Ольга 90-х

Ольга 90-х
Ольга Валерьевна Капустина

История о девушке, которая отправилась в Москву в поиске лучшей жизни, и о том, к чему это привело. Подробно о проституции, наркотиках и жизни в психиатрической лечебнице. История основана на реальных событиях.Содержит нецензурную брань.

Я родилась в Оренбургской области, в городе Новотроицке. Там, где жаркое лето, с обжигающими ветрами, там, где люди с круглыми глазами, не знающие, что есть счастье… Вернее они, знали, что счастье есть – им счастье показывали по телевизору. В Новотроицке розовое небо. Химический завод и металлургический комбинат исправно делали своё дело. В час пик там нет пробок, есть трамваи, битком набитые ошалевшими людьми. Трамваи развозят их по домам… А точнее до остановки… А дальше… Люди не знают куда идти… И поэтому часто идут в палатку за спиртным, или за сигаретами, или… на лавочку, в подъезд, в подвал… Но это так, отступление…

Я росла в обычной провинциальной семье. Всё моё детство прошло в городе Новотроицк Оренбургской области, на родине моей мамы. Отец родился в Бресте. В Новотроицке он работал художником-оформителем, затем стал работать в бригаде по отделке квартир, делали евроремонты и мебель. Познакомились мои родители так… Папа служил в Кузнецке. Мама проходила практику в Пензе, после Ленинградского института, где она училась по специальности «Мосты и тоннели». Во время посиделок в компании папа выкрикнул: «Познакомьте меня с хорошей женщиной!» и его товарищ написал на салфетке адрес. Потом папа написал маме письмо. Они встретились. И моя мама доверила ему свою жизнь. В тот же вечер, моя мать пошла вместе с ним в его квартиру ночью, через тёмный лес, не испугавшись. Отец был статен и красив, силён духом, весел… Ей было во что влюбляться, хотя я никогда не чувствовала то что она любит папу. Я плохо понимала свою мать и её любовь ко мне в моём детстве получала лишь в виде заботы или даже чего-то вроде вежливости. Она была очень холодной. Я понимала, что моя мать вступила в брак из чувства долга перед обществом а может быть даже из зависти, это было больно осознавать. Она рассказывала мне, что влюблялась с первого взгляда в парня в институте, а он обманул её, оставив беременной. Мама сделала аборт… Она делала аборты трижды. От разных мужчин, во время учёбы в ВУЗЕ. Я думаю, что это отложило определённый отпечаток на её будущее.

Сначала мы жили в общежитии. Помню эпизод, когда я хотела сбросить с балкона третьего этажа кошку. Я взяла её на руки, свесила с балкона, и сказала: «Иди, погуляй». Она вырвалась, и, оцарапав мне щёку, убежала в комнату. Я слышала, что кошки могут прыгать с высоких этажей, оставаясь при этом живыми, поэтому я так и не поняла, за что меня отругала мама. Остальное помню по фотографиям, сделанным папой. Он увлекался фотосъемкой. У него был специальный красный свет и разные проявители с ванночками. Мне очень нравилось наблюдать за тем, как он проявляет фотографии. У нас было много фотографий. Были фото огромного размера, наклеенные на фанеру, но на них я не нравилась себе. Я была похожа на гадкого утёнка.

Помню одну красивую открытку от тёти Нади, маминой сестры, которую она прислала мне, из Магнитогорска, где она училась. В ней было много тёплых слов. Она писала, что любит меня, что я хорошая и красивая девочка. Тогда у тёти ещё не было детей.

Затем мы переехали в район магазина «Томас», в однокомнатную квартиру панельного дома, которая была на пятом этаже. Я пускала с балкона самолётики, а потом бежала во двор поднимать их. Друзей с того двора я не помню. В детский сад я не любила ходить. Мне не удавалось наладить дружеские отношения с другими детьми по причине моей замкнутости. Я не могла расслабиться вне дома. Во время тихого часа я редко спала. Я вставала на кровать, которая была у окна и смотрела на дорогу в ожидании бабушки Гали, которая забирала меня из садика, потому что мама с папой работали. В детском саду я ходила по пятам за воспитательницей. Я боялась других детей. Они были какими-то агрессивными и недружелюбными. Часто приходила бабка Маша, она была нам дальней родственницей и жила неподалёку. Мы разговаривали с ней через ограду детского сада, она приносила мне конфеты.

Когда маме дали двухкомнатную квартиру на работе в Ленгипромезе мы стали жить на Комсомольском проспекте в первом подъезде, на первом этаже.

Иногда родители отправляли меня гулять на улицу одну. Я бродила по двору, каталась на качелях, скидывая вверх сандалии, это было весело. Вместе с другими детьми мы делали «секретики» из бутылочных и других стёкол, находя их во дворе и за домом. Мы разбивали стёкла кирпичом на мелкие кусочки, делали в земле ямку, закапывали их туда, клали сверху красивые цветочки, а сверху прикрывали тонким куском оконного стекла. Мы каждый день ходили проверять свои «секретики», раскапывая землю. Иногда оказывалось большим разочарованием обнаружить на месте своего «клада» пустую ямку, мы негодовали, и злились на тех, кто подглядывал за нами и разворовывал их.

