День Березы

День Березы
Ольга Леонидовна Вербовая

Кондитерша Нина Берестова случайно узнаёт, что правящий диктатор двадцать лет назад заключил сделку с демоном. Проникнуть в прошлое и сорвать эту сделку могут только мужчина и женщина, родившиеся в День Берёзы.

Ольга Вербовая

День Березы

Говорят, к знакомствам в сети нельзя относиться серьезно. Однако на деле порой получается так, что, напротив, нельзя недооценивать их важность. Думала ли я, что мой фейсбучный товарищ Магомед Рамазанов приедет из Магаса в Москву по рабочим делам и зайдет ко мне в кондитерскую? Пришел, взял чашечку эспрессо с фисташковым безе, и тут я возьми и спроси его:

– Простите, вы дядя Заиры Мухарбековой?

– Да, это я.

– Здравствуйте, Магомед Салманович! Я Нина Берестова.

– О, Аллах, какая неожиданная встреча! Здравствуй, Нина! Как дела?

– Нормально? А вы как? Как Заира? Не сильно подавлена?

– Да нет, держится. А я вот под административку попал.

– За пикет? Читала в Фейсбуке. Совсем эти полицаи озверели!

Мы еще поговорили о Заире, после чего я попросила передать ей большой и горячий привет. Я бы с радостью передала бы ей круассан в придачу, но боюсь, в СИЗО не пропустят.

За какие провинности бесстрашная ингушская правозащитница очутилась в столь неподходящем месте? Официальная версия – призывы к насилию. Хотя я так и не поняла, как фраза: "Не кидайте стулья!" может это самое насилие спровоцировать. Сказала бы: "Кидайте стулья!" – другое дело. Так что единственной версией по факту остается наиболее вероятная – Мухарбекову арестовали за борьбу с произволом властей и полиции и за участие в мирных протестных акциях. Так, собственно, я с Заирой и познакомилась – начала писать ей письма в СИЗО. Отважнейшая из дочерей Кавказа, как я назвала ее в своем первом письме, стала мне отвечать. С ее дядей мы уже потом зафрендились в Фейсбуке. Оказалось, по многим жизненным вопросам мы думаем одинаково, несмотря на тридцать лет разницы в возрасте и культурные особенности наших народов. Возможно, потому, что по гороскопу оба раки. Даже свое появление на свет празднуем в один день – двадцать четвертого июня. Хотя раки ли мы? Раки – они пятятся назад, а я, если что задумала, отступать не привыкла. Рамазанов тоже. Вон какую бучу поднял за свою племянницу – всех на уши поставил!

Но даже если бы не Заира, мы бы по любому нашли, о чем поговорить. Рамазанов учитель астрономии. А у меня на звездах, планетах, галактиках просто пунктик. Как только попадаю в другой город, первым долгом бегу в планетарий, если таковой там имеется. Алина, моя сменщица, шутит по этому поводу: если Нина не побывала в планетарии, считай, зря в этот город ездила.

Но на работе особо не побеседуешь – надо клиентов обслуживать. Поэтому в тот день мы больше не увиделись. Однако наша выпечка и кофе Рамазанову определенно понравились, так что на следующий день он снова зашел в кондитерскую. Зашел и на третий день. И не один – с ним была его коллега Тамара. Она тоже в кондитерской частая гостья, и мы с Алиной ее в лицо узнаем. На той неделе моя сменщица еще не вернулась из отпуска, поэтому я работала не посменно, а каждый день. И, как оказалось, случилось это не зря.

