Путь ко спасению

Путь ко спасению
Ольга Леонардовна Денисова

Маленькая повесть.Двое молодых ученых везут оборудование из резервации «Наукоград-23» в резервацию УНК «Ораниенбаум-70» через православную Россию недалекого будущего. По дороге им встречается мальчик, сбежавший из монастырского приюта, но герои вынуждены вернуть его опекунам…

Ольга Денисова

Путь ко спасению

Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской.

    Б. Г.

– Массаракш!

На мокрой дороге старенький «козлик» развернуло градусов на семьдесят, руль больно ударил в ребра, а пристегнутого придурка Десницкого тряхнуло так, что он не сказал ни слова об этом торможении – а ведь наверняка хотел. Нет, «хотел» – это неправильное слово. Считал своим долгом.

Шуйга осторожно вдохнул и разжал стиснувшие руль пальцы. Дворники ходили туда-сюда, открывая взгляду не дорогу теперь, а вырубленную полосу вдоль леса – и ряд тощих высоченных сосен, почему-то напоминавших сказку о Шурале.

– Массаракш… – повторил Шуйга и глянул на Десницкого – не хочет ли тот вылезти под проливной дождь? Ну да, конечно, ни один мускул не дрогнул, только Десницкий был зеленовато-белым – от страха, наверное. И смотрел не вперед, а в сторону Шуйги – как из-за дождевых струй к «козлику» приближается привидение в черном балахоне, которое с полминуты назад бросилось под колеса.

Впрочем, стоило отдать Десницкому должное – не отрывая взгляд от мутного окошка, тот словно машинально отстегнул ремень и потянулся к дверной ручке. Но, видно, забыл, что дверь заблокирована, – дернул ее раза два, однако так и не понял, почему она не открылась.

– Ладно уж, сиди, – с усмешкой бросил Шуйга и распахнул свою дверь навстречу привидению.

Дождь был ледяным, а сумерки серыми. И не успел Шуйга пройти два шага, как привидение – ростом ему почти по пояс – обхватило его обеими руками и, пропищав неразборчивое «Помогите», горячо и сопливо разревелось, ткнувшись носом ему в живот.

– Етишкина жисть… – проворчал Шуйга, выдергивая руку из цепкого захвата.

Десницкий уже обходил «козлик» сзади…

Привидение звали Павликом, а черный балахон на нем был монастырской одеждой, название которой Шуйга не знал.

– А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! – Десницкий с улыбкой потрепал пацаненка по мокрым рыжим волосам, стриженным под горшок. Чувства юмора у Десницкого быть не могло, без сомнений, и слова эти прозвучали по-отечески тепло и ласково.

– Ты как тут оказался, гаденыш? – спросил Шуйга вполне беззлобно. – Ты под колеса кидаться другой машины не нашел?

– Я нет… я не под колеса… – эта мысль так удивила и возмутила пацана, что он забыл плакать.

– Ты заблудился? – Десницкий присел на корточки, чтобы смотреть на попёнка снизу вверх.

Тот помотал головой, и глаза его снова наполнились крупными чистыми слезами – чище и крупней дождевых капель.

– Неужели погулять вышел? – сверху вниз спросил Шуйга.

– Я убежал, – ответил гаденыш и разревелся снова.

Десницкий вздохнул и поднял глаза на Шуйгу.

– А чё ты на меня смотришь? Чего смотришь? Я вот так и знал, вот как только его на дороге увидел – я сразу понял, что так просто это не кончится!.. Массаракш!

– Ты из приюта или из семинарии? – голос Десницкого остался по-отечески ласковым.

– Из приюта… – всхлипнул попёнок.

– Сиротка, значит… – покачал головой Шуйга.

– Понимаешь, брат Павел, мы не можем тебе помочь. Мы должны отвезти тебя в участок, так положено, понимаешь? И здесь тебя оставить мы не можем – ты же не хочешь простудиться и умереть, правда?

И, конечно, Десницкий был тысячу раз прав. Он всегда бывал прав, вот умел он быть правым! «Брат Павел» заплакал беззвучно и чертовски безнадежно. Чтобы крупные чистые слезы не свернули Десницкого с истинного пути, Шуйга на всякий случай заметил:

– Сдается мне, его фамилия Морозов…

Попёнок энергично замотал головой, будто понял намек.

– Я Белкин, – сказал он с необычайной убежденностью и на всякий случай даже повторил: – Белкин.

– Все равно – уж больно имя говорящее.

– В любом случае его надо переодеть. А еще лучше – растереть как следует, – снова вздохнул Десницкий, поднимаясь.

– Ага-ага, – подхватил Шуйга. – И как только он окажется без трусов, из кустов вывалится толпа журналюг с фотоаппаратами. Но я-то буду за рулем…

Десницкий огляделся.

– Здесь нет кустов.

– Его зови дядя Тор, а меня – дядя Локи, – сказал Шуйга, трогаясь с места. В зеркале заднего вида отразилось напряженное от непонимания лицо брата Павла.

– Он пошутил, – вздохнул севший назад Десницкий. – Меня зовут дядя Слава, а его – дядя Олег.

Понимания на лице попёнка не прибавилось, но теперь он смотрел не в зеркало, а на «дядю Тора».

– Видал? – Шуйга не стал оглядываться, чтобы взглянуть на замешательство Десницкого. – Ему что Тор и Локи, что Славик и Олег.

– Ты никогда не слышал таких имен? – серьезно спросил дядя Тор.

Пацан помотал головой.

– А… песнь о вещем Олеге? Тоже не слышал?

– Какие вещие Олеги? – злорадно рассмеялся Шуйга. – Пушкин – это… нет, вроде пока не запрещено. О, вспомнил: не благословляется.

– Серьезно? – удивился Десницкий.

– А что ты хотел? Он же памятник себе воздвиг с главою непокорной выше Александровской колонны. Впрочем, я могу ошибаться. Может, разрешается с благословения, крепким в вере. Эй, эй, дядя Тор!

Шуйга заметил мелькнувшую в зеркале красную футболку – Десницкий развязал свой рюкзак и теперь выуживал оттуда смену белья.

– Чего? – он разогнулся.