Я дружила с Оксаной, которая жила через стенку на первом этаже в соседнем подъезде. Оксана была высокомерной девочкой. У неё была младшая сестра Катя. Я заходила за ней, стучавшись в дверь, и когда её папа открывал, спрашивала: «Оксана выйдет?». Я огорчалась, когда меня заставляли ждать на улице, пока она поест. Напротив квартиры Оксаны, тоже на первом этаже, жила Кристина, с мамой, папой, который носил усы и очень мне нравился, и младшей сестрой Ирой. Они были хулиганками. Когда их родителей не было дома, они устраивали через окно своей кухни шоу, показывая нам «фокусы». Они мазали крышки из плотной фольги от молочных бутылок, которые выпускали раньше, яркими красками, наливали в бутылки воду, накрывали крышкой, потом обматывали их полотенцами и трясли в руках. Когда они снимали полотенца с бутылок, вода в них становилась цветная. Все удивлялись, это было здорово придумано! В их же втором подъезде на третьем этаже жила Юля, с мамой и младшей сестрой Аней. Мама её работала на рынке. У них водились деньги, и Юля часто приглашала нас к себе домой, когда её мамы не было. Иногда она нас чем – то угощала, грязные тарелки Юля выбрасывала из окна. Надоевшую обувь Юля рвала, для того, чтобы её мама, увидев это, посочувствовала и купила новую. В соседнем, 50-м доме, в нашем дворе, на первом этаже жила Елена, с родителями и младшим братом Славой. С Леной мы вместе ходили в школу, вместе сидели за одной партой почти десять лет. Чаще она заходила за мной, чем я за ней. Лена была отличницей и старостой нашего класса. Её все уважали, потому что она давала всем списывать. Она была открытая, весёлая, и эмоциональная, с огромными голубыми глазами и косичками с цветными бантами, которые она укладывала баранками. Её мама работала воспитательницей в детском саду, а папа – на комбинате. В нашем подъезде, на первом этаже напротив, в первой квартире жила многодетная семья. Во второй квартире жила одинокая женщина Галина, она была общительной весёлой женщиной, любила шумные компании. А мы жили в третьей.

Мы играли в прятки, выбивалы, «кис-кис, мяу-мяу какой цвет?», вызывали в подъезде гномиков, долго смотря на горящую лампочку, а потом, выключив свет нам всем мерещилось, что пришёл гномик. Гномики были разные: «Гномик-сладкоежка», который приходил на конфету, «Гномик-матершинник». Когда «приходил сладкоежка» в тёмном подъезде кто-то из девчонок откусывал малюсенький кусочек от конфеты, чтобы никто не видел. Когда включали свет все видели, что конфета надкусана «гномиком». Когда приходил «матершинник», кто-то тихо ругался в темноте матом, все думали, что это гном. Мы вызывали каких то волшебниц подобным образом, и с криком выбегали из тёмного подъезда, когда страх было невозможно преодолеть. Однажды папе нужно было на крышу для того, чтобы подкрутить антенну, и я попросилась с ним. Забравшись на крышу пятиэтажного дома через люк 50-го дома в последнем подъезде, я испытала невиданные доселе ощущения. Мне там очень понравилось. Вскоре, прихватив с собой двух соседских девчонок, я решила повторить это маленькое приключение. Мы влезли на крышу, сидели там и восхищались видами сверху, когда вдруг бабка Маша из нашего подъезда, жившая на 4-м этаже, увидела нас с балкона и подняла панику. Она начала ругаться, кричала, чтобы мы спускались. Я была самой старшей из девочек, я подошла к люку, дернула его, и… он оказался закрыт. Кто-то закрутил его с другой стороны, из подъезда. Девочки испугались и начали рыдать. Я стала бегать по крыше в поисках выхода. Не отыскав его, я поняла что нам нужна помощь. Сверху я увидела соседа, Лёшку, он жил на третьем этаже в нашем подъезде, с младшим братом Колей, бабушкой и мамой. Я крикнула ему, он увидел меня и бросился на помощь. Открутив крышку люка, он помог нам спуститься вниз по лестнице на площадку пятого этажа. Девочки были в растрёпанных чувствах. Я успокаивала их, чувствуя внутри радость от того, что нам всё удалось.

Я не помню свои сны. За исключением одного сна из детства. Я помню, как я летала. Это ощущение полёта непередаваемо, и я хорошо помню его до сих пор. Когда я летела, над родными домами, над дворами, в которых гуляла, мне было так легко! Люди, которые шли по земле, казалось бы, не видели в моём полёте ничего необычного. Они как бы не замечали меня. А меня удивляло то, что они не хотят понять то, что я чувствовала, глядя на них с высоты птичьего полёта. Я помню даже, как я взлетала. Поднимала руки в стороны, ощущая поток воздуха, который поднимал мои руки, и он же заставлял меня взлетать. Это воистину прекрасное чувство! К сожалению мне больше не снятся такие сны.

В детстве я тянулась к отцу. Я чувствовала его заряд, закалку и энергию, приобретенные во время службы. Жалась к нему, но до той лишь поры, пока не стала осознавать, что он обижает маму… Отец пил. Сейчас понимаю, что от недостатка любви… Иногда он устраивал скандалы от неудовлетворённости жизнью… Он ругался матом, хватался за нож… Однажды он бросился на маму с ножом, возможно, просто хотел напугать, но я схватила нож за лезвие, предотвратив возможное ранение, и заплакала. Когда я разжала пальчики, на моей ладошке была рана. Папа был агрессивен. Бывало, он пил так, что валялся и спал там, где упадёт. Он не обращал внимания ни на кого. Никого не стеснялся. Я не раз видела папу, валяющегося на полу без трусов. Наблюдала за тем, как он мочится в раковину на кухне и на пол. Это было дико. Однажды ночью он закричал, требуя от мамы физической близости, которой она не хотела. Я проснулась и прибежала в зал, где увидела отца, который поднял руки вверх и стал махать ими, на нас с мамой посыпались осколки тёмно-коричневого стекла нашей люстры, плафоны которой были в виде тюльпанов. Я тогда снова немного поранилась. Часто мама сбегала от него, забирая меня с собой к бабушке Гале, которая жила с младшей сестрой мамы, Надеждой в трёхкомнатной квартире на улице Марии Корецкой. Папа не любил Надю, называя её, почему то завистливой. Я тогда не понимала, что это значит. Дед Костя, мамин папа, был весьма трудолюбивым человеком, он работал на комбинате во вредном цехе. Любил ездить на рыбалку на своём зелёном мотоцикле «Урал», и иногда брал меня с собой. У него был гараж с погребом на остановке «Техникум». В погребе хранилась картошка, мои любимые соленые арбузы в банках, которые делала бабушка Галя, маринованные огурцы, помидоры, капуста. Морковка и свёкла хранилась в ящиках с песком, но овощи всё же пускали корни. В погребе было холодно и немного влажно. Мне очень нравилось там находиться и дышать тем чудесным запахом подземелья. Дед не пил алкоголь, но курил сигареты и любил лежать в горячей ванне. Он относился ко мне с теплотой и любовью.

