Больница

Больница
Ольга Кислова

Много ли препятствий судьба может преподнести одному человеку? Одной хрупкой женщине… С каким мужеством и невероятным терпением она может с ними справиться, а что может сломать её волю?..Всё это вы сможете узнать, прочитав рассказ «Больница».

Больница

Ольга Кислова

Редактор Анна Антоновна Орлова

Оформление обложки Любовь Евгеньевна Кислова

© Ольга Кислова, 2019

ISBN 978-5-4496-4213-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Молодая женщина сидела возле окна, и слёзы застилали от её взгляда окружающий мир. Капля за каплей жемчужины боли падали на личико ангелочка, её маленькой годовалой доченьки. Девочка спала беспокойно, то и дело всхлипывая. Дыхание её прерывалось лающим кашлем, от которого личико мгновенно покрывалось лиловыми пятнами. Горло от кашля готово было выпрыгнуть в любую минуту. Мать наклонилась над ребёнком и стала певуче нашёптывать слова успокоения, но голос прерывался от собственных солёных слёз. В душе стоял ураган чувств и эмоций. Она всё ещё не могла поверить, что всё это происходит с ней, с её малюткой… Одна и та же мысль не давала ей покоя: почему именно с ними так жестоко поступили? Чем они заслужили такое отношение к себе? За что? За какие грехи с её малышкой так несправедливо обошлась судьба? За что?..

* * *

– Ирина Николаевна, вы переезжаете из 218 палаты в 202 – сказала лечащий врач, презрительным взглядом окинув палату и своих пациентов. В небольшой комнатке было четыре кровати с панцирной сеткой, на которых было неудобно лежать не то что взрослому – даже ребёнку. Но палата была светлой. Одна из кроватей пустовала: пациентку с сыном выписали с утра. В течение трёх дней должны были выписать ещё двоих.Женщина, к которой она обратилась, поднялась навстречу врачу и спросила: – Почему? – глаза тут же наполнились солёной влагой, – Не проще ли к нам подселить одного человека вместо выписавшегося? – Нет, – безапелляционно буркнула медичка, – не проще! – Вскинув голову, она в упор посмотрела на молодую женщину, и добавила, повышая голос, – Выполняйте!.. – И, хлопнув дверью, покинула палату

Собрав свои вещи, Ирина перенесла их на новое место – в палату, где сплошь и рядом все чихали и кашляли. Следом за вещами последовало постельное бельё, и под конец всей процессии она бережно внесла свою малышку. Девочка спала, маленькое личико горело от неспадающей температуры. Уже сорок минут прошло с тех пор, как Ирина сообщила лечащему врачу о высокой температуре дочери, но врачи проигнорировали её слова. Никому не было дела до её больной девочки. Маленький комочек задыхался и кашлял, но врачи оставляли годовалую Анюту без должного внимания. Целая безумно длинная неделя прошла с тех пор, как их положили в больницу, и все эти дни малышка медленно сгорала у матери на руках, жаропонижающие свечи и таблетки уже не помогали, и ужасная температура всячески старалась испепелить маленькое, худенькое тельце. Переехав на новое место, Ирина увидела ужасающую разницу между старой и новой палатой. Раньше они лежали в довольно-таки приличной комнате ещё с тремя такими же пациентами, а теперь она в палате оказалась пятой, но это было не так страшно: палата представляла собой мизерную комнатушку, сплошь утыканную кроватями. Да и место ей досталось вплотную к умывальнику, без тумбочки, стула, или хотя бы маленького столика. Кроватка была одна на двоих, маленькая и узенькая. Проглатывая слёзы горечи, Ирина положила дочку себе на колени и примостилась на неудобном ложе. Смочив небольшую салфетку в уксусной воде, она начала обтирать ребёнка, чтобы хоть как-то на время сбить проклятый жар. Девочка открыла глаза и громко заплакала; плачь получился прерывающимся из-за постоянного кашля. Убаюкивая и прижимая своё сокровище к груди, Ирина тихонько запела колыбельную, пытаясь хоть чем-то помочь своей дочери, отвлекая её от кашля и боли. Время тянулось ужасающе медленно, но Ирина не оставляла надежды на выздоровление своей крохи. Пусть даже им придётся ночевать в коридоре – главное чтобы её малютка вылечилась.

