Весенняя песня Сапфо

– Не сердись на меня, – сразу же заметил выражение ее лица Алкей. – Ведь сегодня я приехал к тебе с подарком. Я привез вам прославленного философа Эпифокла. С этим человеком считают за великую честь познакомиться лучшие ученые мужи земли. Надеюсь, ты слышала прежде это имя?

– О, конечно! – обрадовано воскликнула Сапфо. – Но я не думала, что он сейчас на Лесбосе.

– В наших краях Эпифокл, разумеется, проездом, – пояснил Алкей, наслаждаясь реакцией, которую произвела его новость. – Вообще-то я вызвался сопровождать его к гавани – он собирался отплыть на Фасос. Но, пользуясь тем, что вчера наш ученый друг выпил немного лишнего неразбавленного вина и потерялся даже в пределах собственного тела, я решил по дороге завезти его к тебе. Сейчас мы накормим Эпифокла хорошим завтраком, наш мудрец придет в доброе расположение духа. Думаю, он не откажется прямо за пиршественным столом провести открытый урок диалектики. Можно сказать, что я похитил знаменитость ради тебя, моя Сапфо!

– Ты настоящий рыбак, Алкей, – улыбнулась Сапфо. – Заманил в свои сети такую мощную рыбину, как Эпифокл! Я много о нем наслышана, но никогда прежде не видела воочию…

Но, начав говорить о рыбалке, Сапфо внезапно запнулась на полуслове.

Она сразу же вспомнила про другого рыбака – Фаона, сына маленькой Тимады, с которым как раз на сегодняшнее утро была назначена встреча. А ведь именно к ней Сапфо мысленно готовилась с первой же минуты после пробуждения.

Ничего не поделать – разговор с юношей придется перенести на другое время.

И потом, если разобраться – зачем Фаону слишком уж торопиться? Ведь они не успели даже как следует познакомиться!

– Да на что там смотреть? – проговорил Алкей, самодовольно поглаживая свою ухоженную, блестящую бородку. – Я советую тебе, Сапфо, вообще стараться не поднимать на Эпифокла своих прекрасных глаз, чтобы ненароком не испугаться. Старину Эпифокла надо слушать, слушать и снова слушать. Я с друзьями провел в его обществе больше недели, и мое любопытство не только не насытилось, но сделалось еще больше. Главное, не обращать внимания, что от старика несет козлом. Это может несколько забить нежный аромат твоих фиалок, Сапфо. Эпифокл много рассуждает про воду, но почему-то его никакими силами не удается затащить в баню.

Сам Алкей всегда тщательно следил за своим внешним видом, придавая этому огромное значение.

Даже дорожный плащ, который поэт носил из подражания путешественникам (хотя никогда по доброй воле не выезжал из Митилен и не покидал без нужды свой роскошный дом!), а также философам (официально он не принадлежал ни к одной школе), – так вот, даже светлая хламида Алкея всегда выглядела безукоризненно чистой и без всяких слов говорила о том, что ее владелец – потомственный аристократ из очень знатного, древнего рода.

Не говоря уж о таких мелочах, как позолоченные пряжки на поясе, или перстни на белых, тщательно ухоженных руках. А к Сапфо известный в своих кругах поэт тем более приезжал в своем самом лучшем виде, как жених.

Для Сапфо Алкей был преданным другом, достойным служителем муз – и только. Но этот человек с завидным упорством дожидался чего-то большего.

Даже после того как Сапфо отвергла предложение Алкея о замужестве, поэт вовсе не озлобился и не стал проклинать ее на всех перекрестках, как это нередко делают мужчины-простолюдины. Он просто сделал вид, будто ничего особенного не произошло, и продолжал терпеливо гнуть свою линию. Возможно, он просто некстати в тот злополучный вечер высунулся с предложением руки и сердца. Но разве колесо судьбы не может однажды крутануться в другую сторону?

