Я хочу быть с тобой

– Ну конечно, о чем речь, – замахал руками Грушин. – Хотя, с другой стороны, если… ну, в смысле, когда чукча этот сотворит чудо и твоя Елена очнется, это будет бомба. Такой материал в любом издании с руками оторвут.

– Когда очнется… – снова помрачнел Александр. – Ладно, когда очнется, обсудим такую возможность.

– Не вопрос, конечно. – подтвердил Миша и снова начал щелкать фотоаппаратом.

На ночевку остановились на берегу озера. Миша предложил было заночевать в одном из близлежащих поселков, но Тагильцев, видимо, всерьез настроился на единение с природой. В багажнике машины обнаружился не только запас продовольствия, но и брезентовая палатка, спальные мешки и прочие, необходимые для стоянки на улице, вещи. Втроем, вместе с немногословным Ачаем, они установили палатку, развели костер, наскоро поужинали разогретой в котелке тушенкой.

Ночь опустилась на горы быстро. Казалось, еще несколько секунд назад пламенел закат, окрашивая далекие снежные шапки в оранжевые и багряные цвета, и вот уже небо сделалось черным и блестящим, словно крышка рояля. Гладь озера, еще недавно отражавшая горные вершины, померкла. Из-за угрюмого утеса выкатилась луна, белоснежная и холодная. Высыпали звезды, удивительно яркие, трепещущие в ночном воздухе. Опустилась холодная тишина, такая кромешная и первозданная, какая, должно быть, стояла в мире в день сотворения.

Ачай вскоре ушел в машину, спать. Тагильцев и Грушин задержались у костра. Миша поминутно передергивал плечами от холода и прикладывался к бутылке с шотландским виски. Поначалу он еще держал себя в руках – не хотелось в первую же ночь нажраться в слюни. И так уже в аэропорту лажанул, этот Тагильцев еще решит, что с ним совсем не стоит иметь дела, и отправит его назад без выходного пособия. Однако вскоре Грушин заметил, что Санек и сам не прочь слегка разогреться под луной. Не, ну а че там, все ясно – задолбался мужик за последний месяц в больнице дежурить, а тут еще и – ночь, звезды, природа, мать ее за ногу.

Через некоторое время Михаил обнаружил, что язык его ворочается уже с трудом. Однако, несмотря на некоторые возникшие трудности с речевым аппаратом, их взаимопонимание с Александром, напротив, лишь ширилось и крепло. Вскоре они уже общались, как закадычные друзья.

Во всем теле, утомленном долгой тряской в автомобиле по горным дорогам, разливалась приятная истома. Ноги отяжелели, и усилие, которое необходимо было сделать над собой, чтобы подняться и дойти до палатки, казалось невероятным.

Александр задрал голову и несколько секунд смотрел на небо, туда, куда взлетали оранжевые искры костра в нелепом стремлении допрыгнуть до самых звезд.

– Ничего себе, какие яркие, – пробормотал, наконец, он. – А в Москве их так хорошо не видно.

– Ну ты даешь, там же освещение круглые сутки. Фонари там всякие, подсветка зданий, – со знанием дела объяснял Миша. – Заглушает свет… В смысле – забивает… засвечивает… Черт, как это сказать?

Он так и не смог отыскать в хмельном мозгу нужное слово, и махнул рукой. Впрочем, Тагильцев, кажется, достиг уже аналогичного состояния, и понимал попутчика с полуслова.

– Вот слушай, Сань, одного я понять не могу, – через некоторое время допытывался у него совсем уже разомлевший Миша. – Вот ты мужик видный, красивый, известный. Да ладно, не скромничай! Бабы на тебя сами вешаются. Че, я сколько раз сам эту долбанную светскую хронику кропал – «известный российский адвокат Тагильцев был замечен на фестивале в Каннах в сопровождении прекрасной незнакомки». Как так вышло-то, что ты вот так запал на обычную женщину, ну, на Елену?

– Поверишь, я сам не знаю, как так вышло, – дыша в лицо алкогольными парами, подался к нему Александр. – Ты понимаешь, наверно, с детства что-то такое в башке сидело – ну, из сказок или книжек всяких подростковых, типа мушкетеров… Я не знаю. Но вот всегда казалось, что это все… – он неопределенно покрутил пальцами, – ну… не серьезно, что ли. Что, вот когда встретится женщина, которая предназначена мне судьбой… глупо звучит, я знаю, но иначе не скажешь. Так вот, мне всегда казалось, что я это почувствую. ну там колокол какой-то в голове ударит. И я все ждал, ждал… И ничего. Ну вот встречаюсь с какой-нибудь девушкой, вроде и нравится она мне. И я ей не противен, а… не щелкает. Понимаешь?