Врач, зайдя в палату, кинула недовольный взгляд на новых поселенцев и зычным голосом пробасила:

– Переезжайте обратно в 218 палату, – и покинула палату так быстро, как только смогла.

Ирина завязала простыню на узел и перекинула через плечо, соорудив таким образом подобие гамака для своей малютки. Перенося вещи из одного в другой конец коридора, Ирина молила Бога, чтобы он дал ей сил всё это выдержать. Полностью переселившись обратно в свою старую палату, она оглядела пустующие кровати и заревела в голос. Сил вытерпеть это мучение уже не оставалось. Палата была пустой, и напрашивался вывод: значит, поселят нас с новыми больными, а это новые болячки, новые проблемы… Не выдержав этого напряжения, Ирина выбежала с малюткой на руках в коридор и, догнав медичку, спросила как можно вежливее:

– К нам в палату подселят новеньких? – глаза блестели от неисчислимых слёз.

– Да, – отрезала врачиха

– Но ведь Анюта подцепит от них другие болячки, – не унималась мать.

– Ну и что, – пожав плечами, невозмутимо ответила врач, – у вас всё равно температура, так какая разница, кого к вам ещё подселят, – и, развернувшись, пошла прочь.

– Как всё равно? – удивление, шок пригвоздили Ирину на мгновение к полу, – Вы нас лечите уже неделю, – очнувшись, продолжила она свою тираду, – НЕДЕЛЮ!.. За это время можно было вылечить пятерых таких, как мы, от бронхита!.. А вам на нас плевать! – переходя на крик, Ирина уже не замечала обращённых на них взглядов поступающих, которые проходили мимо, – Что это за лечение, обычные ингаляции – что с них толку? Так лечить я могла сама, дома, – слёзы застилали ей полноценную картину, но ей было уже наплевать на всё, она кричала и кричала, – вам плевать на моего ребёнка, для вас было бы лучше, если бы моя крошка сдохла у вас на глазах, – Ирина дёрнулась от представленной картины, – Ах, нет… – добавила она с презрением. – Не на ваших глазах, а подальше от вас, настолько, насколько это возможно здесь, в больнице!.. – В гневе она саданула кулаком о подвернувшийся столик для лекарств, немногочисленные пузырьки разлетелись в разные стороны. – Вы не человек, вы зверь! – не обращая внимания на происходящее вокруг, кричала разгневавшаяся мать. – Только звери оставляют умирающего на произвол судьбы, да и то только потому, что не могут ничем ему помочь. Нет, вы не зверь, вы хуже… – захлебнувшись, Ирина прокашлялась и договорила уже более спокойным голосом, – вы Сатана, вы только губите, безжалостно убиваете ни в чём не повинных детей, таких, как мой ангелочек. Вы Сатана в обличии человека, премерзкого, гадкого человека.

– Что вы на меня кричите, – всё тем же невозмутимым голосом произнесла врачиха, – я делаю то, что считаю нужным, и не вам меня судить. Я проучилась девять лет, и я знаю, что делать, и таких вот… – она окинула Ирину презрительным взглядом и продолжила, – таких, как вы, я лечила пачками, не иначе как штук сто, а может и более.

– Да как вы можете детей считать штуками, они что, вещи? – удивилась Ирина. – Господи, – она поняла, что попала прямо в точку, – Господи, дети для вас и вправду только вещи, над которыми можно поэкспериментировать и получить за них приличные деньги.

