Наследие Индиго. Линии судьбы

Они ехали в полной тишине, которую нарушал лишь приглушённый шум двигателя, и Алиса думала о том, что её жизнь уже никогда не будет прежней. Что она не сможет ходить на уроки и заниматься будничными делами после пережитого ужаса, ведь всё это меркло на фоне оглушающих реалий жестокой стороны мира Индиго. Это было подобно возвращению из ада к обычной жизни, которая продолжает кипеть во всём мире, пока небольшой городок на юге Африки погибает в муках.

«А ведь оба Гонтье прошли через такой ад», – подумала Алиса, плотно зажмурив глаза. Ей было больно представлять, что они пережили за неделю в Лите, когда их родной город разваливался на части, а земля пропитывалась кровью членов семьи и знакомых.

Как они сумели выбраться из агонии и сохранить в себе остатки мужества и жизнелюбия? Как им удалось собрать себя по частям и двигаться дальше, словно ничего не произошло?

«А ведь я лишь мельком увидела реалии войны», – подумала Алиса, и по её спине побежали мурашки от ужаса. Что же с ней было бы, если бы они остались? Если бы это затянулось на неделю? На месяц?..

– Как ты смог оправиться после побоища в Лите? – спросила Алиса, посмотрев на Гонтье так, будто видела его впервые. – Как ты смог жить дальше?

Он задумчиво нахмурился и продолжил напряжённо сверлить взглядом дорогу за лобовым стеклом, и Алиса уже подумала, что Гонтье оставит её без ответа. Но Максенс плотно сжал губы на несколько секунд, словно решая, стоит ли ей говорить правду, а потом выпалил:

– На меня свалились другие заботы, и они не дали мне погрязнуть в скорби, пусть тогда я и не осознавал, что впоследствии обрету надежду. – Упоминание надежды отозвалось приятным покалыванием под кожей, но Алиса не понимала, о какой надежде могла идти речь, когда Гонтье похоронили всю свою семью и оставили за спиной руины родного дома. – А ещё я должен был вытащить Калию из того кошмара, в котором она увязла после смерти Микаэля.

– Это её муж, верно? – уточнила Алиса, задержав дыхание от распирающего любопытства, за которое она испытывала чувство вины.

– Верно. Микаэль Леконт, сын жреца Литы.

– А как умер Микаэль? Это ведь произошло на глазах Калии?

Максенс совсем сник, словно мысленно вернулся в апрель прошлого года, заново переживая тот ужас.

– Микаэлю удалось убить вожака перевёртышей, но за это он поплатился своей жизнью, – отрешённо ответил Максенс, а Алиса почувствовала, как грудь сдавило тисками, не позволяя дышать. – Мы оказались в ловушке перевёртышей, и когда Калия увидела, что Микаэль упал замертво, устроила пожар в соборе парижской Богоматери. Нам еле удалось выбраться, и я ещё две недели приводил Калию в норму, залечивал ожоги, но…

– Но она до сих пор не оправилась, верно? – негромко сказала Алиса, вспомнив, каким пустым ей порой казался взгляд Калии.

– Не уверен, что она запомнила, как мы оказались в России, потому что Калия была полностью разбита. Ей не хотелось жить дальше, не хотелось устраиваться на работу в школу и прятаться. Война забрала у неё не только Микаэля, но и ребёнка.

– У Калии был ребёнок? – Алиса резко выпрямилась и во все глаза уставилась на Максенса, не веря, что это могло быть правдой. Она не представляла Калию в роли матери, учитывая, какой холодной и требовательной была её наставница, однако что-то подсказывало Алисе, что Калия не всегда была такой. Может, в прошлом она была открытой и мягкой, пока война не разделила её жизнь на «до» и» после».

– Не рождённый ребёнок, – сухо пояснил Максенс. – Калия была на двадцатой неделе беременности, у неё должна была к осени родиться девочка.

– Это многое объясняет. И теперь я понимаю, почему Калия так изменилась после твоего отъезда.

– У неё остался только я. – Максенс перевёл на Алису взгляд, наполненный до краёв отчаянием, от чего по коже побежали мурашки. – И, как ни странно, у неё есть ты. Несмотря на некоторые ваши разногласия в самом начале, Калия нашла в тебе ребёнка, о котором нужно заботиться. Калия вряд ли признается тебе в этом, но она успела привязаться к тебе гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

«У неё должна была к осени родиться девочка», – вспомнились Алисе слова Максенса, и она невольно подумала о том, что вместо милого младенца Калия получила семнадцатилетнюю бунтарку.

Совсем не то, о чём она мечтала.

– Но кто же тогда спасал тебя, раз не Калия? – спросила Алиса, нахмурившись. – Кто дал тебе надежду на то, что все может наладиться? Не Шмидт же?

– Не он, – ответил Максенс, а его руки напряжённо замерли на руле. – Тот человек даже не подозревает о том, как вовремя появился в моей жизни, но тебе незачем знать сейчас все подробности. Важно лишь то, что тебе не стоит зацикливаться на том, что ты увидела сегодня. Нужно идти дальше.

– У меня есть лишь одна надежда, – призналась Алиса, понурив голову. – И это вера моего отца. Он увидел, что у меня получилось найти выход, чтобы спасти мир Индиго, он был напуган, но верил, что это правда.

– Разве ты не видишь, что его видение начинает сбываться? – с горькой усмешкой спросил Гонтье. – Сначала Лита, затем Ламмас… перевёртыши уничтожают города Индиго, как и предсказывал твой отец.

