Ты где?

– Если хочешь, я позвоню главному Затейливой, мы приятельствуем.

Перепелов не хотел. Тетрадку – лег на диван, закурил, тогда он курил, не отягощенный проблемой мешков в подглазьях и прочими проявлениями возраста, – перечитал, встал, ввинтил окурок в пепельницу, взял лист бумаги, вставил в подаренный тестем югославский делюкс и перепечатал все как есть, ну может, пару-тройку предложений поправив. После этого обратился к Грише: дайте адрес. Тот дал.

– Я помогу, – поднялся со стула молодой Перепелов, адресуясь к Маше Майзель, которая принялась убирать со стола ненужное, чтобы принести кофе и десерт.

Проходя с посудой в руках мимо классика, приостановился:

– Вы классно пишете, а это овечье стадо, что размазывает пьяные сопли, и правда, надо гонять, а то и гнать, пока не поймут, что не в том дело, сколько раз они тебя упомянули, а в том, сколько раз упомянул их ты.

Он сделал ударение на они и ты и пошел, понес вслед за Машей тарелки в кухню.

Классик оценивающе посмотрел ему вслед.

– Где ты его нашла? – повернулся он к Злате, по-прежнему пуленепробиваемый, беря зубочистку из стаканчика.

– Это не я его нашла, – залилась смехом молодая Злата. – Это папа его нашел. На помойке.

5. Приглашение

– Звонили из администрации Лидера. – Перепелов искоса взглянул на жадно и некрасиво пьющую из граненого стакана воду жену.

– Из администрации Лидера? С какой стати?

– Встреча Первого Лица с интеллигенцией.

– Сегодня?

– Через неделю.

– А ты причем?

Он промолчал. Ее умение равнодушно задать ядовитый вопрос редко вызывало в нем ответную ярость, чаще – безразличие, иногда – смесь безразличия с яростью.

– Ты думаешь, Первое Лицо читало твой роман? – Она поставила пустой стакан в грязную мойку.

– Похоже, что да, – стремился он сохранить терпение.

– Ему понравилось?

– Какое это имеет значение.

– А что имеет?

– То, что на сегодняшний день я самый известный писатель в стране.

– В тусовке, – поправила она.

– В стране, – повторил он. – И за рубежом.

– Значит самому известному писателю в стране и за рубежом будет опять не до ремонта, – прибавила она яду.

Йаду, как пишут в интернете.

– Сегодня съезжу за материалами, – пообещал он.

– Свежо предание, – проворчала она.

Снова взяла немытый стакан из мойки, снова наполнила и, с той же неприятной жадностью опустошив, вернулась к теме:

– Ты ведь не уважаешь его.

Он понял.

– Видно, он уважает меня.

– Я бы на твоем месте не пошла.

– А я на своем пойду. Мне интересно. Я же не намереваюсь сидеть как баран и ждать, когда меня зарежут вкупе с остальными. Не для того я так много лет точил перо.

Она спросила вдруг:

– А для чего ты его точил?

И вышла из кухни, не дожидаясь ответа.

– Маразм супердамский! – процедил он сквозь зубы.

Лидерская карта выпала внезапно.

Можно сказать, что Лидер внезапно вмешался в его личную жизнь.

Вот так всегда: стараешься, мучаешься, выстраивая картинку жизни, как режиссер выстраивает телевизионную картинку, а из-за угла – внезапные помехи в эфире, и все насмарку.

Он собирался сказать Злате про Лелю. Но про Лидера – было последнее событие, а про Лелю – предпоследнее, и он сказал это, отложив на время то.

– Просили не распространяться! – крикнул он вдогонку жене.

…А если ничтожество замысла и ничтожество исполнения?..

6. Помойка

Гриша Майзель действительно нашел молодого Перепелова на помойке. Не фигурально. Буквально.

Гуляя с лабрадором Ральфом в поздний час, Гриша увидел на углу их полудвора-полусквера долговязого солдатика, рывшегося в мусорном баке, куда жильцы близлежащих окрестностей опускали полиэтиленовые пакеты с отбросами.

– Что ты делаешь!.. – невольно вырвалось у сердобольного Гриши.

– Есть хочу, – в двух словах объяснил положение вещей костлявый солдатик.