Холлнуорд

Роджерс дернулся, поднял голову и сухо улыбнулся. Он действительно заснул.

– А, малыш Морэ?, – Роджерс проговорил это с скрипуче, с ударением на последнюю букву, и протягивая э, что звучало как: « МорЭЭЭ», – А кто это с тобой?

– Джошуа Лопез. Не узнаете, командор? – Морэ? сунул очки в передний карман куртки, окинул взглядом Лейлу.

– Память меня не подводит, а вот глаза. Они заперли меня в этой сраной приемной лишая общества.

– Вам просто нужно чаще выходить гулять, Роджер, – ответил Джошуа, оттянув с лица платок.

– Остряк, да? – Роджерс оскалился в улыбке, – Треклятая пыль и жара плохо влияют на мою гортань. Я выбираю сидеть в прохладе и тишине.

– К кому? – спросил Морэ?, подойдя к столу Роджерса и оперся на него руками, заглядывая в перевернутую книгу.

Роджерс мотнул головой, отклонился на стуле, с удивлением посмотрел на Лейлу, будто забыл, что она в комнате. Стул его надсадно скрипнул. Он вернулся на место, взглянул на записи в раскрытой книге, провел пальцем и остановился.

– Счастливчик Райс из Маленькой Пристани.

– Маленькая Пристань? – Море посмотрел на Джошуа, потом, через плечо, на Лейлу.

Густые черные брови ровными полосками росли над его зелеными глазами, уголки которых опускались вниз. Узкая переносица, резкие скулы, он с интересом и насмешкой рассматривал девушку сверху вниз.

– Да, – палец Роджерса уперся в запись в книге, рука чуть подрагивала.

– Окей, – Морэ? достал из плечевой сумки планшетку и протянул Роджерсу.

Тот медленно поднял руку с зажатым в пальцах карандашом и оставил мелкую подпись. Рука начала отъезжать обратно, когда Море перевернул страницу на планшете и ткнул в него пальцем:

– Вот здесь еще.

– Что за новости?

– Новый бланк. Об ответственности за документы.

– Какой еще ответственности?!

– Формальность. Обязательное Согласие, что в случае самовольном изменении формы и внесении не согласованных во всех инстанциях изменениях ответственное лицо лишается правой руки.

– Раньше просто отрубали палец, – рука Роджера все еще висела в воздухе.

– Сейчас все официально.

Роджер хихикнул и поставил свою маленькую подпись под этим документом. Лопез тем временем встал напротив Лейлы, расставив ноги и закинув руки за спину и, через очки, откровенно её рассматривал.

– Джошуа, – позвал его Морэ? и кивнул головой, когда тот повернул голову к нему.

– Пошли, – Лопес взял Лейлу за локоть, который неприятно заныл от того, что в него снова вцепились, натянул на нос край платка и потянул к двери.

Морэ? надел очки, платок, открыл дверь и вышел на улицу первым. Лейла и Лопес проследовали за ним.

Запись из дневника самоанализа

Внедорожник оказался без лобового стекла. Я смотрела на машину из металла и мне казалось, что крышу с машины просто срезали болгаркой. Морэ? ловко запрыгнул на пассажирское сидение рядом с водителем, Лопес со мной залез на задние сидения. Машина тронулась и метров через двадцать, через шлагбаум, выехала на двух полосную дорогу. Пришлось закрыть нос и рот рукой, и щурится или смотреть в пол, мелкий, невидимый песок царапал кожу на щеках и лез в нос. На светофоре Море обернулся ко мне, закинул локоть на свое сидение, и мы ехали так до следующего светофора. Когда я поднимала голову, видела свое отражение в его очках и ощущала, как внутри нарастает беспокойство. Сразу же зачесался нос, нога, ладонь, по телу будто бегала толпа муравьев. Лопез поднялся, наклонился, что-то ему сказал, и они рассмеялись, он шлепнулся обратно на сидение рядом со мной. Море наконец-то повернулся вперед.

Сейчас я понимаю, что в Кертоне о Холлнуорде знают катастрофически мало. Пока мы ехали, нам не попалось ни одного растения. Зелень и маленькие деревья стоят только в кадках возле домов и висят под окнами, и, видимо, чем больше богаче дом, тем больше на нем зелени. На ночь кадки с первого этажа заносят в дом, но об этом я узнала позже. Пыльные ветры, как сегодня, бывают в августе, но не смотря на них тротуары заполнены людьми. Женщин мало, все они выбриты или очень коротко стрижены, в платьях и в головных уборах, детей старше двух и младше десяти на улицах нет. Дома максимум в семь этажей, построены из кирпича, блоков, глины или каких-то неизвестных мне панелей. Отделки или нет, или окрашенная штукатурка.

В районе Маленькая Пристань, куда мы приехали, возле парадных двух- или трехэтажных домиков на хлипких раскладных стульчиках сидят старики, группами по пять-шесть человек, мужчины и женщины отдельно друг от друга. Кто-то в тени, кто-то на солнце, укрывшись под дырявым зонтом или широкополой шляпой. Не думала, что в Холлнуорде так много стариков. Одежда на них потрепанная, обувь стоптана, но выглядят они опрятными и чистыми. И слишком тихими. Они переговариваются между собой, но очень вяло, большинство похожи на восковые куклы. Возможно это сказывается жара и пыль.

