведомства. Затягивание переговоров и нежелание идти на уступки способствовали расстройству многих сделок.[940 - Записка Г.В. Чичерина о заключении лесной концессии немцами 23 августа 1923 г. // Хромов С.С. Иностранные концессии… Ч. 2. С. 155.]

Советская власть, заинтересованная не только в иностранных капиталах, но и в современной технике и квалифицированных специалистах, прилагала немало усилий, чтобы привлечь к сотрудничеству Германию. В частности, Главный концессионный комитет 31 января 1924 г. по докладу о деятельности Берлинской концессионной комиссии признал «необходимым в дальнейшем продолжать активную политику в области привлечения немецкого капитала в СССР на концессионных началах, несмотря на ослабление хозяйственной мощи Германии, и обязать К[онцессионную] К[омиссию] ВСНХ в течение ближайших 2 месяцев довести до конца не менее 3-4 германских концессионных предложений».[941 - Заседание ГКК 1924 г. // ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 151. Л. 1.]

3 мая 1924 г. произошел кризис во взаимоотношениях с Германией. В этот день берлинской полицией был совершен налет на советское торгпредство, который Л.Б. Красин расценил как посягательство на внешнеторговую монополию СССР. «Налет на берлинское торгпредство, – писал он, – из чисто полицейского инцидента вырос в громадной важности принципиальный конфликт между правительствами обеих стран. <…> Ни одного факта хотя бы отдаленно указывающего на прикосновенность к внутренним делам служащих нашего торгпредства, не приведено ни в полицейских отчетах, ни в статьях даже враждебно настроенных к нам германских газет». При этом отмечал: «германское правительство лишь с большой неохотой давало визы именно торговым сотрудникам нашей Миссии. <…> Здесь сказалось, очевидно, общее враждебное отношение германского правительства и известной части деловых кругов Германии к нашей системе торговли. <…> Удар по торгпредству есть поэтому удар по монополии внешней торговли. <…> Мы вынуждены прибегнуть к максимальному ограничению наших экономических сношений с Германией сведя их исключительно к выполнению действующих торговых и концессионных договоров и сделок» .[942 - Докладная записка Л.Б. Красина «Русско-германский конфликт» // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Д. 1232. Лл.13-18.]

Член Берлинской концессионной комиссии Ю. Гольдштейн 7 мая послал сообщение о состоянии концессионных переговоров с немцами полномочному представителю СССР в Германии Н.Н. Крестинскому. Им было отмечено уменьшение количества предложений по организации торговых и увеличение численности предложений на производственные концессии. Всего за период с 1922 г. по 1924 г. было заключено 12 договоров с германскими представителями. Наиболее крупными из них были концессии: лесная «Молога», сельскохозяйственные – Круппа и фон Рейнбабена, Руссгерторг и Общество по экспорту яиц (Зейферт).[943 - Докладная записка члена Берлинской концессионной комиссии Ю. Гольдштейна полномочному представителю СССР в Германии Н.Н. Крестинскому о состоянии концессионных переговоров с немцами // Хромов С.С. Иностранные концессии… Ч. 2. С. 159.] Одновременно с этим Ю. Гольдштейн обращал внимание на ухудшение концессионной работы в Германии. Причинами этому послужили: 1) ухудшение хозяйственного и финансового положения Германии; 2) желание германских фирм заключать торговые концессии вместо производственных; 3) крупные промышленные концерны Германии не шли на серьезное инвестирование капиталов в Россию; 4) монополия внешней торговли Советской России; 5) отсутствие кредитного доверия к Германии на мировом денежном рынке; 6) разрыв концессионного договора с Вольфом[944 - Договор с концерном О.Вольфа был утвержден 19 октября 1922 г. о создании «Русско-германского торгового акционерного общества», которое получило право продажи металлоизделий и покупки сырья в Советской России // ДВП СССР. Т. V. С. 623-624.] и безрезультатность многих переговоров.

