Художник и его мамзель

Но она остановилась на полуслове, потому что услышала странные звуки: Павлуша тихо смеялся, стараясь делать это как можно деликатнее. Видно было, что сдерживается из последних сил.

– Ты права… Я сам во всем виноват. Но я только одного никак не могу понять: как тебе пришло в голову купить поломанный диван? Это же… отец всех диванов, я как раз собирался вынести его на помойку. Погоди, а где ты деньги взяла? У тебя же совсем не было?

– Сергей Маркелов одолжил.

Он лежал рядом и теперь буквально сотрясался, клокотал от беззвучного смеха.

– Да, такой покупки у меня еще не было: купить у самого себя поломанный диван. Тебе бы каким-нибудь риелтором работать или агентом по продажам, у тебя явно пропадают способности… И после этого женщины упрекают мужчин в том, что им приходится все время работать! Одной нужно искать деньги на обратный билет, другой – вообще не поймешь на какую чушь, такое даже и в голову никогда не придет, – сказал Павлуша, понимаясь с кровати и потягиваясь. – Ладно, мне в мастерскую пора. А ты сегодня не ходи никуда на ночь глядя, не ищи себе лишних приключений. Можешь здесь переночевать. А там видно будет.

«Куда? А праздничный ужин?» – хотела спросить Люба, но промолчала.

Ее праздники ушли в прошлое. И все они были – рядом с Денисом, никто другой ей даже на время был не нужен.

– Меня в мастерской человек, наверное, уже ждет, – пояснил Павлуша, поправляя на себе нелепый плащ.

– Полина?

Люба и сама проклинала себя за свое любопытство, но вопрос вырвался сам собой.

– Кто? – удивленно понял брови Павлуша и снова улыбнулся. – Вот ты о чем. Да нет, друг из Москвы приехал, мы когда-то учились с ним вместе. Спать ложись. И почитай сказки на ночь, это успокаивает.

Глава седьмая

Новость номер один

Утром Люба проснулась от телефонного звонка. Она даже и не знала, что в квартире был телефон.

После разговора с Павлушей она заснула безмятежно, как в детстве – без мрачных мыслей и сновидений.

– Алло, Бабочкин, это я, – услышала Люба в трубке женский голос. – Ты меня слышишь, Павлик? Алло. У него – моржиха…

– Угу… – хмыкнула в трубку Люба.

Она пока ровным счетом ничего не понимала и не сразу узнала со сна дрожащий голос Шурочки. Но это была она, собственной персоной.

– У него молодая моржиха, слышишь? Я примчалась в Ленинград, на последние деньги взяла такси, нашла дом Глеба, но он был не один. Оказывается, он завел себе молодую моржиху. Слышишь, Бабочкин, алло? Они познакомились, когда вместе купались в проруби, и теперь собираются пожениться. Ну что ты молчишь, Бабочкин? Ты же сам просил, чтобы я тебе сразу позвонила, как только приеду. Иначе я бы ни за что звонить не стала, но ты же сам просил, да?..

– Да… – сказала Люба осторожным баском.

Но и этого оказалось достаточно. По всей видимости, Шурочка привыкла говорить монологами и не слишком нуждалась в собеседнике.

– Ты не сомневайся, Глебушка меня прекрасно встретил, мы всю ночь проговорили на кухне. А потом вдруг спросил, останусь ли я на его свадьбу, так как я для него самый близкий человек. Ты меня слышишь, Бабочкин?

Люба изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться, и снова издала какой-то неопределенный звук.

Но, вспомнив вчерашний разговор, она вдруг прониклась острым чувством жалости к жене Павлуши. Должно быть, еще его называют женской солидарностью.

По крайней мере Шурочку она гораздо больше понимала.

– …а дети? Это же не дети, а настоящие слоны. Я никогда не видела, чтобы у людей был такой аппетит. А моржиха по утрам грызет только сырую морковь. Ты бы только видел, какие у нее зубы! Глеб и моржиха сейчас делают утреннюю пробежку, а я тут сижу на балконе и решила позвонить. К тому же я простудилась и теперь еще сильнее кашляю. Мне пришлось всю ночь курить на балконе, а ты сам знаешь, каково это с моими больными легкими. Может быть, все-таки обойдусь без операции? Я в такой растерянности, не представляю, что мне теперь делать…

– Немедленно возвращайтесь домой! – не выдержала и громко гаркнула в трубку Люба.

