Холлнуорд

Девушка замолчала, перебирая пальцами звенья цепочки наручников.

– Когда это было?

– Две недели назад.

– И твое настоящее имя?

– Думаете, они дадут Вам вознаграждение?

– Мне нужно только твое имя, – мягко сказал он и положил руку на стол.

– Лейла, – негромко ответила она, чуть подумав, и закусила нижнюю губу.

– Твои родители эламцы?

– Мать. Но её родители покинули общину еще до её рождения. Подтверждающих документов у нас нет.

– И как тебе живется с таким именем в Кертоне?

– Меня называют так только дома, для сверстников я Лилия.

– А этот парень из дилижанса?

– Парень?

– Что сопровождает тебя. Это он сделал тебе документы?

– А, – девушка хмыкнула, – он меня не сопровождает. Я видела его прошлой ночью на ночлежке и потом, на остановке. Не знаю, почему он так сказал, наверно не хотел ждать следующий дилижанс, – девушка пожала плечами.

Мужчина вытащил ручку из нагрудного кармана, щелкнул кнопкой и что-то начал писать в планшете.

Лейла посмотрела в окно с открытыми жалюзи, чтобы немного передохнуть. Все-таки часть правды выглядит лучше, чем совсем неправда. Спустя пару секунд снизу в окне неожиданно поднялась голова, затем плечи и туловище Рональда. Он улыбался, тряс руку лысеющему мужчине, тоже появившемуся в окне, спиной к Лейле. На мгновение Рональд перевел взгляд в не зашторенное окно и пересекся взглядом с Лейлой. Его лицо чуть вытянулось в удивлении, но тут же исказилось злостью, ноздри раздулись, и он зыркнул на Лейлу своим убийственным взглядом, говорящим «Дура, ты нас сейчас сдашь!» и дернул головой, откидывая прядь своих волос назад.

Все нутро Лейлы провалилось в пятки. Рональд оскалился, посмотрел на лысоватого мужчину и его лицо снова стало приветливым и дружелюбным. Мужчина, писавший в планшете заметил перемены в лице Лейлы и резко обернулся, чтобы успеть захватить взглядом спину выходящего из кабинета с мужчиной Рональда.

– А говоришь, просто знакомый, – сказал он, поворачиваясь к столу, но делая вид, что не смотрит на нее.

– Я… просто он мне очень понравился, – выдохнула Лейла, снова впилась взглядом в свое отражение в столе и почувствовала, как красные пятна начали расплываться по лицу и шее под долгим взглядом мужчины с планшеткой в руках.

Ладони и спина вспотели. Впервые в жизни она призналась себе в этом вслух. Лейла перевела взгляд на свои руки и сцепила ладони, ощущая себя дурой. Да, ей нравился Рональд. Очень. Она почти его любила. И теперь из-за этого её отправят на виселицу или гильотину. Прав был Виктор, когда говорил, что их дуэт Ведущий-Ведомый нужно разбивать.

Мужчина с секунду молчал, потом протянул руку и накрыл своей ладонью сцепленные руки Лейлы. Она вздрогнула. Рука была теплая и сухая, в отличии от ледяных рук Лейлы.

– Он этого не стоит, – сказал мужчина вкрадчиво.

Что-то в его голосе заставило Лейлу взглянуть на него. Его щеки чуть покраснели. Он еще с секунду смотрел на нее, отпустил ее руки и нажал кнопку на столике. Его неуверенность испарилось, не оставив ни следа. В комнату вошли двое: один высокий и толстый в черном резиновом фартуке поверх вытертой формы песочного цвета и второй – военный, один из тех, что привели Лейлу в кабинет.

– На подселение, – мужчина в голубой рубашке встал и отдал мужчине в резиновом фартуке планшет с записями.

– Окей, босс, – ответил тот.

Военный тем временем расстегнул наручники, потянул Лейлу за локоть вверх, взял под руку и вывел в кафельный коридор. Он повел её к светлой железной двери в конце коридора с дверями и цифрами. Толстяк задержался в кабинете.