Приготовив для них по чашечке кофе и пробив по пирожному, я занялась делами. И невольно услышала, как Тамара говорит коллеге:

– Повезло тебе, Магомед! Завтра не только твой день рождения. Ты знаешь, что Паутов стал нашим президентом не случайно? Он договорился с демоном, и теперь тот ему покровительствует. И случилось это двадцать лет назад как раз в этот день…

Честно говоря, поверить в это было не так уж и трудно. Очень уж как-то удачно у него, тогда еще никому не известного подполковника, карьера стала складываться. Уже тогда я заметила, как ловко этот Паутов умеет спекулировать на людских слабостях и пороках, как оборачивает в свою пользу чужие радости и горести, вовремя натравливая одних граждан на других, как возносит выше Останкинской телебашни подлость и вероломство, придумывая для оных красивые оправдания, и как опускает ниже плинтуса такие прекрасные качества, как благородство, порядочность и человечность. Его правление, начавшееся с "маленькой победоносной войны", последствия которой мы все до сих пор расхлебываем, привело к тому, что произвол стал повседневностью. Полиция и силовые ведомства приобрели исключительные права делать с простыми гражданами все, что заблагорассудится, и ни за что не отвечать. Права и свободы, записанные в Конституции, давно уже читаются как фантастика.

Четырнадцать лет назад один чинуша сбил на машине моего отца. Насмерть. Экспертиза выдала заключение, что он пьяный – мой папа пьяный, быть такого не может! – бросился под колеса. Суд постановил, чтобы мы с мамой выплатили этому чинуши за вмятину на крутом джипе и за моральный ущерб солидную сумму. Никогда не забуду, как чинуша орал на маму, угрожал ей, что, если она не отдаст деньги по-хорошему, а станет что-то доказывать, хуже будет. А мама… Она плакала, говорила: "Все отдам, только Ниночку не трогайте!". Именно тогда ко мне пришло ясное понимание: мы, простые люди, для нашего государства никто. Скот, бараны, которых бессовестно стригут, а мы еще при этом должны радостно блеять. А скажешь слово против – можно схлопотать административку, а если очень "повезет", то и уголовку. Насчет первого, кстати, проверено на собственном опыте. Мне год назад "посчастливилось" увидеть, как разгоняли митинг. Двое полицаев, повалив на асфальт, избивали пожилую женщину. Я возьми да скажи: "Вы что творите? Вы нарушаете закон!". За эту фразу сама оказалась в автозаке, потом в отделении. Потом был протокол с обвинение в участии в несогласованном митинге, суд (а вернее, судилище), штраф… В сравнении с тем, что случилось с Заирой, невелика беда.

А во что за эти двадцать лет превратились люди, которые его поддерживают? Света, с которой мы с института были лучшими подругами, на моих глазах становилась все истеричнее, все нетерпимее к чужому мнению. Последний раз она была в нашей кондитерской лет пять назад во время обострения очередного военного конфликта, который наши СМИ, в худших традициях агрессивной пропаганды, пытались выставить как повод для гордости за Родину. Узнав, что я не считаю этот конфликт делом благородным и вообще не поддерживаю Паутова, подружка рассвирепела – орала так, что стеклянные витрины, через которые всякий мог увидеть нашу выпечку, едва не полопались. До сих пор помню ее искаженное дикой злобой лицо и слова: "Чтоб тебя расстреляли, тварь проклятая!". Алина, которая тогда как раз заступила на смену и ходила с животом, за молчаливое согласие со мной тоже получила по полной – ей Света пожелала родить мертвого ребенка. Но по счастью, проклятие не сбылось – ее Максимка растет вполне здоровым и сильным. А Света теперь в нашу кондитерскую ни ногой.

Не пощадила паутовская диктатура и мою личную жизнь. Прежде я работала в школе – преподавала биологию старшеклассникам. Там я и познакомилась с Витей, учителем географии. Он стал за мной ухаживать. Мы уже мыслили себя почти что мужем и женой, когда меня вдруг уволили. Формально – за служебное несоответствие, а фактически – за отказ участвовать в фальсификации президентских выборов. Коллеги, которые прежде относились ко мне вполне доброжелательно и уважительно, стали с каким-то остервенением топить меня и шельмовать, обвинять чуть ли не в государственной измене. А Витя… Он поступил как все. А чтобы общие знакомые его не осуждали за то, что бросил меня, распустил слух, будто я изменяла ему направо и налево. Так я осталась без работы и без любимого мужчины. Пыталась устроиться учителем в других школах – отказывали. Пришлось осваивать другую специальность – продавцом в кондитерской.