Алкей по-прежнему старался незаметно помогать Сапфо в занятиях ее школы: устраивал поэтические и музыкальные турниры, старался не пропускать больших праздников, привозил «с доставкой на дом» друзей-поэтов и других именитых гостей своего дома, или же просто присылал к столу какие-нибудь изысканные угощения для девушек.

В общем, он старался быть незаметным, но при этом – незаменимым.

Вот и сейчас: для кого бы еще Алкей пошел на такой подвиг? Встать с раннего утра, когда Эпифокл еще не проснулся и только бормотал сквозь сон какие-то несвязные речи? Затем погрузить философа на коляску и, вместо того чтобы доставить на обещанный корабль, привезти сначала в загородный дом, расположенный в стороне от пристани, куда Эпифокл вовсе не собирался?

Впрочем, Алкей несколько лукавил сам перед собой – первой, о ком Эпифокл спросил, как только прибыл в Митилены – столичный город Лесбоса, была как раз Сапфо. Слава об этой женщине, как заявил во всеуслышание философ, разнеслась далеко по всему свету.

Спросил не про него, Алкея, а именно про Сапфо!

Впрочем, затем Эпифокл увлекся другими делами и встречами и, похоже, под действием вина подзабыл о своем горячем желании познакомиться с прославленной поэтессой.

Но Алкей-то – пусть в следующий раз его в язык ужалит змея! – помнил, что неожиданно для себя зачем-то ответил Эпифоклу, что в настоящий момент Сапфо нет в городе. Мол, она в отъезде, хотя прекрасно знал, что до загородного дома, где в самые жаркие летние месяцы поселяются женщины, – рукой подать, всего несколько часов езды на быстрой колеснице!

Но потом Алкей все же сумел себя перебороть. Он решил, что гораздо разумнее не завидовать известности Сапфо, а постараться самому понять, что именно заставляет самых разных людей единодушно преклоняться перед стихами его подруги. Разумеется, он считал их вовсе не плохими, даже, скорее, – хорошими, но все же не настолько, как его собственные.

А женские тайны лучше всего узнавать, когда подруга находится в твоих крепких объятиях. Согласившись на замужество, Сапфо могла бы и поделиться своей славой! И тогда вскоре все привычно будут говорить: «Алкей и Сапфо», как слитно вспоминают теперь потомки Орфея и Эвридику или, к примеру, Филимона и Бавкиду.

И потому Алкей шел на настоящие подвиги – встать ни свет ни заря и без завтрака погрузиться в коляску! – лишь бы прочесть благодарную улыбку на лице своей избранницы и найти новый, благоприятный повод для встречи.

Сапфо вызвала служанку и распорядилась, чтобы стол накрыли для праздничной трапезы: таких знаменитых гостей, как философ Эпифокл, следовало встретить с почестями.

– Да, Диодора, вот еще что, – сказала Сапфо как бы между прочим. – Пока я буду заниматься гостями, к беседке должен подойти один юноша по имени Фаон.

– Какой такой Фаон? А, приемыш молочницы Алфидии? Пастушок! Всех этих коз уже по дешевке прикупил проныра-колбасник Кипсел…

– Да, он. Приведи Фаона к нашему столу. Сегодня перед нами выступит сам Эпифокл.

– Зачем еще? Ведь он же простой пастух, и больше никто? Кто должен выступать? Этот пьяный старикашка?.. – начала словоохотливая служанка, но, встретив строгий взгляд Сапфо, замолчала на полуслове и быстро закивала: – Хорошо, моя госпожа, я так и поступлю.

– Даже если юноша будет отказываться и из скромности говорить, что уже сыт, ты все равно должна пригласить его к столу. Пусть сегодня он будет среди нас, – проговорила Сапфо, уже отвернувшись.

– Но… но… зачем? Не многовато ли почета для сынка простой молочницы? – с любопытством заглянула ей в лицо Диодора. – С каких это пор, моя госпожа…

– Этот мальчик, сын нашей покойной подруги Тимады, скоро всех нас покинет и поедет учиться в Афины, – пояснила Сапфо строго. – Пусть у него останется самая добрая память о родных краях и о нашей школе. А ведь наиболее теплые чувства как раз и рождаются за чашей вина, слушая умные беседы старших. Разве что-то не так?

