Как я выдумал любовь

Как я выдумал любовь
Ольга Лукинова

Книга «Как я выдумал любовь» показывает человека, который пытается разобраться, что происходит внутри и снаружи. Среди омашиненного мира и отчаяния главный герой пытается найти что-то хорошее, узнать любовь и дружбу, счастливые дни, но все чаще натыкается на неудачи и непонимание, а любовь остается безответной.

Как я выдумал любовь

Ольга Лукинова

Просто так, пишу как пишется:

одно слово за другим

Р. Бротиган

© Ольга Лукинова, 2018

ISBN 978-5-4490-5369-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В глубине пуховых подушек

Мы снова перешептываемся на краю ночи, все глубже погружаясь в тепло пуховых подушек, где чувствуешь себя уютно и спокойно. Под сказочные истории, выпархивающие из глубин твоей сладкой души, проходящие через красочную паутину твоих губ, я готов засыпать вечно. Я целую тебя в нос, ключицы, запястья… не открывая глаз, умоляя, чтобы ты шептала мне всякие глупости. Я безумно боялся упустить твою тень, твой аромат, твой голос, и зажмуривал глаза сильнее, не разжимая цепких объятий…

Но однажды я потерял тебя. И я знаю, мне суждено потерять тебя снова. И это будет повторяться мучительное количество раз.

Однако ты всегда возвращаешься. И не важно, сколько мне придется ждать (я все равно теряюсь во времени). Да и это не имеет значения. Теперь ничто не имеет значения. Кроме того шепота на краю ночи, где мы все глубже погружаемся в тепло пуховых подушек, где уютно и спокойно, где все льется твой манящий сладкий шепот…

Где-то на краю неба

Я открыл глаза и чарующие мгновения в стране Морфея оборвались. Мой взгляд упирался в окно, где печальным следом на небе отметился самолет. Там же растворился и твой образ, такой же стремительный и далекий, следующий по неизвестному мне маршруту.

Я еще несколько минут провел в размышлениях, наслаждаясь ясной погодой за окном. Затем решил подняться с постели, и тут же уронил переполнившуюся пепельницу, которую как всегда оставил на прикроватной тумбе, претерпевающей кучу гадостей из-за хозяина-бездельника. Разложившийся табак, перемешанный со жжеными спичками, остался отдыхать на полу, а сам я прилег обратно, с проскользнувшей в руку сигаретой, незаметно переместившейся в уголок засохших губ. Зазвонил телефон. Я судорожно пытался определить, откуда исходил звук, надеясь, что это ты…

Прошло уже несколько дней, а ты так и не бросила мне ни слова, ни короткого гудка, ни уголька вспыхнувшей когда-то любви… а теперь я не могу найти этот чертов мобильник!

Я уже было отчаялся, как понял, что он взывал ко мне из корзины с испорченной мною бумагой, уныло выскальзывающей наружу, чтобы хоть теперь спастись от моих ужасных рук. Звонок оборвался, но трубка уже была захвачена. Я перезвонил:

– Алло. Кто это?

– До тебя невозможно дозвониться! Опять прозябаешь в своей квартире, закрывшись от всего мира?! Или ты все-таки взялся за новую работенку?

– Эм, Джон, это ты?

– А кто же еще может звонить тебе в полдень! Я скоро загляну в гости! С меня выпивка и истории о поездке!

Я даже не успел ничего ответить (даже переварить не успел), как в мой мозг уже поступали частые гудки, предвещающие мучительное начало неизвестно чего (а от Джона можно ожидать всякого). Теперь я думал, как избежать объяснений и не слишком увлекательного рассказа о моей жизни.

Друг Джонатан

И как только Джон успевал обзаводиться новой стайкой приспешников разного возраста и, вероятно, различного мировоззрения? Неужели людям нечем больше заняться в полдень понедельника?

В мою квартиру буквально ворвался цыганский табор, только лошадей не хватало, песни и пляски были. Атаманом был, конечно же, старый дружище – Джонатан. И именно ему (неизвестно в силу каких причин) я мог бы доверить жизнь, ему я выкладывал все, как есть (он точно призывал потусторонние силы на помощь).

«Табор» без особого приглашения с лестничной площадки переместился на кухню. Черт с ними, пусть веселятся – когда еще выпадет случай? А Джон (неужели у меня такой жалкий вид?) сразу провел меня в комнату и усадил в кресло, подставив непонятно откуда свалившийся стакан виски. Но виски не приходил один, у него имелась напарница, наполненная табаком и отдохновением, которая незамедлительно разбавила наши ряды. Я молча закурил, а Джон также молча снова наполнил мой стакан. Прошло минут пять. За это время мухи успели слетать на кухню до цыганского табора и принести немного веселья. Беседа началась.

Джон начал болтать без умолка. Беда только в том, что через полчаса ему надоест, и он начнет практиковаться в пытках на мне.

