Пепельная Луна

Мальчик хотел велосипед, но у родителей не хватало денег – десять лет спустя он сам заработает на последнюю модель спортивного велосипеда. Вспомнит ли мальчик о своей мечте?

Скромная, неприметная школьница мечтала, чтобы на нее хотя бы раз взглянул лучший в классе парень, неважно, что он двоечник. Став через десять лет «Мисс Москва», взглянет ли она в его сторону на встрече одноклассников, если даже придет на нее? У любви свои законы, и Вселенная их одобряет – она взглянула бы, но и он не придет: что делать ему рядом с королевой красоты, когда и в школе-то не смел подойти к отличнице? Через год или годы они все-таки встретятся где-нибудь в Майами, а может, в кофейне на Садовом кольце. Только бы не забыли, о чем мечтали.

Если ты хочешь любви, она обязательно к тебе придет, если мечтаешь о счастье для своего ребенка – сбудется. Главное, чтобы и он о нем мечтал, ведь в какой-то момент родители перестают быть ответственными за мечты своих детей.

Катя откинулась на заднее сиденье автомобиля и прикрыла глаза. Сбывающиеся мечты в полудреме казались ей камнями, летящими с горы и неминуемо настигающими своих создателей и адресатов. Вызванный ни свет ни заря Толик, как ни странно, был тих и не лез к ней с глупыми расспросами. Он, как верный пес, почуял, что хозяйку – так он называл Катю про себя – сегодня лучше не трогать.

Дорога в Москву в начале седьмого утра почти пустая, ехали без пробок. Катя надеялась немного подремать в пути. Сказать, что она не выспалась, было нельзя, потому что она и не спала: ворочалась, вскакивала и зачем-то подходила к окну, ей все казалось, что в комнате не хватает воздуха, снова ложилась и вскакивала, словно ее кололо что-то невидимое.

Раз за разом она прокручивала в памяти недавний – всего каких-то пару часов назад – разговор с Соней. Обычный разговор. Конечно, если не считать известия о заболевшей однокурснице. На фоне такого диагноза меркнут все собственные житейские невзгоды, и даже странная татуировка на руке дочери кажется сущей ерундой.

Катя успокаивала себя, но память опять и опять возвращала ей тонкую, словно фарфоровую, руку, закатанный рукав кашемирового свитера и точно такую же татуировку. Анна… Она видела эту молодую женщину всего один раз в жизни, ее смерть – ужасная и необъяснимая – была всего лишь смертью постороннего человека. «Увидеть Берлин и умереть», – сказала ей Анна, конечно, в шутку: она улыбалась, Дирк сжимал ее руку, надпись на которой утверждала то же, что и Сонина татуировка: My dreams come true.

Как только стрелка будильника с классическим круглым циферблатом и вытянутыми римскими цифрами показала время, приличное для самого раннего звонка – половина шестого утра, Катя набрала номер Толика и попросила приехать за ней как можно скорее. Он обещал домчать за полчаса и не подвел, поэтому его и держали столько лет в агентстве, несмотря на то что раз в полгода Толик имел обыкновение уходить в запой ровно на неделю и даже предупреждал о грядущем «отрыве». Эту неделю Катя засчитывала ему в отпуск, тем более что из планового запоя он возвращался без опозданий и, как положено отпускнику, с тортиком. В остальное время Толик был безупречным работником и опытным водителем.

Жемчужно-серый «Мерседес» представительского класса ехал плавно, как большой корабль. «Это обычных людей встречают по одежке, а директора агентства недвижимости встречают по машине», – пошутила Катя перед его покупкой. Толик гордился машиной и относился к ней бережно, как к своей, что стало еще одним поводом терпеть его плановые «отпуска». Он натирал авто до блеска, даже капли дождя стирал специальной тряпочкой, была бы его воля, он бы вообще никого, кроме Кати, в машину не сажал. «Натопчут, а мне потом все коврики вымывать», – ворчал он, как уборщица в присутственном месте.