Отделка домов в этом районе отсутствует, только серые блоки или красно-желтый кирпич в сочетании со светло-серым асфальтом дороги и тротуара. Цветы или зелень висят только на двух- трех окнах в доме на втором этаже. Да и дома тут построены плотнее друг к другу. На первых этажах редко попадаются магазинчики с металлическими ставнями и решетками на окнах.

Машина остановилась возле трехэтажного желтого кирпичного здания с плоской крышей, с двумя обшарпанными подъездами. Морэ? вылез из машины первым и посмотрел на третий этаж дома. Железная дверь первого подъезда протяжно скрипнула, выпустив пожилую женщину, торопливо засеменившую по тротуару, как только она заметила машину.

Рука Лопеса будто приклеилась к плечу Лейлы, вместе они вылезли из машины, вместе дошли до подъезда. Морэ? открыл дверь в длинный узкий пустой коридор. Под потолком горели только две лампы, воздух ощущался чуть прохладнее, чем на улице.

Глава 4

Шагая, Морэ? отсчитывал номера на тонких, из прессованных опилок, обшарпанных дверях коридора и остановился в середине, на номере восемь, аккурат на краю круга от первой лампы. За дверью стучали посудой, слышались детские голоса. Он постучал и все звуки разом смолкли, потревоженные нежданным звуком. Кто-то смыл воду в унитазе в конце темного коридора и все трое на мгновение повернули голову в сторону шумящей воды. Вкрадчивые шаги оповестил о том, что к двери изнутри подошли, мигнул глазок и дверь открылась на расстояние цепочки, навешанной изнутри.

– Энтони Райс? – бросил в проем Морэ?, не снимая платка и очков.

– Да, – худое лицо мужчины замаячило в проеме, – что-то случилось?

– Подселенец.

Лицо мужчины мгновенно побелело и вытянулось, он на секунду обернулся в комнату, показав в проеме затылок с черными примятыми волосами и пробивающейся в них лысиной.

– Но мы не подавали заявку, – затараторил он, повернувшись к Морэ?, – Мы сами со всем справляемся, да и места у нас не…

– Это решаю не я.

– Да, я понимаю, – обреченно ответил Райс, – просто все это так … неожиданно.

Он закрыл дверь, раздалось шуршание цепочки и дверь снова открылась. Теплый, чуть влажный воздух с запахом вареной капусты выплыл в коридор. Райс отошел, пропуская вперед Морэ?. Однако тот шагнул в сторону и остался стоять в коридоре, в комнату прошел Лопез, увлекая за собой Лейлу. Морэ? пальцем поманил Райса в коридор.

Мокрая простынь, детские штанишки, прямоугольный кусок ткани с разлохмаченными краями, были развешаны на веревке в углу, над каркасом пустой, чуть кривой металлической кровати. Два узких, пыльных прямоугольных окна, почти под потолком, пропускали мало света, только голая лампочка в патроне на проводе освещала светло-коричневую комнату. У правой стены поставили шкаф из ДСП, оклеенный лаковой пленкой под красноватое дерево. Две двери наверху, две внизу, лампа размыто отражалась в дверце верхнего шкафчика, вторая дверь чуть кривила, краска под бронзу с маленьких металлических ручек уже стерлась. Стол с клеенкой посередине комнаты, чуть ближе к входу, вокруг шесть потертых стульев. Два черного, два когда-то белого, и два серого цветов. В дальнем правом углу железная двуспальная кровать с толстым скособоченным матрасом, вдоль левой – три детских одноместных кровати. Сразу у входа, слева стоят электрическая плита на две конфорки и напольный шкафчик с подставкой для ножей, тарелкой, грязной разделочный доской и овощными очистками. Справа два узких напольных шкафчика, навесной шкафчик с тусклым зеркалом и раковина из нержавейки. На плите закрытая крышкой желтоватая алюминиевая кастрюля.

Худощавая женщина, одетая в синеватое платье, с острым подбородком, выбритой головой, светлой кожей и узким, чуть горбатым носом, сидела на двуспальной кровати, маленький мальчик обнимал её за ногу. Еще двое детей, девочка и мальчик, сидели за столом, разложив перед собой газетные листки. Лопес отпустил локоть Лейлы и вышел в коридор. Дверь закрылась.

Женщина настороженно смотрела на Лейлу серыми глазами, поглаживая обнимающего её мальчика по коротким коричневым волосам. Старший мальчик взял газету и принялся отрывать от нее одинаковые длинные узкие полоски, складывать одну на другую, а у девочки расширились глаза, она повернулась к женщине с громким шепотом:

– Мама! У нее на голове длинные волосы?! Ты видишь? – девочка вскочила на ноги, отчего её бледно-зеленое платье без рукавов зашуршало, – Она же нас заразит!

Женщина на кровати тут же покрылась красными пятнами, но, увидев смущение на лице Лейлы, чуть подбоченилась и рассмеялась:

– Кэтрин, так бывает, когда в приемнике много народу. Я уверена, что её хорошо проверили и обработали прежде чем к привести к нам. И скоро её подстригут.

– Но мама! – Кэтрин провела рукой по своей бритой голове тонкими пальцами, но не заметила этого, стараясь получить от матери ответ.

– Так бывает, – добавила её мать.