В детстве я не раз видела, как папа подходил к маме и наклонялся к ней сверху, мама сидела на диване, задрав разведенные в стороны ноги вверх, я не видела, что он делал с ней. Но мне казалось, что он её обижает, потому что она визжала. Я рассказала об этом бабушке, на что она отвечала, что они так играют.

Часто мы скрывались у бабушки, пока у отца не прекращался запой. Потом он приходил туда и просил у неё прощения… Мы возвращались… Через некоторое время всё повторялось снова. Бабуля пекла вкусные пирожки, беляши и чебуреки. Я не хотела возвращаться домой. Иногда жила подолгу у бабушки, играя с соседом, Сашей К., который поцеловал меня под столом, когда мне было 6 лет. Я видела, как Саша ковыряется в попе и потом вытирает пальцы о бабушкины шторы, но почему-то промолчала. Саша обещал, что женится на мне после того, как женится на своих друзьях, после чего он перечислил 7-8 мужских имен. Такая перспектива меня не радовала. Мы катались с ним на велосипедах. Он был немного старше меня. У него был взрослый двухколёсный, а у меня трехколесный маленький. Однажды, когда мы были на великах в бабушкином дворе, нам встретились его друзья и они сказали нам: «Привет, парни!». Я тогда обиделась. Но догадалась, что они сказали так потому, что у меня короткая стрижка.

В детстве родители всегда стригли меня под «каре». В школе Лёшка Ерыгин, называл мою причёску «горшком», он говорил мне: «Сними горшок» и смеялся. Меня называли «Капустой», «Вилком», и «Кочаном». Не знаю, почему мама с папой не защищали меня от других детей. А мне хотелось этого.

Помню один раз, в детстве, я пожаловалась маме, что дети не играют со мной в песочнице. Мама ничего не стала делать. Она не уделила внимания этой проблеме. Я не смогла понять тогда что со мной не так. Мама просто продолжила хлопотать на кухне. И после этого я больше ничего и почти никогда не рассказывала своим родителям.

Моё детство прошло в одиночестве и страхе. В нашей семье, было модно смотреть телевизор. Это было культом. Мама смотрела сериалы в маленькой комнате на маленьком телевизоре, а папа смотрел в зале новости и боевики. Мне нравилось созерцать в телевизорах красивые дома, одежду, автомобили, украшения, рестораны. Я смотрела с мамой сериалы: «Санта-Барбара», «Элен и ребята», «Беверли хиллз 90210» , «Богатые тоже плачут», «Рабыня Изаура»…

Покой я находила у бабушки. А уроки жизни проходила на улице. Я могла проснуться в любое время среди ночи от криков или от того, что мама приходит ко мне в кровать со слезами и просит меня подвинуться, потому что отец не даёт ей спать. Но это длилось недолго… Через какое – то время он подскакивал с дивана в зале и громко кричал: «Люська, иди сюда!» Если она идти не хотела, то он затевал ссору на всю ночь. Бывало, что они ругались и дрались до утра, я их разнимала, а утром шла в школу. Пятерка по поведению за унылый вид была мне обеспечена. Сражаться с одноклассниками уже не было сил, они называли меня партизанкой, потому что я, часто зная ответ на уроке, молчала, когда меня спрашивали… Просто не хотела говорить. А может быть попросту энергии не оставалось… Но, как ни странно, 11 классов я закончила только с тремя тройками по физике, химии и истории. Я чувствовала себя маленьким воином. Я свыклась с этой ролью миротворца, я не хотела, чтобы мама разводилась с папой. В ответ на её нытьё, обращенное ко мне: «Оля, что делать, он пьёт, обижает меня, мне с ним развестись?», я ответила тогда: «Нет, мама, я папу люблю». Мама вняла моему детскому совету. Так я взяла тогда на себя ответственность за счастье своей семьи.

Однажды зимой, катаясь с горки во дворе у бабушки, я разбила левую бровь о лёд до крови. Да так, что «скорая» увезла меня зашивать её. Было скорее страшно, чем больно. Теперь у меня там шрам и фантомная боль, трансформировавшаяся в мнимое плохое зрение левого глаза.

Мне сложно понять, что заставило мою мать выйти замуж. Отец мало уделял ей внимания, не делал комплиментов, подарков и не водил её в рестораны или на берег моря. Зато мама уделяла внимание моему отцу, пожалуй, даже больше, чем ему надо было. По его требованию, у нас всегда был обед из двух блюд, всегда вовремя. Всегда в одно и то же время мы принимали пищу. Завтракали мы тоже обязательно. Отец заставлял съедать всю пищу, иначе не выпускал из-за стола. Иногда я набивала рот едой, шла в туалет и выплёвывала всё в унитаз. Не от вредности, а от того что это было много для моего желудка.