– Ой, кто это? – пискнула Шурочка, и на другом конце повисло испуганное молчание. – Куда я попала?

– Забыли, что ли? Это Люба, которая у вас диван купила и всякие там другие ложки-поварешки.

– Ой, да, еще и это… Что же теперь делать? А где же Бабочкин?

– Сидит в своей мастерской и вас ждет, где же еще? Сегодня же садитесь на поезд и возвращайтесь.

В трубке вдруг послышались подозрительные всхлипы.

Люба подумала: «Ну вот, теперь она будет плакать по межгороду, чтобы моржихе после свадьбы счет пришел на кругленькую сумму. Да мне-то что с того1? Хотя на ее месте я, наверное, тоже рыдала бы с утра до вечера».

Посмотрев на будильник, она только теперь начала лучше соображать.

– Погодите, но почему вы уже в Питере? Как вы смогли так быстро там очутиться, ведь еще должны быть в пути?

– На самолете. Я сразу в аэропорт поехала, там всегда есть билеты… Но теперь у меня кончились все деньги.

– Ах, на самолете? Вот и хорошо: пусть ваш толстый учебник со своей моржихой снова посадят вас на самолет или хотя бы на поезд. Ничего, не обеднеют, вы тоже вон сколько денег из-за него зря потратили.

– Ангел мой, разве дело в деньгах? Как-то неловко.:. – помолчав, тихо сказала Шурочка. – Как я теперь вернусь? Нет, это трудно… Между прочим, у меня в Ленинграде осталось несколько старинных подружек, еще по институту…

– Какие подружки? Тут муж родной ждет, весь испереживался. Он вас тут с цветами и шампанским встретит…

Она вспомнила, что бутылка вина так и осталась нетронутой стоять на столе после так и не состоявщегося праздничного ужина. Но если Шурочка поторопится и примчится назад на самолете, в холодильнике ее запросто дождутся вчерашние закуски. Вполне сойдет для тихого семейного ужина.

Хорошо, что ее кулинарные способности хоть для кого-то смогут пригодиться.

Жаль, что пирожных и конфет нет, придется Шурочке один день без них как-нибудь обойтись.

– …точнее, с красным вином и фруктами, – поправила себя на ходу Люба. – Только торопитесь, а то будет поздно. Тогда я ни за что не ручаюсь.

Последнюю фразу она сказала непонятно зачем. Почему будет поздно? Для кого поздно? На самом деле Люба имела в виду, что салаты могут испортиться, но получилось впечатляюще, с тайным подтекстом. По крайней мере это могло придать Шурочке необходимое ускорение.

Люба захлопнула дверь в квартиру Павлуши, точно зная, что она сюда больше никогда в жизни не вернется. Почему так? Что особенного случилось? Нет, словами далеко не все можно объяснить… А при помощи красок – тем более, хотя если как следует постараться…

Она Шла по утренней улице с таким чувством, как будто у нее сегодня день рождения и она непременно получит какой-нибудь подарок.

Даже лица прохожих были какими-то другими, более приветливыми.

Может быть, теперь у нее в жизни тоже все наладится?

Первым делом Люба решила разыскать Павлушу, чтобы сообщить последние известия из Питера, но его мастерская оказалась закрытой. В мастерской Сергея Маркелова повсюду стояли его «спецполотна» для иностранцев – одно чуднее другого. На самом большом из них были изображены какие-то стрелки и множество крошечных человечков, которые наподобие тараканов ровной цепочкой шли в сторону черной кляксы, по всей видимости, олицетворявшей ужасы российской действительности.

Наверное, неведомый добрый немец выбрал для своей коллекции и другие шедевры Маркелова, и тот вверх дном перевернул мастерскую, извлекая их из чулана на белый свет.