– Если вам что-то не нравится, можете убираться из больницы ко всем чертям, – сказав своё заключительное слово, медичка развернулась, и высоко подняв и без того задранную до предела голову прошествовала дальше.

Ирина, не теряя времени, собрала свои вещи, написала «отказную» и, положив дочку на пеленальный стол, достала маленький анютин комбинезон. В двери палаты негромко постучали, и в открывшуюся дверь влезла лохматая голова.

– Вас пригласили к заведующей соматического отделения, – сообщила голова и скрылась обратно за дверью.

Подхватив дочку и лист-отказ, Ирина прямиком отправилась в кабинет завотделением. Постучав, она услышала мягкий женский голос, разрешивший ей войти. Увидев, что вызывавшая их врач не одна, Ирина выпрямилась и, подняв как можно выше голову, прошествовала мимо «изверга», лечащего врача своей дочери. Медичка ехидно смотрела на пациентку и злостно скалила зубы, в противной ухмылке предвкушая свою полную победу над несчастной жертвой.

Заведующая, Галина Ивановна, была старушкой лет семидесяти – семидесяти пяти, щуплой и маленькой ростом. По её лицу было видно, что за её плечами немалый опыт. Улыбнувшись, она подозвала Ирину поближе и предложила ей сесть на ближайший стул.

– Я вас слушаю, – без обиняков сказала она и внимательно посмотрела на свою гостью.

И Ирина выложила всё как на духу одним махом, про все переселения, про то, что в течение недели, которую они лежат, их не лечат, наоборот, всячески игнорируют, не замечая ухудшений, а девочка чувствует себя всё хуже и хуже, бедняжке уже не помогает ничего. А ей, как матери, не только жалко, но и больно смотреть на свою девочку.

Галина Ивановна взяла историю болезни маленькой Анюты, заведённую ровно неделю назад, и углубилась в чтение диагноза, поставленного при первом осмотре, и результатов её лечения. Чёрным по белому в карточке было отмечено, что ребёнок при поступлении был в критическом положении, практически ребёнка должны были положить в реанимацию, а лечащий врач не предприняла даже элементарного: не сделала рентген, не назначила должного лечения. Просто пустила всё на самотёк, уверенная, что ей всё сойдёт с рук. Прочитав от корки до корки небольшую медицинскую карту, заведующая попросила разбудить ребёнка и провела полное обследование девочки. Потом повернулась в сторону лечащего врача и строгим голосом осведомилась:

– Я так понимаю, ребёнку не сделали даже рентген?

– Нет, – пролепетала медичка, – да и зачем, – добавила она уже более громким голосом, – у неё же всего-навсего бронхит. Так пройдёт.

– Как зачем? Как, так пройдёт? – удивление было недолгим, заведующая кивнула каким-то своим мыслям и произнесла вслух, обращаясь, всё к той же медичке, – ну что ж, с вами я разберусь позже, а сейчас мы займёмся вами, – она переключилась на пациентов. – Итак, у нас есть свободный бокс на первом этаже, думаю, что там вам будет намного удобней и никто вас оттуда не выгонит до тех пор, пока ваш ребёнок не излечится от недуга. А сейчас нужно немедленно сделать снимок лёгких, чтобы исключить пневмонию.

Галина Ивановна вызвала к себе медсестру и дала распоряжение насчёт Ирины и Анюты, и, попрощавшись до вечера, занялась исключительно лечащим врачом.

Выйдя за дверь, Ирина услышала недовольные крики медички и поняла, что ей не сойдут с рук просто так её каверзы и похабное отношение к маленьким пациентам. «Хоть что-то хорошее». – Подумала Ирина, уходя от кабинета вслед за медицинской сестрой.