Дома у нас было два десятилитровых аквариума с разными рыбками. В них плавали гуппи, сомы, циклиды, золотые рыбки и прочая живность. Папа добавлял туда воду, а чистили стёкла сомы на присосках. Я помню, как однажды, ночью, у нас потёк аквариум. Всем пришлось проснуться и черпать воду, собирая попутно рыбок с полу. Тогда я пошла в школу невыспавшейся.

Однажды ночью, захотев в туалет, и открыв двери, ведущие в зал, где спали мои родители, на диване я увидела папу, стоявшего на коленях позади мамы. Мама стояла на четвереньках. Он совершал поступательные движения, увидев меня, выругался, и они спрятались под одеялом. Выйдя из туалета, я прошмыгнула в свою комнату. Но та картина осталась в моей памяти.

На втором этаже над нами жил Виктор, по кличке «Киса», ему было около 30 лет, говорили, что он был из местной мафии. Он был женат и имел дочь. Он был похож на волка, с легкой пружинистой походкой, озорными глазами, он нравился мне. Я не раз видела из окна, как он, выходя из своей машины, угощает соседских детей конфетами. Я не знала принципов его работы. У него был молоцикл Харлей. Он ездил на нём и смотрелся очень круто по меркам нашего маленького провинциального городка с населением 100 тыс. чел. Когда его жены не было дома, он приводил туда кого-то, было шумно. Потом его убили выстрелом в спину, днём, у магазина, когда он остановился там на своём мотоцикле. Мне было грустно. Вскоре в его квартиру заселился Валерий, приемник, или кто-то тоже из них. Мы называли его с мамой «колобком» за маленький рост и смешную быструю походку. Он не был толстым, но зад у него был круглый и при ходьбе смешно перекатывался. Я раньше видела его вместе с Кисой. «Колобок» жил с девушкой по имени Оксана. У этой девушки из Оренбурга была короткая стрижка, чувственное лицо с большим ртом и глазами, сексуальный голос, хрупкая фигура и большая грудь. Она была очаровательна.

Я жила с родителями в квартире под номером 3. В то лето, когда мне исполнилось 7 лет, мама родила брата, Виктора. Чуть позже, в июле того же года тетя Надя родила дочь Жанну. Выйдя из декрета тётка стала работать в Росгострахе.

Я была счастлива. У меня появились брат и сестра. Мне нравилось играть с ними и катать их в коляске. Иногда я всё же чувствовала, что теперь я не единственный ребёнок, но мне было приятно, что у меня появился брат, с ним было веселее. Виктор родился с Детским Синдромом Церебрального Паралича (ДЦП). С тех пор мама уже не могла работать инженером. Брат был инвалидом. Он родился, обмотанный 9 раз пуповиной вокруг шеи. У него было плоскостопие и косоглазие. Маме пришлось посвятить свою жизнь ему. Она возила его по больницам, даже в Москву. Ему сделали операцию на глаза, но это не исправило ситуацию на 100%, он продолжал косить. Врачи посоветовали ему супинаторы, в которых рекомендовали ему ходить по квартире. Папа сделал ему их из гипса и каких то верёвок в надежде выправить плоскостопие. Они одевали ему эти штуковины на ноги, а он ходил в них, недолго, потому что ему было сложно, а потом он говорил, что хочет рулить. Он садился на пол в зале, лицом к окну, вытягивал прямые ноги в струнку, руки тоже держал прямыми и вытянутыми вперёд, представляя, что держит руль. Он зачем то ещё широко открывал рот, напрягал всё тело, тянулся и делал вид, что едет на машине, крутя головой, которой он вертел из стороны в сторону. Он воображал себя дальнобойщиком, после просмотра соответствующего фильма по ТВ, который очень ему нравился. Он играл в эту игру часто, по 30-40 минут, несколько раз в день, начиная её тем, что якобы открывает дверь машины воображаемым ключом, после садился на пол, в конце вставал, «закрывал дверь машины», «кладя ключ» в карман шорт. Он был очень худым. Чрезмерно. У него был нормальный аппетит, но он не поправлялся. Когда брату было около 10-ти лет, он уже пробовал нюхать бензин, пить алкогольные напитки со старшими пацанами и курил сигареты. Он любил ходить в гости, в частности к Оксане со второго этажа. Она угощала его пивом. Ему нравилось то, что она ходила дома в трусах. Она не закрывала входную дверь. Он мог наблюдать за ней в замочную скважину. Её сексуальность будоражила его юный ум. Он рассказал мне, что Оксана трахалась с Лёшей, который был младше её на несколько лет. Я не знаю, откуда Витя узнал это. Лешка был привлекательным парнем и увлекался футболом. Витю дразнили в школе и во дворе, обзывая «косым». Ему пришлось учиться в интернате, потому что директор нашей школы не взял его на обучение. Мама или я ездили за ним на автобусе на другой конец города. Иногда он убегал с уроков. Он был очаровательным хулиганом, не смотря на своё косоглазие, и у него было доброе сердце. Папа бил его, на моих глазах, за пьянки и прогулы в школе, но это было для Витька неубедительным наказанием, так как дома он постоянно наблюдал наглядный пример в виде пьяного папы.

Дед Костя умер в 59 лет во сне. У него остановилось сердце.

Мы в это время были у родителей отца в Кинешме. Помню, как маме пришла телеграмма, и она, рыдая, с трудом дошла до дома с почты, которая находилась недалеко. Бабушка Оля, мать папы, часто бывала злой. Она росла сиротой. Она жила в Москве. С дедом Витей они познакомились на войне. Бабушка скидывала с крыш домов бомбы или гранаты. Когда умер дед Костя, баба Оля ругалась на мою маму, потому что та громко ревела, и говорила, что она перепугает всех соседей. Я помню, как мы пошли с бабушкой вдвоём в баню. Она остервенело тёрла меня мочалкой. Мне было больно и страшно. У неё было злое лицо. Помню, как однажды она, достав из шкафа отрезок клетчатой шерстяной ткани с гипюровой ниткой, показала его мне, приговаривая : «Смотри, что у меня есть, видишь? Я тебе не дам!» Мне было смешно и немножко обидно.