Из его рассказа выходило, что он напился и так никуда и не уехал. Но зато по дороге подцепил этих шумных ребят, которые сейчас неизвестно что делали с моей крохотной кухней. Надеюсь, она уже поглотила их.

Закончив описывать все прелести жизни «на дороге», он все же принялся за меня. Но что-то вдруг заставило его выдворить кухонных цыган, принеся в жертву даже вторую бутылку виски. Правда, он так же быстро одумался, как и принял это решение, поэтому бутылка осталась с нами, в отличие от толпы, шумно покинувшей квартирку.

И началось….

Обо мне несчастном

Было ощущение, что Джон просканировал меня еще на входе, а теперь оценивал в какой же части меня недотепа-работник сумел допустить ошибку. Я боялся, что он все же догадается, поэтому не позволил ему разбирать меня, перебирая каждый проводок, отсоединяя чипы и микросхемы. И тут болтать начал я, да так, что он изменился в лице.

Лицо Джона редко принимало серьезное выражение, чаще оно было блаженно счастливым, но теперь Джонатан стал задумчив, будто в голове у него свершались великие открытия. Я плел все, что было: и про квартиру, и про работу (точнее ее отсутствие), что теперь я довольствуюсь только мелкими заработками… Закончил монолог тем, что ничего не смыслю в этом мире и смыслить не хочу. Он терпеливо и со всей серьезностью дал мне закончить столь «увлекательный» рассказ, затем позволил так же молча осушить стакан, даже протянул новую сигарету… Потом он просто рассмеялся, сказав, какой я болван – и на место вернулся оптимистичный Джон с нотками безумства, которые я так любил.

Я сразу отбросил все случившееся в дальний угол, прикрыл дырявым пледом, да так и забыл на пару дней.

То есть я так и не смог признаться ему в том, что был попросту влюблен – гадко, безнадежно, безвозвратно.

Бродяги

Несколько дней мы шатались по городу, забыв о том, что где-то есть уютная квартирка, которая ожидала меня, а прикроватная тумба томилась без хозяина-бездельника, переставшего осквернять ее всяким барахлом. Пуховая подушка, хранившая еще аромат волос Оливии, лежала на кровати, нежно прикрытая тончайшей вуалью любовных утех, в то время как я и Джон выглядели как грязные бродяги, не знавшие, откуда пришли и где найдется место для ночлега.

Мы заходили в ближайшие магазины за едой, выпивкой и сигаретами, после чего продолжали ничтожное странствие. Ночевали мы на заброшенных дачах, сохранивших углы позабытых домов, на новостройках, начатых какими-то богачами, на зерноскладе, разделяя крышу с голубями… В общем, мы шатались несколько дней, стараясь выветрить всю гадость, которая успела скопиться в нас, благодаря омашиненному обществу.

Мне даже захотелось перенестись в прошлое и успеть разделить пик Одиночества и прелести жизни в диких условиях, приправленных спокойствием и размеренными мыслями. Дикая пляска настоящего так утомила меня, что я готов был даже передвигаться с цыганским табором (только не с тем, что побывал у меня в гостях).

Возвращение

Ладно, признаюсь, прошла не пара дней, а неделя. У Джона кончался отпуск и ему нужно было возвращаться к делам, а я мог дальше прозябать в своей квартирке, пописывая темными ночами за чашкой кофе (или бутылкой вина – не так уж и важно, между прочим).

Я вернулся домой. Первым делом я проверил на месте ли пуховая подушка, только затем утонул в ванной, смешиваясь с паром горячей воды.

Неожиданно раздался телефонный звонок. А я уже было позабыл адские средства цивилизации. Я выскочил, воссозданный заново из воды, и помчался на звук. Телефон обнаружился на прикроватной тумбе, ласково глядевшей на меня – вернувшегося к ней. Я не поверил этому мерзко мигающему экрану мобильника – Оливия.

Джон вернулся к работе, я – к тумбочке, Оливия – ко мне.

И снова сладкое безумие

От волнения я закурил. И не успел дым добраться до моих легких, как раздался тихий стук в дверь. Я попытался взять себя в руки, но радовался, словно щенок, ожидающий хозяина. Разве только не лаял и не лизал рук. Конечно, это была она. В своем бирюзовом платье на тонких шпильках, разрывающих мое существование с неописуемой легкостью. Я распахнул двери, душу, объятия – она вошла.

В голове крутилось – где ты была все это время?! А губы выдавили лишь незаметное «Рад видеть». Конечно, рад! Наверное, это было написано на лице, на лбу, перечеркивало мою грудь и рассекало меня на тысячи строк. Она и так знала все это. Точно знала. Иначе не посмела бы так беззаботно и просто явиться снова. Через две недели. Две недели терзания и ожиданий.

Она закурила тоже. Тумбочка, выглядывающая из-за кровати, была на меня обижена и рассержена на Оливию, которая разбила наш идеальный союз.