– Пф, очень даже! – заверил Миша, усмехнувшись в бороду. – аатлично понимаю тебя, брателло! Была как-то у меня одна шмара… Ну ладно, это потом. Ты дальше рассказывай!

– На одной даже почти женился, – продолжал Александр. – Договорились уже почти, она платье заказала. А я смотрю на нее и понимаю, что у меня это платье больше эмоций вызывает, чем она.

– А че за баба-то? – заинтересовался Миша. – Известная?

– Не скажу, – отмахнулся Тагильцев. – Еще напишешь потом куда-нибудь.

– Обижаешь! – взревел Миша, гордо выпятив вперед живот. – Да я… Да чтоб про друга…

– Ну, не важно, актриса одна, – все-таки не раскололся Александр. – Какая теперь разница. Все равно все оказалось – не то.

– А с ней, с Еленой – то? – не отставал Грушин.

– То! – твердо заявил Александр. – Я сразу понял, как только в глаза ее заглянул. Понимаешь, у меня такое чувство было, как будто я ее знаю много лет. Даже не любовь, а… ну судьба, что ли?

Он задумался, замолчал, уронил на руки отяжелевшую голову.

– Эх, – вдруг взрыднул Миша. – Эх, Саня, вот слушаешь тебя, и… Бля, да что ж за жизнь-то такая паршивая? Жрешь, спишь, вкалываешь, ну, трахаешься там с кем-то… А ведь бывает же такое, настоящее, как у тебя… Я, может, потому с тобой и поехал! Не из-за денег, хрен с ними… Хотя, не хрен, конечно, деньги, они не лишние, врать не буду. Но дело-то не в этом, дело в том, что никогда я еще такого не видел, чтоб вот так, на край света, из-за бабы… Эээх!

Он покачнулся, в пьяном отчаянии стискивая руками голову. У костра вдруг возникла смутно различимая в темноте фигура. Миша испуганно поморгал и узнал, наконец, их проводника.

– А-компот! – радостно вскричал он. – Садись, выпей с нами.

– Нужно спать! – строго сказал Ачай, сощурив свои и без того узкие глаза. – Завтра рано, дорога…

– Идем, уже идем, – заверил его Александр. – Ладно, Мишаня, – он поднялся. – Надо, в самом деле, ложиться.

– Угу, – кивнул Миша. – Ты иди, я щас. Мне отлить надо.

Дождавшись, пока Александр скроется в палатке, он побрел вперед, прорываясь через кусты, и, наконец, отойдя на безопасное расстояние, вытащил из кармана мобильник. Как ни странно, сеть удалось поймать. Наверно, сюда еще достигал сигнал от того городка, который они проехали по дороге. Грушин набрал номер клиники, где оставалась Елена. Он и сам не понимал, зачем делает это. То ли от взыгравшей спьяну сентиментальности, то ли от проснувшейся вдруг всеобъемлющей любви ко всему миру. В его мягко покачивающемся сознании возникла вдруг идея, что в такую ночь непременно у всех все должно быть хорошо. Хрен его знает, а вдруг окажется, что невеста Тагильцева уже очнулась? Ведь бывают же чудеса? Бывают? Ну ладно, не бывают, но вдруг?

На звонок ответила дежурная медсестра. Миша, собрав все силы, представился Александром Тагильцевым и промямлил в трубку, что хотел бы узнать о состоянии больной Асеевой.

– Состояние критическое, – равнодушно отозвалась медсестра. – Несколько часов назад сердце Асеевой остановилось. Были проведены реанимационные мероприятия. Состояние больной удалось стабилизировать, но…

Михаил, не дослушав, нажал отбой.

5.

Елена брела по незнакомой местности. Вокруг расстилалась бесконечная знойная пустыня. Горячий ветер нещадно дул в лицо, спутывая волосы, забиваясь в нос. Дышать становилось все труднее и труднее. Елене нестерпимо захотелось пить. Она остановилась, приложила козырьком руку к глазам и попыталась рассмотреть в удушливом мареве хоть какой-нибудь источник влаги. Но все было тщетно. Пустыня лежала спокойная и недвижимая. Стоять на одном месте стало невыносимо тяжело. Раскаленный песок жег босые ступни. Елена побежала вперед, рассекая руками расплавленный воздух.

Елена не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она оказалось в этом пустынном аду. Возможно, пролетело несколько секунд. А, может быть, она блуждала здесь уже целую вечность.