– Ты в самом деле считаешь, что я смогу найти выход, чтобы остановить их? – спросила Алиса, подняв на него взгляд полный надежды, и Гонтье посмотрел на неё в ответ.

– Я уже вижу, как ты это делаешь.

Ещё несколько секунд он смотрел ей в глаза, после чего перевёл внимание на дорогу, которая освещалась тусклыми фонарями с обеих сторон. Они подъезжали к Кейптауну, высотки которого виднелись на горизонте, и Алиса только сейчас поняла, что им всё-таки удалось спастись от того ужаса, который царил в Ламмасе.

Пусть чувство вины от этого не становилось меньше.

«Как так вышло, что раньше меня не мучила совесть, а теперь её не заткнуть?» – думала Алиса, вспоминая себя прежнюю, но тут же мысленно ответила себе, что всё дело было в её окружении. Раньше, когда она жила в детском доме среди людей, которым не было дела до неё, ей было плевать на то, как её слова или поступки отражались на людях. Алиса была зациклена на себе и на том, как выжить во враждебной среде, но мир Индиго внёс свои коррективы в её характер. У неё появились люди, которые заботились о ней, помогали и верили в неё даже больше, чем она сама в себя верила. Да, Алиса всё так же могла соврать окружающим, чтобы защитить себя, но по большей части она старалась платить людям той же монетой, даже если приходилось обнажать свои слабости.

Но самое главное – она не могла стоять в стороне, когда её мир рушился на части, поэтому покидать Ламмас было так больно. Алиса бросила внимательный взгляд на Максенса, который не оставил ей выбора, и осознала, что ему было уходить ещё сложнее, чем ей. Оба Гонтье до самого конца сражались за Литу, хоть и потерпели поражение, и если бы не приказ мадам Рене, то он бы и в этот раз остался в Ламмасе, чтобы сделать всё, что в его силах.

Но вместо этого Гонтье был обречён на позорное бегство с Алисой, жизнь которой ему доверила мадам Рене.

– Билеты были только с двумя пересадками, через два часа посадка на рейс до Йоханнесбурга, – объявил Максенс, торжествующе продемонстрировав Алисе купленные билеты.

– Отлично. – Она плотнее сжала лямку рюкзака, подумав о том, что это единственная тара, которую им удалось взять перед бегством. Все чемоданы с вещами остались в доме мадам Рене, и Алиса с тоской посмотрела на свой наряд. – Как думаешь, ни у кого не возникнет вопросов, если я так и буду ходить в пижаме?

Максенс, в отличие от неё, был в чёрных джинсах и футболке, а на Алисе надеты лишь укорочённые пижамные штаны и топ ярко-жёлтого цвета.

– Твоя бабушка сунула мне перед выходом свою карточку. – Он многозначительно приподнял левую бровь, и Алиса невольно усмехнулась.

– Предлагаешь проверить, насколько большой лимит у её счета? – Она покачала головой и поджала губы, чтобы сдержать истеричный смешок. – Я в деле.

Была лишь одна проблема: посреди ночи сложно было найти открытый вещевой бутик, поэтому им пришлось дождаться пересадки в Йоханнесбурге, полёт до которого длился всего два часа. Алиса даже немного вздремнула, несмотря на солнечный свет, который пробивался через окно, однако небольшой отдых не пошёл ей на пользу.

– Сначала позавтракаем, – пробурчала Алиса, без особого энтузиазма осматривая аэропорт Йоханнесбурга.

Максенс выглядел ничем не лучше, но согласился ненадолго заглянуть в один из ресторанов быстрого питания, что находились в аэропорту.

– Меня убивает то, что мы не можем пользоваться телефонами, пока не окажемся вблизи Белтайна, – хмуро сказала она, вытерев салфеткой губы, испачканные вишневым джемом.

– Таков порядок.

– И мы не узнаем новости, пока не приедем в Белтайн?

– Да.

Алиса тяжело вздохнула и потёрла глаза ладонями. Неизвестность убивала не хуже долгоиграющего яда, и если в Кейптауне её настрой был хоть немного оптимистичным, то сейчас он скатился в минус. Поэтому она выбрала в магазине первые попавшиеся кроссовки и спортивный костюм, убрала пижаму в рюкзак и вышла к Гонтье, который всё это время караулил вход в бутик.

– Нам нужно купить куртки, – напомнил он. – В России всё ещё холодно.

– При большом желании ты мог бы сделать так, чтобы тепло следовало за нами, – подметила Алиса, коротко улыбнувшись ему. Шок уже успел отпустить её, поэтому она не могла перестать думать о том, чем закончился их разговор на крыше.

– Через час посадка на рейс до Абу-Даби, и мы пробудем там семь с половиной часов, прежде чем отправимся в Москву. Хорошая новость заключается в том, что мы приземлимся в Шереметьево, а не в Домодедово, и нам не придётся ехать на такси из одного аэропорта в другой.

– А плохая заключается в том, что мы будем вместе до завтрашнего вечера? – с горькой усмешкой поинтересовалась Алиса, на что Гонтье лишь плотно сжал челюсти и отвернулся.

Время, проведённое вместе, обещало быть очень насыщенным.

Тогда Алиса ещё не знала, что полёт до Абу-Даби им предстоял в разных концах самолёта и что её соседом окажется не Гонтье, а женщина с грудным ребёнком, который, почти не замолкая, все восемь часов будет напоминать о себе. Ей не удалось поспать, пусть глаза и слипались от усталости, а её взгляд то и дело перемещался назад, где находился Максенс. Он ухмылялся, когда смотрел на неё в ответ, пусть плач ребёнка был прекрасно слышен в его части самолёта, и это злило Алису.