Редко, но я прогуливала школу. Мне не хотелось быть такой, как все. Я не хотела никому подчиняться. Помню день, когда папа ушёл на работу, мама повезла Витька в садик, а я решила остаться дома. Я не открыла Лапушкиной дверь. Когда мама вернулась домой, я забралась в шкаф в нашей с Витьком спальне, и наблюдала за ней через щёлку. Она включила порно и мастурбировала на диване. Тогда я поняла, что у неё есть от меня секреты.

Первую сигарету я попробовала где-то в 14 лет, катаясь с одноклассницей Леной, на «чёртовом колесе» в городском парке. Доставая пачку красного «LM» и затягиваясь сигаретой, она сказала мне: «Попробуй, Ольга! Классно!» Ленка была длинноволосой блондинкой, с тонкими губами и хитрыми голубыми глазами с нарисованными на верхних веках черными стрелками. Она любила одеваться ярко, вызывающе сексуально для 14 лет, у неё была масса обтягивающих платьев, костюмов и коротких юбок, которые она шила у портнихи. Я взяла у неё сигарету. И закурила. После, сойдя с аттракциона, мы выпили по бутылке «Балтики № 9» и отправились на дискотеку «Джем», что была на открытой площадке в глубине парка. Нам было здорово. Я ощущала себя взрослой и готовой к приключениям.

Месячные у меня начались в 13 лет, в поезде. Однажды, будучи у нас дома с бабой Галей, я залезла в шкаф нашей «шведской» стенки, перебирала пластинки и диски, и наткнулась на черный пакет среднего размера из плотного целлофана, я схватила его неловко, и из него посыпались черно-белые фотографии. Бабушка была рядом. Я сначала не поняла, что на них изображено. Там были голые мужчины и женщины. Они совершали непонятные мне действия. Помню фото с голой женщиной, которая находилась на улице в самом центре города, она выглядела смелой и прекрасной. Помню лежащих в ряд на кровати женщин с узкими глазами, возможно узбечек, которые раздвигали себе большие половые губы, показывая фотографу свои вагины. Помню женщин, держащих у рта какой-то незнакомый мне предмет, в виде свечи, с большой головкой. Тогда я не знала, как выглядит половой член. Видела фото людей, которым чья-то рука помогала вставить эту самую «свечку» во влагалище. Бабушка заахала и заохала и мигом подлетела ко мне. Отобрала все фото и куда-то спрятала. Позже мне удалось отыскать их.

Родители не смогли мне ничего объяснить.

Потом я увидела член вживую, через щелочку в стене, розетка была сквозной и плохо сделанной, так что я могла видеть кусочек чужой комнаты, а именно своих новых соседей из квартиры, где раньше жила моя подружка Оксана. Теперь там жил Максим по кличке «Лось» со своей сестрой и мамой. Однажды, заглянув в ту щель, я увидела, как он сидит на полу и держит себя за свой обнаженный половой орган. В другой руке у него была лампочка, которую он облизывал. Мне не удалось тогда понять смысл его действий, так как мама позвала меня на кухню.

Когда родители уезжали на огород, я искала предлог, для того чтобы остаться дома. Однажды, когда родители уехали в огород, я осталась дома одна. Мне было лет 12-14. У меня только сформировалась грудь. Я видела себя лишь во время мытья в ванной комнате, но то зеркало было небольшое. Я не знала, кто я, и во мне появилось желание к самопознанию. Я скинула с себя всю одежду и подошла к большому зеркалу в коридоре. Я полностью оглядела себя, и ко мне пришло осознание своей красоты, богатства и сексуальности. Вдруг, практически моментально, на меня накатила волна наслаждения. Позже, из найденной дома книги о сексе, запрятанной кем-то из родителей вглубь за художественную литературу, я поняла, что это был оргазм. Позже я неоднократно при возможности подходила к зеркалу обнажённая и старалась повторить это ощущение, но у меня не выходило. Тогда я начала изучать эту самую книгу, потом нашла дома видеокассету с порно, и, посмотрев её, научилась мастурбировать. Как только я ни делала это: и пальцами, и с помощью банана. Наверное, именно так я и потеряла свою девственность. Я приноровилась тереться клитором о жесткую подушку раскладного светло-красного дивана, которую я седлала, словно лошадь, поставив её вертикально на пол, и елозила на ней минут 10 голой «киской». Двигаться было сложно, через 5 минут мои движения становились неконтролируемыми, я мчалась на ней «рысью», потом «галопом», во всю прыть, забывая себя окончательно. Потная, я достигала оргазма, который был довольно ярким. Иногда я не снимала подушку с дивана, а терлась прямо об угол её, совершая движения телом из стороны в сторону влево и вправо, держась на руках над ней. Мне понравилось это необычное чувство. Нравилось послевкусие в виде усталости и облегчения. Руки и ноги уставали от напряжения, и в итоге получалась качественная разрядка. Часто я закрывалась в ванной и направляла себе на клитор струю воды. В течение сорока минут я достигала оргазма подобным образом около девяти раз . Бывало, что кто-то из родителей находился дома, они пытались попасть в туалет, который был совмещен у нас ванной, а я упорно не хотела их пускать, и мне приходилось прекращать свои занятия. Родители стали раздражать меня тем, что мешали моему процессу самоисследования. Они ограничивали мою свободу. Ещё мне нравилось надевать рваные чёрные капроновые колготки и ярко красить лицо красной помадой, тушью, черными полосами подчёркивая скулы и нос, я становилась похожей на актрису, на модель, но только не на школьницу. Любила залезать в наполненную ванную прямо в таком виде, не снимая одежды и ощущать на своём девичьем теле мокрую одежду.