– Так-то оно так, госпожа, – пробормотала озадаченная Диодора. – Да что-то тут и не так, чтобы так…

Но умное, искрометное застолье, задуманное Сапфо и Алкеем, почему-то с самого начала не задалось.

Философ Эпифокл за завтраком был сильно не в духе. У него с утра раскалывалась голова после вчерашней бурной пирушки, и беспокоили боли в животе, за который он хватался то одной, то другой рукой.

Скупо поприветствовав Сапфо, Эпифокл всем своим молчаливым видом выражал неудовольствие, если не протест Алкею по поводу незнакомого места, куда его насильно завезли, а также новых людей за столом, позволив себе даже пробурчать один раз вслух, что ему «и все старые надоели до коликов в животе».

Затем Эпифокл отверг все предлагаемые слугами кушанья и попросил для себя тарелку простой поленты из ячменя на воде. И при этом пояснил, что в его возрасте пора есть одну только кашу, а все прочее организм отвергает вместе с желчью. «Сразу через все дырки», – с глубокомысленным видом уточнил философ, не слишком-то заботясь, как его речи скажутся на аппетите всех присутствующих.

– Должно быть, это очередная философская теория, – засмеялся Алкей, который, напротив, несмотря ни на что, находился в веселом состоянии духа и всеми силами старался расшевелить гостя. – Я отлично помню, что не далее как вчера вечером организм Эпифокла в большом количестве употреблял жареных на вертеле куропаток и запивал их столетним фалернским вином. И, по-моему, чувствовал себя при этом превосходно!

– Хм, то, что было вчера, – не сегодня, – коротко ответил Эпифокл. – Зато сегодня – совсем не то, что вчера. Это никак между собой не связывается.

Философ имел давнюю привычку глубокомысленно хмыкать во время своих высказываний, намекая на глубоко скрытый в них тайный смысл.

Вот и сейчас Алкей тут же хлопнул в ладоши в знак того, что слова, сказанные Эпифоклом, показались ему на редкость мудрыми.

За столом помимо гостей и самой Сапфо было еще несколько женщин, которые пожелали разделить утреннюю трапезу с заезжей знаменитостью.

Поговорка гласит, что «застольников должно быть не меньше числа харит и не больше числа муз», – то есть не меньше троих, но не больше девяти человек.

Примерно такое количество сегодня за столом и собралось.

Дидамия от волнения почти что ничего не пила и не ела, а только смотрела на философа во все глаза, которые Сапфо называла «волоокими», связывая при помощи слов внешность подруги с ее поистине нечеловеческой работоспособностью и выносливостью на ниве получения новых знаний.

Вот и теперь Дидамия боялась пропустить даже слово или простое хмыканье Эпифокла – подобные встречи с учеными мужами, которые со всего мира привозили на Лесбос живую мудрость и рассказы о новых открытиях науки, доставляли ей ни с чем не сравнимое удовольствие. По крайней мере, гораздо большее, чем свежайший сыр – необходимый спутник вина, рыба, множество сладостей и фруктов, в щедром изобилии разложенные на столе.

Зато Филистина сегодня к столу не вышла. По своему обыкновению, она все утро валялась в постели и разучивала новую песню Сапфо. Она даже не скрывала, что от споров и ученых разговоров у нее сразу же начинает гудеть в голове, как будто бы туда залетела сотня пчел.

Зато на встречу со странномудрым Эпифоклом с большой охотой пришла молоденькая девушка по имени Глотис, которая упорно развивала в себе способности к рисованию. Уже несколько лет она занималась росписью ваз, делая в этом искусстве немалые успехи и отдавая ему все свое время и силы.

Вот и сейчас Глотис пришла для того, чтобы подробно разглядеть лицо заезжей знаменитости и постараться впоследствии перенести его на вазу.

А посмотреть действительно было на что – в своей жизни Глотис вряд ли когда-нибудь встречала такого некрасивого мужчину, каким был философ Эпифокл.