* * *

Сделав рентген, Ирина положила спящую дочку в детскую кроватку в отведённом для них боксе и села рядом на стул, наблюдая за бледным, плохо дышащим ребёнком. Несколько минут спустя пришла всё та же медсестра и, сделав укол с назначенным антибиотиком, вышла из бокса. У маленькой Анюты не хватило сил даже на крик от болезненной инъекции, малышка просто всхлипывала, и маленькие бисеринки-слёзки капали с её глаз на материнские руки, крепко держащие её слабенькое тельце.

Вечером мать услышала диагноз, который ей показался приговором.

– У вашей дочери двухсторонняя пневмония, сегментарная, отягчённая плевритом и атопический дерматит. Ребёнка нужно основательно лечить. У вашей девочки не только хрипы, свист и бульканье, но и страшная отдышка, – Сделав маленькую паузу, заведующая добавила очень тихо – всё ещё не могу поверить в то, что вас до сих пор не лечили, как она могла быть настолько слепой? – Опустив глаза к полу, она передёрнула плечом и добавила ещё тише – мы вынуждены положить вашу дочь в реанимацию. Девочка на грани… – Галина Ивановна споткнулась на полуслове, – Всё будет хорошо, – опомнившись, добавила она, – всё будет очень хорошо, не сомневайтесь! Мы её вылечим, – и вышла из бокса.

* * *

Ирина сидела и смотрела невидящим взглядом в окно. Проклятые слёзы так и падали на личико её ангелочка, мир отошёл на второй план. Минуты тянулись так тягостно и медленно, что, казалось, сама вечность, даёт матери насмотреться на своё чадо перед тем, как её унесут и будут делать с ней все, что только им взбредёт в голову, испытывая на ней разные препараты, якобы для лечения. Использовать её малютку как подопытного кролика и издеваться над и так уже исхудавшим тельцем. Но что может сделать она? Что? Ни-че-го! Только терпеть и верить, что Анюточка поправится.

Врачи не заставили себя долго ждать; забрав ребёнка, они попрощались с Ириной, отпустив её домой. Не зная, что творится за массивной дверью реанимации, Ирина стояла и мысленно разговаривала с дочерью, поддерживая её в этот трудный момент. Проклиная всех врачей, она тихим шагом отправилась восвояси.

Машина подъехала прямо к двери приёмного покоя. Молодой человек выскочил и, не закрыв дверь, бросился к своей жене.

– Ира… – обняв и поцеловав её в щёку, Александр осторожно довёл её до машины, усадил на переднее сидение, захлопнул дверцу, оббежал машину с другой стороны и сел рядом.

Машина тронулась; молчание угнетающе действовало на нервы; Ирина смотрела на дорогу, а мысли всё ещё находились возле массивной двери реанимации. Шепча слова успокоения для своей маленькой девочки, Ирина молила всех святых о выздоровлении годовалого ангелочка. Она молила само небо и солнце о счастье увидеть свою девочку живой и здоровой.

* * *

В течение трёх дней Ирина не находила себе места, не спала ночами всё переживая и нервничая, ожидая, когда улучшится состояния её малютки. Каждый день, приходя в больницу, она слышала от врачей, что её ребёнку становится всё хуже и хуже. Болезнь набирала обороты, не оставляя даже просвета надежды, схватив малышку в свои жестокие объятья, она сжимала её в тисках боли и страданий. На четвёртые сутки Ирина, придя в больницу, услышала мучительное признание врачей.

– Ещё чуть-чуть, и у вашего ребёнка была бы гипоксия мозга, а это конец нормальной жизни или жизни как таковой, но надежда есть, надежда всегда остаётся.

На глазах у реаниматоров Ирина упала без сознания. Приводя в чувство молодую мамашу, мужчины переговаривались о её ребёнке, девочке, которая, по их мнению, не доживёт до следующего дня. Увидев, что Ирина очнулась от обморока, они намекнули, что нужно держаться, уповать на удачу и, конечно, надеяться… И, быстро опустив глаза, попрощались. Даже им трудно было смотреть на боль в глазах молодой красавицы матери.