У нас была собака по кличке Тошка, дворняга. Чёрная, короткошерстная и какая-то бесформенная. Однажды мама с братом пошли к бабушке вдоль проезжей части. Тошка выбежал на дорогу, и его сбила машина. Так рассказала мне мама, после возвращения от бабушки. Прошла ровно неделя. Наступил четверг. Мама пошла на улицу вешать выстиранное бельё. Была зима. Когда мама входила в квартиру, держа в руках пустой пластиковый таз, в квартиру вдруг ворвался Тошка. Я обомлела, когда увидела его. Я была удивлена. Вечером пришёл с работы папа и, увидев собаку, воскликнул: «Мистика!». Но Тошка был какой-то странный. От него невкусно пахло и он не отзывался на своё имя. Однажды я забрала его с улицы на руках, он сидел как вкопанный у второго подъезда нашего дома. Дул сильный морозный ветер, но, казалось, что он ничего не чувствовал. Он был словно зомби. Через неделю он умер. Из-под него потекла какая-то странная коричневая жидкость. Он просто лежал на животе. Папа унёс его из квартиры. Эта ситуация меня обескуражила.

Один поступок в подростковом возрасте до сих пор терзает меня. В настроении, навеянном телеэкраном однажды, я села сзади своего младшего братишки, которому было в то время от 7 до 9 лет, и обняла его ногами. Он сказал: «Не надо Оля, у меня писька встаёт». Я удивилась, мне стало немного смешно и немного неловко, и я отодвинулась от него. И ещё, когда родителей не было дома, я помню, как садилась на него сверху, пытаясь повторить увиденные ранее где-то сексуальные действия по отношению к нему. Он заплакал, и у меня ничего не вышло. Не могу сказать, что мною двигало, скорее любопытство. Думаю, я ощущала своё превосходство в плане возраста и хотела подчинить брата себе, показав, кто главный. Временами мне казалось, что его родители любят больше, чем меня, и меня злило это. Я хотела быть лучшей и единственной любимой девочкой. Может быть так. Хочу заметить так же, что не раз мы с Витей сильно дрались, просто беспощадно. Он обзывал меня всякими неприятными словами, которые слышал от отца, который (я уверена, что необоснованно оскорблял мать, так как знаю, что она точно не изменяла ему, хоть и досталась ему не девственницей), называл её при нас «проституткой», «шлюхой» и прочими словами. Сейчас я понимаю, что это были нереализованные фантазии моего отца. Во время одной из наших жестоких драк брат схватился за нож. Я была уверена, что он может меня поранить или даже убить, так как он был очень зол. Справедливости ради, хочу заметить, что я оскорбляла его, подавляя его личность. Я сильно испугалась и смогла уговорить его отдать мне нож и не трогать меня. Он тогда буквально плакал от злости. Я знаю, что это я спровоцировала его взять нож.

Помню как мы: я, брат и мама с папой ходили в баню к отцу на работу в «Домнаремонт». Там отец настоял на том, чтобы «все мы были голые, так как в баню одетые не ходят». Мне было жутко неудобно и неприятно обнажаться перед своей семьёй, но отец настаивал, требовал и гневался, видя, что я не хочу делать это. Мне пришлось подчиниться. Там были большой бассейн и маленький типа ванны. Витя разбил плитку как-то случайно, поранив при этом ногу. Помню его кровь и то, как кричал папа. Как кричал папа, я запомнила надолго, и как мама была недовольна тоже. А ещё остался стыд и протест от того, что он заставил меня сделать то, чего я не хотела.

Отец неоднократно рассказывал мне о том, как «мыл мне письку» (дословно). Я не понимаю, зачем он мне это рассказывал, когда я была уже в зрелом возрасте. Ещё он говорил о том, что ненавидит отцов, которые трахают своих детей. Он говорил, что не понимает их. А я до сих пор не понимаю, зачем он мне говорил об этом, говорил не раз и даже не два.

Однажды мой сосед через стенку Максим «Лось» со своим другом Сергеем по кличке «Ивашка» содрали с нас с Оксанкой шапки во дворе и побежали с ними в подвал. Мы последовали за ними. Выяснилось, что у них там оборудована комнатка. Там был алкоголь, они закрыли нас там и стали рисовать на бумажке план по сниманию с нас одежды, и там был ещё и Пашка Чиков по кличке «Чип», который нравился Оксане. Они рисовали на бумаге план и, смеясь, обсуждали, как будут воплощать его в реальность. У них была водка «Белый орел». Была зима. Я была в белой искусственной шубе и новых черных французских сапогах, которые были куплены мамой на талоны. Я переживала о том, что скажет мама, когда узнает, где я нахожусь. Они налили нам водки. Оксана выпила. А потом она стала плакать. Я услышала, как мама зовёт меня. Похоже, что кто-то увидел, куда мы пошли, и рассказали ей. Она заглядывала во все забитые жестью окна подвала и звала меня. Парни нас отпустили. На маминых глазах я вылезала из подвала прямо через окошко, оформленное оттопыренной ржавой жестью. Мама ругалась. Все были в растрепанных чувствах. Оксана пошла домой на улицу Уральскую, где они жили тогда с семьёй. А я была рада тому, что отвоевала свою шапку.