На XIII съезде РКП (б) Л.Б. Красиным был поднят вопрос об инциденте, произошедшем в российском торгпредстве в Германии[945 - XIII съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1963. С. 139-146.]. Он считал, что советское правительство обязано потребовать от Германии: извинения за оскорбление, нанесенное СССР; наказания виновных, возмещения ущерба; подтверждения неприкосновенности нашего торгпредства.[946 - Там же. С. 139-140.] «В ожидании удовлетворения наших требований, – говорил он, – мы должны сократить и привести к минимуму наши экономические торговые сношения с Германией».[947 - Там же. С. 144.] Его выступление было настолько резким, что могло спровоцировать разрыв советско-германских отношений. В связи с этим М.М. Литвинов пригласил немецкого посла в Москве У. Брокдорфа-Ранцау для объяснений.[948 - Редченко Д.В. Л.Б. Красин и становление внешней политики советского государства (1920-1926) // Новейшая история Отечества. XX – XXI вв. Вып. 1. Саратов, 2006. С. 347-348.]

В ноябре 1924 г. в Москве начались переговоры, на которых рассматривались вопросы о правовом положении торгпредства, транзите, правах граждан, представительствах фирм и юридических лиц.[949 - XIII съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1963. С. 351.] Советскую делегацию возглавил член коллегии Наркомвнешторга Я. Ганецкий, а германскую – действительный тайный советник П. фон Кернер.

Советская делегация делала упор на таких проблемах как: торговое представительство, свободный от таможенных пошлин ввоз зерна в Германию, предоставление кредитов и подготовка советских специалистов в Германии. Германская делегация предлагала обсудить темы транзита, аквизиционного права, контингентов, концессий и т.д.[950 - Артюков О.В. Советско-германские отношения в 1925-1933 гг.: Дис. … канд. ист. наук, М., 2001. С. 41.] Основные цели германской делегации были сформулированы еще 14 октября 1924 г. на совещании в министерстве иностранных дел представителей правительственных, торговых, промышленных и банковских кругов: вопрос о займах, размещенных в Германии до первой мировой войны, открытие в Москве германского торгпредства для защиты прав германских коммерсантов, вопрос о монополии внешней торговли.[951 - Там же. С. 38.] П. фон Кернер считал, что Советский Союз заинтересован не только в заключение экономического соглашения, но преследует и политические цели.[952 - Доклад председателя германской делегации на переговорах о заключении торгового договора между СССР и Германией П. Кернера министерству иностранных дел в Германии // Советско-германские отношения. 1922-1925 гг. Документы и материалы. Ч. 1. М., 1977. С. 381-382.]

В ходе переговоров обнаружились разногласия по вопросам: таможенных пошлин, кредиту, аквизиционному праву, транзиту, монополии внешней торговли. Делегации согласились обсуждать проблемы по подготовке технических специалистов и концессиях. 16 декабря стороны подписали протокол, зафиксировавший пункты, которые не были решены в ходе переговоров. Их рассмотрение было перенесено на январь 1925 года.[953 - Протокол переговоров о заключении договора между СССР и Германией // Там же. С. 386-388.]

К концу 1924 г. отношения между странами обострились. В записке народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина «О претензиях Германии к ее бывшим фирмам в Закавказье» в Политбюро ЦК РКП (б) сообщалось: «За последний период германское правительство стало по отношению к нам чрезвычайно активным, неприятным и агрессивным. Не только множатся протесты по поводу каких-либо коминтерновских выступлений <…>, но и по другим вопросам. Германские выступления стали весьма частыми и резкими по тону».[954 - Записка Г.В. Чичерина о претензиях Германии к ее бывшим фирмам в Закавказье // Хромов С.С. Иностранные концессии… Ч. 2. С. 160.] Им отмечалось, что германское посольство при любом удобном случае пыталось ссылаться на Рапалльский договор, что наводило на мысль о проведении германским правительством подготовительной работы к смене внешнеполитических ориентиров. Г.В. Чичерин полагал, что в условиях создавшегося положения советскому правительству следует ожидать новые неприятности.

С марта по октябрь 1925 г. в тяжелейших условиях продолжались переговоры между Германией и СССР по вопросам: таможенных пошлин, кредиту, аквизиционному праву, транзиту, монополии внешней торговли Многочисленные взаимные претензии и не желание уступать друг другу в вопросах только затягивали их. Вместе с тем удалось одобрить целый комплекс хозяйственных и правовых соглашений, ставших основой торгового договора.

