Три смерти и Даша. О том, что бывает, если тебя хочет удочерить семья смертей

Женщина взяла Пашу за руку.

– Слушай, а почему ты решил покончить с собой именно так?

– Да, просто хотел заснуть, чтобы больше не просыпаться.

– Все так думают. Только они не знают, что в таких случаях умирают оттого, что захлебываются собственной рвотой. Ну, что, пойдем? Разболталась я что-то с тобой.

– Пойдем. Но, меня же не…

И тут Пашу начало рвать. Он наблюдал за этим как бы со стороны, а сам лежал на спине, раскинув руки, и ничего не мог сделать. А ему очень хотелось подняться и что-нибудь сделать, ведь жить сейчас он хотел, как никогда. «Если я выживу…» – подумал он и начал захлебываться.

Тут в комнату вошла Пашина мать – матушка Людмила. Сегодня она вернулась домой раньше, чем планировала. Она сразу все поняла, испугалась, но не растерялась, а схватила сына за шиворот своими могучими руками (матушка была высокой и полной) и потащила в ванную. Она наклонила его над ванной и стала вызывать «скорую». Когда его увозили, он шептал: «Лейла… Лейла. Лейла!» – а мать сжала кулаки от злости. Потом он слезно умолял реаниматоров откачать его.

Когда «скорая» уехала, матушка постояла немного, собираясь с мыслями, потом захлопнула дверь в квартиру и решительным шагом направилась через двор – к Лейле.

Девушка оказалась дома и, когда открыла дверь, и матушка, уже набравшая в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной речью, не смогла ничего сказать, залюбовавшись ею. Девушка была в коротком халатике, не скрывавшем фигуры. Она кротко улыбалась, а глаза ее светились участием. Впрочем, когда она увидела состояние матушки, это выражение лица быстро сменилось тревогой.

– Что-то случилось, тетя Люда? – спросила она.

– Для тебя – матушка Людмила. Что ты сделала с моим сыном, ты – блудница, дочь блудницы?!

– Я? – опешила девушка.

– Он все время тебя звал, когда его увозили в больницу. Как будто ты не знаешь! Отравился он.

– Теперь – знаю.

Тут матушка, собравшаяся было сказать еще что-то гневное, вдруг замолчала, смотря куда-то позади Лейлы, словно бы там появилось что-то очень страшное.

«Это кого ты назвала блудницей? – раздался дедушкин голос, – Ишь, ты, какое умное слово выучила! А у меня на семинарах двух слов связать не могла! Да, и кто бы говорил про блудницу-то! Ты сама-то как себя вела в молодости? А как тебя на факультете звали, помнишь? Да, ты и не обижалась, если мне не изменяет память. Ты по себе-то людей не суди. Потому ты сейчас и такая праведная, что грешить надоело. Помнишь, что ты мне предложила за экзамен? Мне до сих пор вспоминать стыдно! И… уйди из моего дома, не приставай к моей внучке!»

Матушка и без того перенервничала, а тут ей стало совсем плохо. Все сказанное стариком было правдой. А она старалась пореже вспоминать свое прошлое. Забыв приличия, она крикнула: «Да, пошел ты, старый пень! В гробу я тебя видела!»

«Учил я тебя два семестра!» – отозвался дедушка.

Матушка быстрым шагом шла через двор. Сегодня у нее было слишком много впечатлений. Даже дядя Витя, собравшийся было что-то у нее попросить, посмотрел на нее и решил, что не стоит.

Тем временем дедушка подошел к Лейле и обнял ее.

– Эх, внученька, вот так всегда: красивая – значит – шалава. А ведь тебе всего пятнадцать. Что же потом-то будет? Э-хе-хе-е… Ты не слушай никого – это они от зависти. Палкой мне что ли отгонять твоих поклонников? А?

– Дед, а она тоже что ли на филфаке училась?

– Кто?

– Ну, тетя Люда.

– А, эта. Нет. Она с дошфака.

– И откуда ты тогда ее знаешь?

– Да, русский у них вел. Двух слов связать не могла. И слава о ней шла дурная. И не зря – убедился на собственном опыте.

– Ты, что, с ней…?

– Нет, что ты, но она предлагала. А я заставил ее выучить.

– Да-а… Жестоко.

– Не то слово. Я так обрадовался, когда она Димку встретила.

– Димку?

– Ну – отца Дмитрия. Он ее из такой ямы вытащил. Если бы не он – страшно подумать, что бы с ней стало. Вот, теперь и праведная такая, что надоело все. Вот, и осуждает всех.

– Можно подумать, ты ее не осуждаешь?

– Нет, не осуждаю. Никогда не осуждал, всегда жалел. Да и вообще – она —такая страстная мне нравиться гораздо больше, чем все эти амебные верующие девочки. А она теперь имеет моральное право быть праведной. А вообще, внученька, ты на нее не обижайся – ее можно понять: чуть сына не потеряла. Ты, наверное, не помнишь – у них с Димой еще дочка была, только умерла совсем маленькой. Жалко так. Хорошая была девочка. Такая резвушка.

– Дед, ведь он и в правду из-за меня…

– Ты его что ли заставила? Никто его не заставлял. Сам виноват, что такой дурак.

– Ой, дедуль, ты бы знал, как мне все это надоело.

…Паша лежал в районной больнице. Отец использовал свои связи, и в психушку его не забрали. Мать, отец и братья часто навещали его. Старший брат (священник, как и отец) даже приехал из соседнего города. Он и родители пытались уговорить Пашу обратиться к Богу, но потом сказали, что любят его таким какой он есть, пусть только не оставляет их больше. Паша не обратился, но пообещал в будущем обойтись без суицидов.

15

Лика быстрым, то есть своим обычным шагом, шла домой с работы. Вдруг кто-то преградил ей путь.

– Лика! Как давно я тебя не видел, – перед ней стоял Саша – ее старый знакомый.

– Как дела? – спросила Лика.

– Хорошо. Мы выпустили новый журнал. Скоро из непризнанного писателя я стану признанным.

– Какой это номер по счету?

– Уже десятый.

– Ну, тогда – конечно. Ты скоро станешь известным.

Саша давно писал довольно посредственные, зато с высокой идеей, рассказы. Он занимался в литературном объединении под руководством недалекого ума и неблестящего таланта мужчины, постоянно делавшего замечания не по существу. Они издавали свой журнал, имевший мизерный тираж и среди них же расходившийся. И Саша ждал, что станет известным.

– Конечно, ты будешь известным. Ведь у тебя даже инициалы как у Пушкина – Александр Сергеевич Пышкин.

– Спасибо. Ты всегда меня поддерживала. Ты совсем не изменилась.