И самое скверное, что, благодаря соответствующим поправкам в законодательство, режим, который построил Паутов, грозит продлится до конца его жизни. Конечно, не о такой судьбе для своей многострадальной Родины я мечтала. Поэтому я бросила меню и тщательно прислушалась, когда Тамара сказала Рамазанову:

– Но ты можешь проникнуть в прошлое и все изменить.

– И как же? – поинтересовался Рамазанов.

Вместо ответа Тамара принялась рассказывать ему старинную легенду. Пару веков назад жил в Смоленщине один очень жестокий помещик, который, чтобы рассчитаться с карточными долгами, продал душу демону. Крепостных своих мучил по-черному. В конце концов, надоело несчастным терпеть этот гнет, и они решили разделаться со своим мучителем. Но как с чертом-то тягаться? Один из них, Алексей Прокофьев, знал толк в колдовстве. Нашел он в лесу сдвоенную березу, вырезал из бересты шкатулку и вместе с сестрой-близнецом Ариной вызвал этого демона. Когда тот появился, Алексей произнес заклинание, которое загнало демона в ту самую шкатулку. После этого помещик, лишившийся покровителя, погиб – придавило упавшей березой. Однако демон успел проклясть своих пленителей, и, чтобы от этого проклятия уберечься, брат с сестрой соврали с этой березы по веточке как оберег от проклятия. Однако Арина вскоре свою веточку потеряла и через несколько дней после этого куда-то пропала, и никто ее больше не видел. Алексей прожил до старости, а шкатулку с демоном оставил в наследство своему сыну, строго-настрого наказал никогда не открывать. Тот в свою очередь передал ее своему. Так и кочевала она из поколения в поколение. Но постепенно потомки Алексея Прокофьева забыли о том, что в этой шкатулке кроется, и почему ее нельзя открывать. И вот его праправнук – тоже Алексей – взял и открыл эту шкатулку. И выпустил демона на волю.

– Это было в деревне Суетово Смоленской области – как раз двадцать лет назад.

Суетово… А ведь там моя дача, куда я еще ребенком частенько наведывалась с родителями. Тогда мы жили в Сафоново. После переезда в Москву дача осталась заброшенной. Я хорошо помнила своих соседей Прокофьевых – дядю Лешу и тетю Настю. Даже представить себе не могла, что у моего соседа в роду были колдуны, и что он владел такой вещью, как шкатулка с демоном. Но только какое отношение все это имеет к нашему нынешнему президенту?

– Интересная легенда! – откликнулся Рамазанов. – Но что тут могу сделать я?

– Ты родился в День Березы – двадцать четвертого июня, как и Алексей. Именно поэтому он смог заключить демона в шкатулку. Завтра в полночь ты можешь проникнуть в прошлое и помешать этой сделке. Но один ты ничего не сделаешь – тебе нужна женщина, которая тоже родилась двадцать четвертого июня. Только вдвоем вы сможете этого демона обратно в шкатулку засунуть.

– Но, во-первых, у меня нет сестры-близнеца. А во-вторых, рисковать женщиной… Вдруг этот демон ее убьет? Или проклянет, и с ней что-то случится. Ладно, если меня одного, а если и ее тоже?

– Сестру для этого дела иметь необязательно. Сгодится любая, главное, чтобы родилась в этот день. И чтобы не упала в обморок, когда увидит демона. Потому что держать шкатулку должна именно она. А насчет убьет, конечно, такой риск есть. Но кто не рискует, тот не спасает мир.

Женщина, родившаяся двадцать четвертого июня… Получается, я на пару со своим фейсбучным френдом могу изменить прошлое и не допустить всех тех бед, что сделал со страной этот Паутов!

Дальше молчать и слушать я не стала – вышла из-за стойки, подошла к столику.

– Магомед Салманович, я согласна. Давайте попробуем!

Последняя электричка, громыхая, бороздила просторы Подмосковья, увозя нас все дальше от столицы. Я сидела у окна и любовалась проплывающим мимо лесом. Возможно, в последний раз. Рамазанов, сидящий напротив меня, также смотрел в окно, думая о чем-то своем, и, возможно, молился Всевышнему, чья помощь была бы нам сейчас как нельзя кстати. Долго мне пришлось уговаривать Салмановича взять меня с собой. На мою сторону встала и Тамара. В конце концов, Рамазанов уступил, взяв с меня слово во всем его слушаться и ни в коем случае не ввязываться в разборки с демоном. "Если что-то пойдет не так, беги".