12 октября 1925 г. торговый договор был подписан с советской стороны заместителем наркома иностранных дел М.М. Литвиновым, членом наркомата внешней торговли Я.С. Ганецким, а с германской – послом Германии в Советском Союзе графом У. Брокдорф-Ранцау и действительным тайным советником П. фон Кернером. Он был заключен сроком на два года.

В ходе переговоров стороны обсудили только вопросы о подготовке технических специалистов и концессиях. 17 декабря 1925 г. был подписан совместный протокол, который стал прологом к заключению полномасштабного экономического соглашения.

В связи с этим 18 февраля 1926 г. в газете «Leipziger neuesten Nachrichten und Handelszeitung» была опубликована заметка о взаимоотношениях России и Германии. В ней говорилось: «Одним из путей освобождения германской экономики из ее трудного сегодняшнего положения, как мне кажется, является развитие и углубление экономических отношений между Германией и СССР. Экономика Советского Союза в своем развитии достигла такого момента, когда она естественно, при использовании долгосрочных кредитов, может завершить восстановление старых заводов и фабрик, а также приступить к строительству новых. Для германской промышленности открываются огромные возможности».[955 - Заметка полномочного представителя в Германии Н.Н. Крестинского для газеты «Leipziger neuesten Nachrichten und Handelszeitung» // Дух Рапалло. Советско-германские отношения. С. 21.]

Тем не менее, именно с 1926 г. отношения между Москвой и Берлином стали ухудшаться. Корреспондент газеты «Ганноверский курьер» от 17 февраля 1927 г. писал, что «…до настоящего времени в России нет необходимых предпосылок для интенсивной деятельности иностранного капитала. Прежде всего, нет прочной правовой основы, так что иностранный капитал неохотно идет в Россию и всегда готов удрать оттуда».[956 - О концессиях в СССР // ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 3303 а. Л. 66об.]

О падении интереса к концессионным предприятиям в СССР со стороны германских предпринимателей свидетельствует таблица 10. К тому же данные таблицы наглядно подтверждают, что наибольшее количество поступивших (793) и заключенных (46) договоров на концессии приходится именно на Германию. Затем следуют Англия соответственно 227 и 23, США – 209 и 20 и Франция – 176 и 6.

Л.Б. Красин рассматривая политическое и экономическое положение Германии, указывал на ее несостоятельность «оказать экономическому восстановлению России той помощи, которая объективно была бы возможна по состоянию производительных сил германского народа и по тому обилию связей, знания, осведомленности и интереса, которые имеются в отношении России почти во всех слоях германского делового мира».[957 - Красин Л.Б. Вопросы внешней торговли. Л., 1928. С. 307.] Вместе с тем Г. фон Дирксен считал: «Мы старались восстанавливать связи нашего русского друга, которые были утрачены с началом революции и военными интервенциями. Нами руководствовало соображение, что Советский Союз должен был иметь больший вес как равноправный партнер других великих держав, чем союзник Германии и тогда всемирное недоверие против мнимого немецко-русского договора исчезло бы».[958 - Цит. по: Beitel W., N?tzold J. Deutsch-sowjetische Wirtschaftsbeziehungen… S. 25-26.]

Таблица 3.10

Распределение поступивших предложений и заключенных концессионных договоров по национальностям соискателей (1921-1928 гг.)[959 - Докладная записка инструктора Орграспредотдела ЦК // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 113. Лл. 181-182 (табл. сост. автором)]

поступившие предложения

заключенные концессионные договора

Однако современные исследователи, проанализировав архивные документы, склонны видеть причину в увеличении финансовой помощи США. В.А. Шишкин указывал на то, что объем финансовых инвестиций за 1924-1930-е гг. достиг 25,5 млрд. золотых марок.[960 - Шишкин В.А. Цена признания: СССР и страны Запада в поисках компромисса. СПб., 1991. С. 381-382.] Именно это обстоятельство могло привести к падению интереса германских деловых кругов к сотрудничеству с Советской Россией. О.В. Артюков считает, что начало разрыва во взаимоотношениях между странами пришлось на весну 1928 г.[961 - Артюков, О.В. Советско-германские отношения…], когда советскими органами государственной безопасности было сфабриковано «шахтинское дело».[962 - Приговор // Экономическая контрреволюция в Донбассе (Итоги Шахтинского дела). Статьи и документы / Под ред. Н.В. Крыленко. М., 1928. С. 278-297; Привлечение немецких граждан в качестве обвиняемых ухудшило советско-германские отношения. См.: Шахтинский процесс 1928 г.: подготовка, проведение, итоги: в 2 кн. Кн. 2. М., 2012. С. 841-938.]