Катя сонно приоткрыла глаза и увидела старушек, которые, несмотря на ранний час, продавали охапками сирень всех мастей: и самую простую сиреневую, и «шоколадную» с грязно-розовыми пышными соцветиями, обычно благоухающими так, что казалось, будто кто-то открыл советские духи. Взгляд выхватил одну женщину, и Катя поняла, что та ненамного старше ее самой. Почему нам кажется, что дачные цветы и букеты сирени продают непременно старушки?

– Толик, останови, пожалуйста.

Машина плавно притормозила и съехала на обочину. Дав задний ход, медленно подкатила к замеченной Катей женщине.

– Три букета, пожалуйста! – попросила Катя.

Женщина, обрадованная первой покупательнице, стала поспешно выбирать для Кати самые пышные связки сирени. Она была одета очень скромно, но опрятно. Возле глаз сеточкой расходились морщинки – «гусиные лапки». Потухший взгляд и немного виноватая улыбка делали ее действительно похожей на старушку.

Катя протянула купюру и отказалась от сдачи.

– Удачного дня, храни вас Бог! – сказала женщина нараспев, как говорят прихожанки в церквях.

В машине, положив букеты на колени, Катя вспомнила, что бабушка не любила ни «Белую сирень», ни «Красную Москву», ей всегда кто-нибудь привозил духи «Diorissimo» из заграничной командировки. Маленькая Катя потихоньку брала этот миниатюрный пузырек с крышечкой и аккуратно, боясь разлить, капала всего одну капельку на свой батистовый платочек, а потом весь день доставала и нюхала ландышевый аромат. Это была ее тайна. Она знала, что бабушка и так разрешила бы ей пользоваться духами, но Катя не хотела их расходовать, только капельку.

Неожиданно машина резко вильнула вправо, на обочину. По встречке неслась «Скорая помощь» с воющей сиреной. Катя вздрогнула, вспомнив поезд и человека на путях – не увиденного, но оттого еще более страшного, дорисованного воображением. Ей снова стало нехорошо – от воспоминаний и от того, что она, как всегда, не позавтракала. Желудок сжался мучительным спазмом, тошнота окольцевала горло, липкая испарина покрыла тело.

Тот, к кому мчалась «Скорая», тоже хотел, чтобы его мечты сбылись. Как Анна, как незнакомец на путях, как Соня, как она сама, как каждый человек на Земле. Значит, это общее, самое универсальное желание. My dreams come true – объединяющая всех фраза, в которой нет никакого двойного дна.

Может, так называется книга какого-нибудь очередного модного автора? Ведь выпрыгнула с обложки романа Милана Кундеры фраза «невыносимая легкость бытия» и пошла гулять по миру… А может, это строка из популярной песни? Почему бы и нет, очень похоже на правду. Как ей не пришло в голову проверить это сразу в Интернете.

– Толя, а ты не знаешь, какая сейчас самая модная песня у молодежи?

– «Орназ ста»! – с готовностью ответил Толик.

– Что-что? Это на каком языке?

– Да на английском, – и Толик фальшиво, но с удовольствием напел первую строчку.

– Поняла, – рассмеялась Катя. – Это «Гангам стайл».

– А я как сказал? – с недоумением спросил Толик.

Незнание английского языка компенсировалось тем, что радио в машине он слушал не просто часто, а всегда. Исключение составляли только поездки с Катей, она предпочитала тишину. Отдельных сил сотрудникам агентства стоила работа над музыкальными предпочтениями Толика. Как заправский водила, он любил шансон, но женский коллектив, составляющий абсолютное большинство, категорически не хотел колесить по Москве под «Мурку». Катя не считала Толика личным водителем, поэтому на важные сделки или просмотры он возил не только ее. Девушки-агенты улыбались Толику и ловили другую радиоволну. Постепенно вкусы Толика изменились, теперь он сам с удовольствием настраивал магнитолу и предпочитал «Серебряный дождь».

