Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится

Поэтому с любовью и благодарностью заново устанавливаю свои границы и возвращаю себе крылья, как Малефисента. Ее образ, как и Анжелина Джоли, мне откликается. С Анжелиной мы ровесницы. И многодетные мамы.

Берегите себя. И берегите свои границы.

Единорог посттравматического роста после смерти ребенка**

Существует ли посттравматический рост после смерти ребенка?

В последнее время стала часто встречаться концепция посттравматического роста после проживания травмы. У меня почему-то возникала реакция возмущения на любые формулировки, что после смерти ребенка может возникнуть хоть какой-то рост.

Еще больше реакции отвержения возникало, когда коллеги говорили мне: «Ты же сама свидетельство такого роста! Посмотри, сколько ты делаешь после трагедии! Организуешь конференции, которые на тему горя до тебя никто не делал! Движение „Перерождение“ создала! Группы проводишь! Сообщество в Facebook открыла для всех, кто проживет горе! Посмотри, скольким людям помогла смерть твоей дочери!»

В этот момент хочется сразу дать в лоб. В лучшем случае в лоб.

Невозможно поставить смерть ребенка рядом с такими понятиями, как:

…скрытые выгоды;

…какой бы то ни было рост;

…принесение пользы кому бы то ни было;

…с любым позитивно звучащим понятием вообще.

Потому что цена опыта потери ребенка НЕ АДЕКВАТНА всему позитивному.

Не может быть скрытых выгод, оплаченных умиранием в живом теле. Это я о родителях, чье тело остается в жизни, а вот все остальное идет вслед за ребенком.

Кощунственно говорить о пользе для кого-то, если ценой этой пользы стала смерть ребенка.

И вот мы добираемся до посттравматического роста…

Вы бы сказали инвалиду, потерявшему ноги: «Посмотри, как ты вырос, ты чемпион! Ты чудесно ходишь на руках! Да ты спортсмен!»? Наверное, инвалид не отрезал себе ноги по своей воле для того, чтобы победить на паралимпиаде.

С ним это случилось. И сила духа этого человека может восхищать. Но можно ли назвать этот случай ростом вследствие травмы? Мне так не кажется.

Когда умирает ребенок, вместе с ним погибает и бо?льшая часть родителя. Внутри матери остаются клетки ребенка. И со смертью ребенка они тоже начинают умирать. Ссылки на научные статьи на эту тему давать здесь не буду.

Кто проживал это, ЗНАЕТ, как это происходит в ощущениях. Это травма, которая ставит перед тобой только один вопрос:

ВЫЖИВЕШЬ ты после этого или уйдешь вслед за ребенком?

Я бы сказала, шансы даже не пятьдесят на пятьдесят. Умереть можно и внутри своего тела. Для меня очевидно, что это вопрос ВЫЖИВАНИЯ.

Когда у человека случается ситуация выживания, у него может возникнуть состояние аффекта, шока, но никак не роста. Когда человек выживает, он выбирает между ВЫЖИТЬ или УМЕРЕТЬ. Между ЖИЗНЬЮ и СМЕРТЬЮ.

Это ситуация принуждения. Это ситуация НАСИЛИЯ.

В ситуации насилия не может быть роста, в ней можно только выбрать жизнь. Или не выбрать ее. Выживать. Или уйти. Но росту в ней места нет. Это равнозначно тому, чтобы сказать жертве насильника: «Как ты выросла благодаря этой ситуации!»

Концепция посттравматического роста корнями уходит в концепции позитивизма во всем. Во многом пришедшие из эзотерики.

В этих концепциях подразумевается:

• что у всего есть причина;

• если ты будешь все делать правильно, с тобой все будет хорошо;

• если с тобой произошло что-то нехорошее, ты где-то накосячил;

• если у тебя умер ребенок, ты накосячил где-то очень сильно;

• сам виноват, а мы – хорошие, с нами такого никогда не произойдет.

Отсюда начинается виктимблейминг[1 - Обвинение жертвы. – Примеч. ред.] родителей, потерявших детей.

Я вернусь на шаг назад.

Нельзя ВЫРАСТИ в ситуации насилия. А смерть ребенка является такой ситуацией. Смерть ребенка – неестественна по своей природе. Это как время, повернутое вспять.

Я предлагаю убрать концепцию посттравматического роста из терапии горюющих родителей. Вместо этого нужно говорить о стратегиях выживания и о тех ресурсах, которые вынужденно накачиваются в этом процессе. Ключевое слово здесь – ВЫНУЖДЕННО.

Да, но почему в названии главы упоминается ЕДИНОРОГ?

Потому что их не существует.

Предательство слова «всё»*

Как-то я прочитала у одной коллеги статью под названием «Всё будет хорошо». Я не смогла согласиться с этим.

У меня не обнаружилось ощущения, что у родителей, потерявших детей, ВСЁ может быть хорошо. Конечно, ВСЁ хорошо редко у кого-то бывает. Ну, более-менее бывает. Но у меня, как у матери, потерявшей детей, ВСЁ хорошо уже не будет.

Часто в утешение звучит именно эта фраза. Не плачь, все будет хорошо. Я не знаю, понимают ли абсурдность этой фразы сочувствующие люди? Или этой фразой они успокаивают сами себя?

Скорее всего, это фраза-шаблон, которая так и стремится вылететь и у меня. Мы к ней привыкли, к этой фразе про ВСЁ. Но любой ШАБЛОН далек от соприсутствия рядом с горюющим.

Горе родителя – это горе навсегда. Да, можно быть насколько-то счастливым. Я даже улыбаться научилась. Да, можно идти в каком-то направлении. Да, можно даже помогать другим. Но то, что у нас не будет ВСЁ хорошо, для меня аксиома.

Сказать, что у меня ВСЁ хорошо, – это предать моих ушедших детей.

Я не верю в просветление после смерти ребенка. Скорее, для меня это игры разума. Или психики. Я верю в то, что мы точно станем другими после смерти детей. Я верю, что многие из нас пройдут СКВОЗЬ эту боль и преобразятся. И выйдут с другой стороны. Но и по ту сторону ВСЁ хорошо у таких, как я, уже не будет.

Потому что я всегда помню, КОГО я потеряла. И не смогу предать эту память.

Память – это не всегда боль.

Память может быть светлой. Но когда в твоей биографии случилась смерть ребенка, уже не может быть ВСЕ хорошо. Уже что-то базовое и фундаментальное НЕ ХОРОШО.

Я понимаю тех людей, которые говорят мне автоматом эту фразу. У них просто не хватает ресурса на настоящее присутствие рядом в таком горе. Это не вина, это просто нехватка. У меня самой ресурса кот наплакал. Но мы же не говорим инвалиду без ног: «Ничего, ноги вырастут, все будет хорошо!»