По нашему мнению кризис во взаимоотношениях между Германией и СССР наступил значительно раньше – с изменением политической ориентации Германии, т.е. подписанием Локарнских договоров в 1925 году.[963 - С 5 по 16 октября 1925 г. в Локарно проходила международная конференция с участием представителей Бельгии, Великобритании, Германии, Италии, Польши, Франции, Чехословакии. На конференции были приняты следующие акты: 1) Рейнский пакт, т. е. гарантийный договор между Германией, Бельгией, Францией, Великобританией и Италией, 2) арбитражное соглашение между Германией и Бельгией, 3) арбитражное соглашение между Германией и Францией, 4) арбитражный договор между Германией и Польшей, 5) арбитражный договор между Германией и Чехословакией, 6) соглашение между Францией и Польшей, 7) соглашение между Францией и Чехословакией, 8) Германия вошла в Лигу наций.] «Шахтинский» процесс усилил отрицательное отношение германского правительства в деле помещения капиталов в СССР, которое стало оказывать давление на немецкие фирмы.[964 - Бюллетень прессы № 1. 1929 г. // ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 661. Л. 83.] Приход Гитлера к власти окончательно разрушил советско-германские экономические связи.

В конце 20-х годов изменяется курс экономический политики, заключавшийся в полном отказе от НЭПа. Корреспондент газеты «Кельнер Тагеблатт» отмечал: «В настоящее время Советская Россия стоит под знаком чрезвычайно усилившегося курса на социализм. Этим объясняется также то давление, которое оказывает советское правительство на иностранные, среди них германские концессии. <…> не подлежит сомнению, что Москва пересмотрела свою концессионную политику. Иностранные концессии являются для советского правительства, имеющего перед собой пятилетний план, бельмом на глазу. Эти острова капиталистического мира, посреди вновь перестроенного советского хозяйства, должны исчезнуть и чем раньше, тем лучше. Предлог для борьбы против концессионеров найти не трудно, если его ищут».[965 - Бюллетень иностранной прессы № 8. 1930 г. // ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 665. Лл. 32об-33.] Кроме того, с политической арены ушли сторонники дружественных связей между странами – Г.В. Чичерин, У. Брокдорф-Ранцау.[966 - Артюков О.В. Советско-германские отношения… 2001. С. 137-138; См. также: Служебная записка Концессионной комиссии ВСНХ СССР «Итоги и выводы по концессионной работе ВСНХ СССР», направленная НКИД Б.С. Стомонякову и в ЦК ВКП (б) Л. Марьясину // Хромов С.С. Иностранные концессии в СССР… Ч. 1. С. 361.]

Взаимоотношения Советской России и Германии в 1920-30-е гг. складывались достаточно непросто. Оба государства после Первой мировой войны оказались в политической и экономической изоляции и вынуждены были искать выход из создавшегося положения. Только потому, что опыт экономического сотрудничества между ними насчитывал не одно столетие, найти общие точки соприкосновения – торговая и предпринимательская сферы, оказалось не так сложно. В целом советско-германские отношения этого периода являются наглядным примером того, что несмотря на все трудности и противоречия между странами с различным общественно-политическим строем, при обоюдном желании сторон имелась возможность решения спорных проблем и развития сотрудничества на взаимовыгодной основе.

3.3. Деятельность германских сельскохозяйственных предприятий «Друзаг» и «Маныч» в 20–30-е гг. ХХ в

Российская империя благодаря иностранным инвестициям и технологиям смогла свершить в конце XIX – начале ХХ вв. скачок в промышленном развитии. Привлечение в страну иностранного капитала позволило не только качественно улучшить промышленность, но и создать новые отрасли – электротехническую и химическую.