– Не-а, – ответил Толик после раздумья, показавшего Кате, что он действительно перебирает в уме знакомые созвучия. – Только вот «Леди ин ред» помню. Как переводится-то?

– Мои мечты сбываются.

– Мечты сбываются и не сбываются, любовь приходит к нам порой не та-а-а, но все хорошее не забывается, а все хороше-е и есть мечта, – фальшиво напел Толик, изо всех сил пытаясь подражать Антонову. Как многие, кому медведь наступил на ухо, он любил подпевать известным исполнителям. Но в отличие от многих, Толик еще и не стеснялся чужого присутствия, с удовольствием демонстрируя невольным слушателям отсутствие вокальных талантов.

Катя поморщилась, но промолчала. Слава богу, уже подъезжали к дому. Едва машина остановилась у подъезда, Катя выскочила и стала одной рукой судорожно искать в сумке ключи, ругая себя за то, что не приготовила заранее. Во второй руке были букеты.

– Катеринсанна, – крикнул ей в спину Толик. – Вещи же в багажнике! Давайте я подниму.

Точно, она совсем забыла про дорожную сумку, в которую положила часть вещей из берлинского чемодана, другую часть оставила на даче. Жизнь на два дома научила ее иметь два полноценных гардероба – на Николиной Горе и в Большом Гнездниковском. Она хотела было махнуть рукой – мол, бог с ними, с вещами, но вспомнила, что в сумке лежат подарки Соне, маме и бабушке, которые она успела купить в Берлине.

Катя вернулась к машине.

– Спасибо, Толя. Совсем забыла про вещи. Не сказал бы – я бы и не вспомнила.

Толик достал Катин саквояж из багажника и уже хотел двинуться с ним к подъезду. Встречая из поездок, он всегда доносил ее вещи до квартиры.

– Не надо, – решительно остановила его Катя. – Я сама.

Почему-то ей не хотелось, чтобы Толик видел, как она открывает дверь своей квартиры, обнимает и прижимает к себе Соню. В этот момент рядом не должно быть посторонних.

– Как скажете, Катеринсанна, – в недоумении протянул Толик. – Я тогда в офис погнал.

Катя открыла дверь лифта, машинально подумала: «Хорошо бы не поменяли на новый, как по всей Москве». Дверь громко лязгнула, и кабина поползла на пятый этаж.

«Будь дома, просто будь дома», – мысленно заклинала она Соню, подходя к двери квартиры. Хотя где ей быть в семь утра, как не дома?

Катя опустила саквояж на пол и вставила ключ в замочную скважину. Руки дрожали. Она провернула ключ три раза влево, но дверь не открылась. В панике Катя вынула ключ, вставила снова, до упора повернула вправо, закрывая замок, и снова влево: «Ну, открывайся!»

Не желая поверить в очевидное – дверь не открывается, – Катя дернула ее на себя, но без толку. Перестав заботиться о том, что лязг ключей нарушает утреннюю тишину подъезда, принялась судорожно крутить ключом в скважине туда и обратно, дергая дверь уже на каждом повороте, будто замок мог самостоятельно изменить принцип своей работы.

– Мама, ты?

Замок лязгнул изнутри. Соня в пижаме с мишками, которая давно стала ей мала, заспанно хлопала глазами. На щеке виднелась полоса от подушки. Значит, крепко проспала всю ночь на одном боку.

– Мам, ты чего так рано?

– Соскучилась, Совушка!

Самое ласковое семейное прозвище Сони придумала Анна Ионовна, сама Катя пользовалась им нечасто, в минуты наибольшей нежности.

– А чего ты ломилась-то? – зевнула Соня.

– Да не открывалась, представляешь. Я несколько раз пробовала открыть. Хорошо ты дома, а то пришлось бы вызывать мастера и замок менять, – Катя постаралась, чтобы голос звучал как можно более невинно и беззаботно.