Нам было мало этого приключения, и вскоре мы с Оксаной отправились в гости к соседу «Лосю» играть в «танчики», приставку я взяла у себя дома. Моя мама знала, куда мы пошли. Она мне позволила. У «Лося» было вино «Тутти-Фрутти». Тогда я впервые попробовала спиртной напиток. Голова закружилась. Нас было четверо: «Лось», «Чип», Оксана и я. Оксана с «Чипом» вскоре оказались в одной комнате, а мы с «Лосём» – в другой. Не знаю, что они там делали. Мы с «Лосём» лежали на полу на подушке, и он лез мне рукой под майку, трогал мою грудь. Я отчетливо помню это. Но я не понимаю, почему я не заехала ему в глаз. Вскоре наши игры нарушил приход «Ивашки». Поняв, что он лишний, он пришёл в бешенство. Мы резко оделись и выскочили из квартиры. А разгневанный «Ивашка», выскочив в коридор, дал нам обеим пинка под зад для ускорения. Потом «Лось» приходил ко мне и стучал в дверь, родители даже позволили мне выйти к нему в подъезд пообщаться. Меня тянуло к нему, он был большой и высокий, говорили, что он сидел в тюрьме, а мне было интересно с ним разговаривать.

Я окончила 11 классов средней школы и поступила в Политехнический колледж имени Рудницкого, получив образование «Делопроизводство и архивоведение». Затем я работала в училище мастером производственного обучения несколько месяцев с зарплатой 900 рублей. Потом продавцом бытовой химии в магазинах «Ключ», «Автомир», вместе с мамой, с 9 до 21 вечера, я получала там 2000 рублей, будучи маминой напарницей. Мама научила меня отливать немножко шампуня, бальзама и доливать во флаконы воды. Иногда мы брали домой зубную пасту и различные моющие и чистящие средства, крема. Пользовались ими, запечатывали и несли обратно в магазин. Во время работы в магазине «Юбилейный» я познакомилась с Инарой, девушкой с яркой экзотической внешностью, она была по отцу чеченкой и татаркой по матери. Инара торговала соевыми продуктами. Моей напарницей была девчонка Ира. Мы продавали косметику, парфюмерию и игрушки. Во время нашей работы в том отделе у Иры погиб парень. Обстоятельств его смерти я не помню. Мне было жаль её. Она была улыбчивой длинноволосой блондинкой со смеющимися голубыми глазами.

Однажды зайдя домой, папа прокричал: «Оля, иди, я тебе женихов привёл». Я вышла из комнаты и увидела в коридоре двоих парней. Один был тёмноволосым, кареглазым и красиво улыбался, второй – голубоглазый блондин. Их обоих звали одинаково: «Денис». Мне больше понравился темноволосый. Потом я познакомила светловолосого со своей подругой Оксаной Дубинкиной. Мы гуляли вчетвером в парке, потом Денис поцеловал меня у подъезда, когда провожал домой. Это был мой первый поцелуй в осознанном возрасте. Мы гуляли 2 или 3 раза на улице. Мобильных тогда ни у кого не было. Денис обещал зайти позже, но не пришёл в обозначенное время. Я долго ждала его и смотрела в окно. Потом мне стало очень грустно. Я лежала и плакала на диване в своей спальне. Мама подходила и успокаивала меня. Оксана со вторым Денисом продолжали гулять вместе, иногда я гуляла с ними. Бурцев сказал мне, что Голубничий уехал в Москву. А зачем? Я не поняла. Я почувствовала себя по-настоящему брошенной и обманутой. Долго не могла придти в себя. Я раскаивалась в том, что гуляла и целовалась с ним. Было больно.