Елена попыталась сосредоточиться и позвать кого-нибудь на помощь. Но ее голос утонул в беспощадном знойном воздухе. Пустыня была нема. Ни один звук не нарушил ее безмолвия.

Дикий первобытный ужас подбирался к горлу. Елене стало так страшно, как никогда в жизни. Страшно было умереть тут, в одиночестве, под терзающим ее плоть, кровожадным солнцем. Забытой всеми, одной во всем враждебном, раскаленном мире.

Внезапно горячий песок под ногами Елены стал расступаться, и девушка начала вязнуть в нем, проваливаться все глубже. Постепенно, миллиметр за миллиметром, обжигающая лава добралась до ее коленей. Елена сделала слабую попытку ухватиться хотя бы за что-нибудь, но все ее старания оказались напрасными. Руки Елены утонули в раскаленном омуте песка.

Кошмарная воронка заглатывала ее. Бороться было бесполезно. Задыхаясь, Елена последний раз посмотрела на меркнущее в ее глазах солнце. Оно блеснуло ярким, бледно-желтым лучом и погасло. Елена навсегда исчезла под слоем песка.

Внезапно она очнулась, с удивлением обнаружив, что не умерла. Страшная, жадная до смерти пустыня лишь привиделась ей в кошмарном сне.

Девушка оглянулась вокруг себя. Оказалось, что она находится в больничной палате. Вокруг мерно жужжали медицинские приборы, тянувшие щупальца к ее телу. Поразмыслив, Елена решила, что находится на лечении в той клинике, куда ее отправил в прошлый раз Александр.

По всей видимости, накануне она перебрала с дозой и поставила слишком много точек в инсулиновом шприце. Вспомнив содеянное, Елена почувствовала тянущий, неприятный стыд. Ведь она обещала Александру завязать с наркотиками. Однако ей это не удалось. «Черт возьми, что же я ему скажу?» – в панике подумала девушка.

«Скорее всего, когда я была в отключке, он снова привез меня сюда. Что же мне делать? Как мне ему все объяснить?»

Однако, несмотря на случившееся, она чувствовала себя на удивление здоровый и бодрой. Тело не ломило, и сознание тоже оставалось ясным. Елена удивилась такой странной реакции своего организма. Наверное, она больше не чувствительна к опиатам. В прошлый раз ее окончательно вылечили от наркозависимости.

Елена села на кровати. Отцепила от руки мешавший ей шнур от прибора, по всей видимости следящего за ритмом ее сердца. Хотела позвать кого-нибудь, чтобы ей помогли избавиться от капельницы воткнутой в вену на руке. Лежать без дела и ждать, когда проснется дежурная медсестра, было скучно. Елена взглянула в окно. Из-под опущенных жалюзи лился слабый свет. «Наверное, раннее утро», – решила про себя Елена. Врачи придут еще не скоро. Следовательно, звать некого. Тогда она бесшумно спрыгнула с кровати и оглянулась вокруг. К сожалению, надеть ей было нечего. Елена придирчиво осмотрела себя. На ней была короткая хлопчатая больничная рубашка, в которую ее облачили, когда она была без сознания.

Елена подумала секунду, затем решительно толкнула дверь палаты.

Увиденное поразило ее. Вместо унылого больничного коридора, куда ей следовало бы попасть, Елена очутилась в благоуханном саду. Сотни птичьих голосов пели дивные песни, воздух был наполнен чудным запахом тысяч цветов и диковинных растений. Елена двинулась по тропинке. Прямо в руки ей падали сочные манящие плоды. Цветы же росли повсюду. Даже кроны деревьев были усыпаны ползучими цветистыми растениями. Елена подняла голову. Небо, казалось, тоже было цветным, розовым и таким высоким, каким Елена никогда себе его не представляла. Солнце стояло в самом зените, переливалось ярко, как миллиард самых чистых бриллиантов.

Сначала она подумала, что все это ей кажется. Что она попала в самый невозможный дурман в своей жизни. Однако, все предметы были столь явными на ощупь – лепестки цветов нежными и хрупкими, порхающие бабочки столь красивыми, а звуки настолько приятными и ласкающими слух, что Елена усомнилась в нереальности происходящего.

«Может быть, я все-таки умерла», – подумала Елена. Эта мысль ничуть не расстроила ее. Только смутная тень омрачала открывающиеся ей виды. Что-то такое, что она не могла вспомнить. Однако она решила, что поймать эту потерянную мысли она успеет. Елена пошла дальше по извилистой тропе, лежавшей в бархатной траве, в которой звенели серебристые колокольчики.