Великая сила молитвы

В 1885 году по рекомендации принят на должность лесообрезчика Самаровской волости тобольским лесничим Дуниным-Черкавичем.

Отец, – с достоинством произносит Ефим, – принимал активное участие в обследовании лесов, занимался рыболовством, семья-то была девять душ, а на жалованье – двадцать целковых – прокормить такую ораву немыслимо, поэтому вели свое небольшое хозяйство: две лошади и коровенка.

Выловленную рыбу продавали местным купцам. Мать воспитывала детей и делала все по хозяйству. Так продолжалось вплоть до революции.

Отец часто рассказывал о своей прошлой горькой жизни при самодержавии, а когда немного выпьет, и плакал. Да что там плакал, волком выл. Кто б знал тогда, что дальше будет хуже. Потому мой наказ всем – не гневите Бога, а благодарите за каждый день!

Лесообрезчиком он проработал без смены тридцать девять лет. По слабости здоровья потом ушел в отставку.

Моя юность прошла в большом труде. Был я призван в царскую армию восьмого февраля семнадцатого года, зачислен служить в Тюмень, в тридцать пятый запасной полк. После Октябрьской революции этот полк распустили. Кто постарше, разошлись по домам, кто куда, многие молодые моего возраста, в том числе и я, были реорганизованы в отряды Красной гвардии и направлены в Глазов бывшей Вятской губернии. В восемнадцатом году, как помнится, меня зачислили в пятьдесят первую Уральскую дивизию под командой Блюхера, воевал против Колчака. А в девятнадцатом году, в июне, фронт в этом направлении Колчака лопнул, его части спешно отступали, чем дальше, тем быстрее бежали белые, бежали на восток, а куда еще?

К исходу года под напором Красной армии фронт окончательно распался вблизи Иркутска.

Но до Иркутска мне его преследовать не пришлось – я заболел тифом и лежал в Красноярске в госпитале. Помер бы давно, да попался сердобольный санитар – одарил меня серебряной ложкой, стопроцентное серебро, видать, еще с демидовских припасов, и наказал: «Ешь только из нее, и жить сто лет будешь, если, конечно, не удушегубит кто специально». Я до сих пор хлебаю только из нее, дивная ложка оказалась, все хвори стороной обошли, возраста не вижу.

После выздоровления меня отправили в свою часть, пятьдесят первую дивизию. Это было начало мая двадцать четвертого года. После переформировки и пополнения со станции Усолье наша дивизия, в том числе и я, спешно была отправлена на юг, на врангелевский фронт, под Каховку. Я участвовал в форсировании Днепра и взятии Каховки, где создавался крепкий плацдарм. После отражения двух крупных контрнаступлений Врангеля на этот плацдарм в октябре того же года Красная армия перешла в решительное наступление, сломила его оборону, и в обход по Сивашу взяли неприступный Перекоп. Его погнали из Крыма. В результате за десять дней очистили весь Крым и взяли без боя Севастополь. Это было в конце ноября двадцатого года. В этих боях дважды был легко ранен, обошлось без госпиталя. Хотя и война Гражданская окончилась почти.

Весь двадцать первый год принимал активное участие в вылавливании разбежавшихся по лесам разных банд. Махно, Заболотного, Хмара и других, сейчас уж и не упомню, извиняйте. После ликвидации указанных банд я демобилизовался домой и приехал в начале двадцать второго года. За это время половины семьи не было: две сестры померли от тифа, две вышли замуж. А я как огурчик!

С двадцать пятого года я начал самостоятельно работать в лесничестве. А когда организовался учлесхоз, назначили старшим десятником. Выучился на ускоренных курсах, стал прорабом, вот в этом качестве принимал личное участие в отыскании места под будущий город Ханты-Мансийск и первый в дремучей тайге построил пять домов.

Написал труд о развитии лесной промышленности за шестьдесят лет. Изложил, как было, ведь происходило все на моих глазах.

Считаю своим долгом и намерен, пока позволяют здоровье и силы, также активно работать на общественной работе и дальше на благо Родины, раньше часть денег перечислял в Фонд мира, теперь отдаю детским приютам. Так надо. За милосердие Господь дни продлевает.

Он внезапно замолкает. Хочется спросить его о чем-то важном, но его биографию я выучила перед беседой, он давно слывет человеком-легендой. И все же я решаюсь задать вопрос.

– У вас удивительная судьба. А что вы посоветуете своим правнукам?

– Читать больше философских трудов. Скорбно за старшего курсовые работы писать, мышление у него, видите ли, техническое…

Я снова интересуюсь:

– Ефим, двадцатый век был очень неспокойным, за веру преследовали, убивали. А как же вы пронесли ее через всю жизнь?

– С молитвой. С непрестанной молитвой. Я всегда был готов за Христа пойти в тюрьму или на смерть. Под лавкой узелок хранил с вещами на тот случай, если придут за мной, но вот Господь не сподобил. Стало быть, так надо. Пути Господни неисповедимы…

Вдова

Моя собеседница безграмотна. Вместо подписи ставит крестик, но это не помешало ей вырастить дочь – кандидата филологических наук, а еще она известна тем, что в молодости всем, кто попросит, шила одежду бесплатно, так и говорит: «Во славу Божью». Нынешнее благополучие воспринимает как Господню милость, но у нее есть мечта…

Ульяна с детства знала, за кого выйдет замуж. Соседский мальчишка Артем приглядывал за ней с самого рождения. Он был старше ее на целых семь лет, родители дружили семьями. И те и другие кочевали вслед за оленьими стадами. Так, постепенно перебрались из Республики Коми в Ханты-Мансийский округ, но тут случилось несчастье – внезапно умер отец, мать стала воспитывать детей и справляться по хозяйству одна. Детей в школу не отдала, боялась, что те, освоив грамоту, захотят «легкой жизни» в городе, и некому будет приглядывать за стадом, а оно было немалое – двести пятьдесят или двести семьдесят голов.

Ульяна слыла работящей девушкой, и это ускорило свадьбу. Артем хоть и считался самым красивым во всей округе, но сердце только для нее берег. Пошла она в дом мужа на правах невестки, старшие им отгородили уголок в чуме, и стали молодые жить счастливо, успевал Артем еще и теще своей помогать, та не могла нарадоваться на зятя.

– Денег нам в те времена не давали, – рассказывает собеседница. – Все, кто сдавал в колхозы оленей или рыбу, получали просто палочки вроде как трудодни. На каждого человека была своя норма. А на том разве разбогатеешь?

Мечтали с мужем о своем оленьем стаде, о будущей хорошей жизни. А тут война, вестовой приехал прямо на стойбище, всех обошел, раздал повестки. Из некоторых семей даже по двое мужиков взяли. Это несмотря на то что оленеводам по закону того времени полагалась бронь. «Если б председатель колхоза – Василий Попов был порядочным человеком, он бы за наших мужиков заступился. Этот грех на его совести», – выдает давнюю обиду Ульяна. Стали Артема на войну провожать. Дали малицу с куньей подкладкой, чтобы тепло было, тобор, заказали у портного унты с беличьей оторочкой. В заплечный туесок положили вяленого мяса, сушеной ягоды, сухарей…

В назначенный срок приехал к призывному пункту обоз с уполномоченными, а они все как один на русском говорят, язык ханты даже приблизительно не понимают. Увезли новобранцев. На стойбище ни одного письма не пришло, северные воины не знали грамоты. Весточки с фронта все-таки просачивались, кто ездил в район, тот и передавал, ну и от себя что-то добавлял. Тем и жили.