Во время работы в магазине, учась в колледже, на дне города я познакомилась со Стасом Т. Праздник длился три дня. По иронии судьбы я встречала Стаса каждый день. Я была тогда с двумя своими подругами Ленами, а он с какими-то парнями. На третий раз он выпросил у меня номер телефона. Мы поцеловались у моего подъезда уже, когда наступал рассвет, в первое наше свидание. Я была мокрая там, внизу. Часто, рядом с ним я была мокрой, он хорошо целовался. Мне казалось, что я даже испытываю оргазм от поцелуев в губы с ним. Стас был ростом примерно 185 см, он был крепким парнем, со средним размером губ, улыбчивый и весёлый, у него были красивые каре-зеленые теплые глаза и приятный голос. Его мама Марина гнала самогонку и работала в ЖЭКе. Отчим был таксистом. Родного отца Стас не любил, потому что тот оставил его. Мы встречались три месяца до того, как он стал моим первым сексуальным партнёром. Гуляли по улицам, сидели на лавочках, он всегда провожал меня до дому, мы целовались. Мы «отирались», как говорил папа, в подъездах. Он совал мне во влагалище пальцы и двигал ими внутри меня. Настал момент, когда я уже не могла ему отказать. Я согласилась пойти в квартиру его отчима, на улице Марии Корецкой, недалеко от дома моей бабушки Гали. Всё было скомкано, он попросил меня сначала пососать его член, а я не знала, как это делать. Боясь позора, я накрылась одеялом с головой и кое-как вставила его 16 сантиметровый предмет (который мы измеряли линейкой) себе в рот. Он сказал, что ему понравилось. Потом я легла на спину, он вошёл в меня, и через 5 минут кончил мне на живот. Он был счастлив. Я была рада тому, что наконец стала взрослой. В моей жизни появилась новая точка отсчёта. Когда я спускалась пешком по лестнице из той квартиры на пятом этаже, у меня было ощущение, что я иду враскорячку. Оргазм я тогда не испытала. На следующий день он сказал мне о том, каким счастливым он чувствует себя теперь. Мы продолжили встречаться. Часто мы уединялись в квартире его отчима – там была бедная обстановка, в которой присутствовал дух романтики. Мне было легко разговаривать с ним, я могла легко расслабиться. Через какое то время я узнала от него, что такое куниллингус. Мне это очень понравилось. Стас был ласков и нежен со мной. Я кончала преимущественно от его языка, после он входил в меня и трахал в разных позах, на кровати, на диване, на кухне, на подоконнике. Однажды, пьяный, он заснул у меня прямо между ног, когда лизал. Мы трахались с ним даже в наших родных Уральских горах. Вид оттуда был просто потрясающий. Родители и его и мои разрешали нам спать в одной постели и ночевать под одной крышей с ними же. Мы то и дело оставались вместе дома у него или у меня и занимались любовью под одеялом, стараясь не скрипеть диваном, находясь, так сказать, под наблюдением родителей. Иногда мы курили местную траву, которую брали где то коробками или даже стаканами. Они варили манагу, но мне не нравилась она. Гораздо приятнее было вдыхать запах чистой травы. Мы зависали на хатах его друзей, отмечали все праздники, пили самогон, танцевали под «Руки Вверх», «Блестящих», «Ace of Base», слушали «Scooter», «2Unlimited», «Aphrodite», «Мальчишник», и других, модных на тот момент исполнителей. Мы трахались практически каждый день, после чего он исправно сажал меня на автобус и я ехала домой, сам он шёл пешком до материнского дома. Приходя домой, я звонила ему всегда, когда приезжала. Мы разговаривали по телефону ещё час или больше, телефон был с проводом и стоял в комнате родителей, я протягивала его через дверь, а сама располагалась под дверью на полу в своей комнате. Иногда я так и засыпала с трубкой в руке. Мы были неразлучными, и я думала, что это навсегда. Город наш был маленьким. Я знала его бывших девушек, он сам показал мне их. У меня тогда бывших не было, и я чувствовала неравенство, несправедливость, злилась и ненавидела его подружек. Мне казалось, что они умнее и красивее меня, что он, может быть, встречается и с ними в тайне от меня. Стас работал электриком посменно. В один из наших походов в кафе «Гурман» он поздоровался там с девушкой, как выяснилось, её звали Марина, он сказал мне, что она с его работы. Она сидела за соседним столиком с подругой и посматривала с интересом на нас. По какой-то причине я стала его ревновать. Иногда Стас пропадал. Его мать не знала, где он. Он не брал трубку, а то и вовсе телефон его был выключен. Правды я добиться не могла, и мне это не нравилось.

Не помню, где я познакомилась с Колей. Он любил пиво, мы гуляли с ним. Потом трахнулись в моем подъезде стоя, между первым и вторым этажом, у него было дерзкое лицо, с ухмылкой, которое меня заводило. Неоднократно я изменяла Стасу с ним, в квартире Кольки, где шёл ремонт, на грязном полу и каких-то тряпках, даже в квартире отца отчима Стаса, от которой у меня были ключи. Мне нравилось быть шлюхой. Я вжилась в эту роль. Я стала спокойна. Мне стало не обидно больше, что я у него не единственная.

Так прошли 2 года…

Потом настало время провожать Стаса в армию. В смеющейся и пьяной компании его друзей и родных мне стало грустно. Автобус должен был забрать его утром, вместе с другими призывниками. Мы пошли в квартиру его отчима, оставив пьяную толпу, и занялись сексом на полу под песню «Мальчишника» – «Последний раз». Стас неплохо чувствовал музыку и мог в ритм подпевать. Я сидела сверху на его члене и двигалась не спеша, из глаз моих катились слёзы. Мне не хотелось расставаться с ним.

Вернувшись, мы все пошли провожать его на автобус. Я была изрядно пьяна. Была зима. Я была в белых варежках. Я плакала и вытирала ими слёзы вместе с тушью для ресниц. Я не помню, кто провожал меня домой. Утром брат рассказал мне, что я приехала на такси, проблевалась и легла спать. Когда утром я увидела свои варежки, то удивилась, они были черными и мокрыми от слёз.

Я почувствовала себя брошенной и одинокой, и стала гулять со своими подругами, Анастасией и Еленой. Лену с Настей познакомила наша местная «мафия», потому что они реально были похожи внешне. Обе длинноволосые стройные блондинки, бесстрашные хохотушки, охотницы за богатством чужих мужчин. Они знали все места, где тусит местная мафия, и мы облазили все вместе их все, одевались ярко и вызывающе. Я подражала им. Я хотела с ними дружить. Вскоре я знала всю мафию по именам и фамилиям, они угощали нас спиртным, присаживались к нам за столик и улыбались нам. Но всё же я чувствовала их недоступность для себя. С кем-то из них Ленка с Настей спали. Я, поддавшись их влиянию, тоже переспала с одним, Дима его звали. Невысокого роста, коренастый, с раскосыми глазами, в нём было что-то притягивающее. У него был пейджер. Это было тогда чудом света. Я оставляла ему сообщения. Он заезжал за мной и возил к себе трахаться. Мне было плевать на себя и на него. Нравился его старый мерседес. Когда он вёз меня на нём, впереди дороги маячил этот пресловутый значок, который отложился в моей памяти. Я ни разу до этого не каталась на мерседесе.

Ленка с Настей ярко одевались и вели себя вызывающе. Соблазняли на алкоголь и интим. С Леной у нас было втроём с её «другом» по институту Сергеем. Помню, это на диване было, в Орске. Ленка мне лизала, Сергей тоже.

Потом, с этой же Ленкой, мы в Орске познакомились с армянином на мерседесе. Не помню его имени. Он был похож на гиббона. Ужасный, маленький ростом типчик. Ленка была рада хвастаться. По её просьбе армянин катал нас с Настей на своей тачке.