А ведь была у меня возможность отпраздновать свой день рождения по-другому. Приехать на дачу к маме, которая со вчерашнего дня испекла корж для торта, посидеть с ней. Или пригласить к себе домой подружек, поболтать по-девичьи. Или вместе с ними сходить в кафешку, посидеть там. Направиться в планетарий или в кино. А вместо этого я на пару с Рамазановым, у которого сегодня, кстати, тоже день рождения, еду в дальнюю даль бороться с демоном. Ни маме, ни подругам я, разумеется, об этом не сказала. Особенно маме. Как вспомню, какую истерику она мне устроила, когда меня задержали – до сих пор оторопь берет. А мне в последний, возможно, день моей жизни абсолютно не хотелось слез, упреков, мольбы никуда не ехать. Поэтому сказала ей, что за день так устала, что намерена, как вернусь домой, тут же завалиться спать. И что очень ее люблю.

Впрочем, в скорую смерть верить не хотелось. Напротив, хотелось думать, что мы победим, и все будет хорошо. К тому же лицо Рамазанова выражало спокойную уверенность, словно отправляемся мы не в опасное путешествие во времени, а всего лишь прогуляться в пригород. Да и фигура у него накачанная… Хотя в борьбе с демонами это не главное, главное – мужество, сила воли и вера. А в том, что тезка пророка Магомеда настоящий верующий мусульманин, сомнений не возникало. Охотно верилось, что все демоны перед ним отступятся. Я, пожалуй, тоже попрошу Всевышнего о помощи. Правда, молитв я наизусть не знаю, но ведь можно своими словами.

А вот и Балашиха – конечная. Припозднившиеся пассажиры стали неспешно выходить из электрички. Мы с Рамазановым последовали их примеру.

Спустившись с платформы, мы прошли вдоль, пока она не закончилась, затем перешли железнодорожные пути. Где-то рядом должен быть заброшенный дом, который, собственно, нам и нужен.

Его мы нашли очень скоро. Миновав здание с парочкой торговых центров, мы вышли к ларькам. За ними, утопая в зелени, стояло обшарпанное здание с пустыми глазницами окон, всем своим видом показывая, что давно готово к сносу. Через пять минут – ровно в полночь – в нем откроется портал, ведущий из нашего времени в другое – в прошлое.

"А вдруг мы оттуда уже не вернемся? Вдруг останемся там навсегда?" – то и дело вспыхивали в мозгу тревожные мысли.

"Так, Нинка, успокойся! – я попыталась взять себя в руки. – Во-первых, если сделать все, как сказала Тамара, есть все шансы вернуться. А во-вторых, на худой конец, в прошлом тоже можно жить".

– Ну что, идем? Если ты не передумала? – спросил меня Рамазанов.

– Идемте, – согласилась я как можно беспечнее.

Однако, прежде чем зайти в дверной проем, перекрестилась. Да поможет нам Господь!

В покинутом людьми полуразвалившемся здании не было ничего необычного – ветхие голые стены, деревянные покрытия, шатающиеся лестницы, проемы дверей, ведущих из одной комнаты в другую. Осторожно ступая по валяющимся на полу кускам штукатурки, мы бродили по этому бесконечному лабиринту, углубляясь и отдаляясь от входа.

В какой-то момент я с удивлением заметила, что площадка дома выглядит вполне прилично. Нормальный отштукатуренный подъезд, даже окна застекленные. Оглянулась назад – в дверной проем, откуда мы с Рамазановым только что вышли. И не поверила своим глазам. Позади нас была деревянная дверь. Дверь, на которую минуту назад не было ни намека. Да еще и с номером квартиры – двадцать четыре.

– По-моему, это уже какой-то другой дом, – сказал Магомед Салманович.

И вправду, по сравнению с тем заброшенным – небо и земля. Тут, похоже, жили люди.