Мужчины провели меня до конца коридора, за которым была комната с четырьмя черными креслами с машинками для стрижки волос возле них. Мужик из тележки, видимо был прав. Я внутренне приготовилась услышать жужжание над головой и почти почувствовала, как пряди щекочут лицо, падая вниз, а голова становится легче и свежее, но мы прошли дальше. Перед следующей дверью мужчина в военной форме отпустил мой локоть. Толстяк вперевалочку подошел к нам. На шее у него болтался выцветший синий платок.

– Там душевая, – сказал он, указывая большим пальцем на дверь, – одежду оставишь в первой комнате, пройдешь душевые, форма будет в следующей. Я буду ждать на выходе, если через десять минут не выйдешь, я вытащу тебя оттуда силой. И мне будет плевать одета ты будешь или нет.

Я кивнула и спросила:

– А волосы?

– Указаний не было, – ответил он и открыл дверь.

Из комнаты потянуло влажным теплым воздухом и химией для бассейнов. Шум воды доносился из темного проема внутри комнаты. Лейла поморщилась, захотелось в туалет. Вдоль стены стояли узкие шкафчики без дверей и деревянные, отполированные скамейки. Стальные крючки серебрено поблескивали, залитые белым светом ламп. Свет был настолько стерильным, что теней в комнате не было. Лейлу толкнули во внутрь, дверь захлопнулась, и она прошла чуть дальше, к шуму воды. Автоматически зажегся свет, осветив туманные душевые кабины. Вода в них била струями, как в душе Шарко, превращаясь в водяную пыль.

Лейла вернулась, выбрала один шкафчик, сняла с себя всю одежду, перетянула волосы резинкой, спрятанной на запястье и нырнула в горячее, обволакивающее облако. Вода пахла химией и приятно согревала кожу после холодного кондиционированного воздуха. Струи массировали спину, ноги, шею мелкими иголками впиваясь в кожу. Помня о предупреждении мужчины, она пошла дальше, стряхивая по дороге с себя капли горячей воды. Волосы намокали и на концах начали собираться в слабые спиральки.

В раздевалке по правую сторону стояли две стопки: одна из серых кусков вафельной ткани, не подшитой по краям, вторая – серые платья, аккуратно сложенные в квадраты. Рядом стояли две коробки. Лейла взяла один кусок ткани из стопки, быстро им обтерлась и, завернувшись в него, заглянула во внутрь одной коробки. В коробках вперемежку лежали серые хлопчатобумажные трусы, что её друзья называли «бабушкины», бюстгальтеры, состоящие из подвязки и двух треугольников ткани и носки, завернутые попарно друг в друга. На все вещи прикрепили бирку, где одинаковыми печатными буквами написали размер. Вафельный кусок ткани, которым Лейла обтерлась, отправился в пустую корзину с подписью «использовано». Порывшись в коробке, она достала и надела по три штуки трусов, носок и бюстгальтеров подходящего размера, из стопки выбрала два не сильно потрепанных платья и надела одно на другое. В небольшой коробке, задвинутой под лавку, на дне обнаружились несколько треугольных косынок. Лейла взяла одну из них и повязала на голове так, чтобы спрятать под ней волосы, еще две повязала на руке на манер браслета. Возле двери на полке стояли семь пар поношенных черных ботинок по типу челси, без замков и шнурков. Лейла взяла одни, не сильно большие, и перевернула в поисках размера. На подошве и на стельке обозначений не оказалось. Она отогнула голенище, но там обозначений не оказалось.

Лейла натянула один ботинок на ногу. Дверь в комнату с хлопком распахнулась, заставив её подпрыгнуть. В проход ввалился мужчина в резиновом фартуке, на руках его красовались такие же перчатки. Он обвел комнату глазами и обнаружив Лейлу возле двери на скамейке с одним сапогом, зажатым в руке, довольно улыбнулся:

– Время вышло. Пошли.

– Я еще хотела померить…

– Время, – он постучал по месту на руке, где под перчаткой, видимо, находились его часы.

Лейла пожала плечами и вышла из комнаты вслед за мужчиной. В коридоре она засунула ногу во второй ботинок, которые оказалось чуть великоваты даже с тремя парами носок на ноге.

Коридор был темнее и уже предыдущих. Мужчина в фартуке занимал все пространство от стены до стены. Он обернулся, кинул взгляд на ботинок на ноге Лейлы, её косынку и ухмыльнулся то ли довольно, то ли насмешливо.

Плитка на стенах стала чуть желтее, а воздух теплее. Непрерывный гул жужжал с потолка. Свет ламп на потолке сменился на желтый. Мужчина остановился, и Лейла заметила над его головой полосу серого металлического наличника двери. Он потянул затертую хромированную ручку и открыл последнюю дверь, горячий сухой воздух резанул ноздри.

Уличный шум навалится со всех сторон, все вокруг, казалось двигалось, светилось и издавало громкие звуки.

Глава 3

Перед Лейлой открылась широкая улица, огражденная он нее сеткой-рабицей, покрытой пылью кирпичного цвета. За сеткой проходила широкая асфальтовая дорога на другой стороне которой стояли трехэтажные дома из кирпича, или глины, прилепленные друг к другу как на рисунке ребенка, присыпанные желто-красным песком. По дороге проезжали самоходные тележки, мотоциклы, большие, с деревянным кузовом, грузовики, обычные грузовики, сделанные из металла и потрепанные автомобили. Пешеходы проходили вдоль домов, возле сетки тротуара не было. Солнце уже поднялось над городом и раскалилось. Над шумом машин и голосов, доносящихся с тротуара, разлетался звук забиваемых свай, ритмичный как секундная стрелка.

Мужчина в фартуке натянул на нос платок, что свисал у него с шеи, вышел на улицу, свернул направо. Лейла шагнула на пыльную, утоптанную высохшую землю, солнечный свет резанул глаза, в носу защекотало. Она обернулась на здание, из которого вышла. Двухэтажное, неровно покрытое красной штукатуркой. Мужчина тем временем прошел не больше двадцати шагов к соседнему зданию, тоже двухэтажному, и остановился напротив когда-то синей двери с запыленным окном, на котором кто-то пальцем оставил кривую чистую полоску. Лейла поспешила к нему, борясь с желание чихнуть и отчаянно щурясь.

Он тяжело поднялся на единственную ступеньку, обозначающую порог перед дверью, и вошел в дверь, не обернувшись на Лейлу. Звякнул колокольчик, пахнуло книжной пылью и чем-то кислым.

– Что там стряслось? – тут же раздался скрипучий голос, усиленный эхом пустой комнаты, – Там, на КПП. Вильям, ты должен мне рассказать! Это мальчишка, который сейчас приходит вместо Брэндона, постоянно где-то пропадает. Я не могу получать свежую прессу и свежие сплетни! Я думаю пожаловаться на него Такеру или кто там сейчас у них главный. Еще никогда, – что-то металлическое ударилось о дерево, – никогда за мной так плохо не ухаживали!

Лейла выглянула из-за мужчины в резиновом фартуке и увидела впереди сколоченный из аккуратных досок и покрашенный коричневой краской деревянный стол, больше похожий на прилавок. За ним, на единственном в комнате стуле, сидел старик, сейчас занятый тем, что поднимал со стола латунную настольную лампу с согнутой по середине ножкой. За его спиной, от стены до стены, от пола до потолка стоял окрашенный когда-то в белый, а сейчас с облупившейся краской стеллаж, забитый одинаковыми папками. Верхние папки терялись в темноте под потолком. На столе перед мужчиной лежали раскрытой одна из таких папок и простой карандаш, острый и узкий, как ведьминский палец.

– Заяц, – небрежно ответил мужчина в фартуке, оказавшийся Вильямом, и, не торопясь, начал приближаться к столу.