Вовка с Машкой подошли ко мне веселые и шумные. Вовке сегодня удалось избежать столкновения с хулиганами.
– Надюха, привет! – громко крикнула мне Машка, как будто я стояла далеко, и мне надо орать. – А мы сейчас кота пушистого встретили! Рыжего! Такого толстого! Вовка ему свой бутерброд отдал!
Довольный Вовка стоял рядом и улыбался своей приветливой улыбкой на худеньком лице. Из-под его вязаной шапки торчали как всегда лохматые русые волосы. Он был чуть ниже крепкой Машки и в два раза тоньше нее. И вот это вот тощее чудо еще и еду свою раздает всяким жирным котам!
– Лучше б он сам съел этот бутерброд, – проворчала я, – а то тощий, как… как…
– Как Дрищ! – весело помогла мне Машка.
Вовка тут же насупился, я подкатила глаза, а Машка открыла дверь в подростковый клуб. Мы гурьбой зашли внутрь и оказались в широком и пустом холле. Из холла тянулся вглубь коридор со множеством дверей, из которых доносились детские голоса и смех. Мы неуверенно направились по этому коридору. Вдруг из одной из дверей выскочили две веселые девочки с гимнастическими ленточками и обручами. Своими прилизанными головками с шишками на затылках они напоминали балерин.
Мы с любопытством проводили их взглядом, а потом Машка приоткрыла дверь, откуда они вышли, и заглянула внутрь. Нам с Вовкой тоже было любопытно, но Машка большая и высокая загородила собой весь обзор. Мы только слышали на фоне детских голосов взрослый голос их преподавательницы. Я попыталась подпрыгнуть повыше, чтобы хотя бы из-за Машкиного плеча посмотреть, что там такое происходит. Вовка тоже пару раз безуспешно подпрыгнул, а потом догадался просто раскрыть дверь пошире. Теперь мы все втроем смогли заглянуть внутрь. Это была самая обычная раздевалка. Вдоль стен стояли шкафчики, а посредине, на лавках, одевались похожие на балерин девочки. Из раздевалки была еще одна дверь в большой гимнастический зал, и в проеме этой двери стояли две взрослые женщины. Заметив нас, одна из женщин оборвала разговор и направилась к нам. Я испугалась и спряталась за Машкину широкую спину.
– А вы у нас кто? Записываться пришли?
– Мы? – удивилась смелая Машка, никогда не смущающаяся перед взрослыми. – А вообще-то да! Мы записываться!
Женщина оглядела ее большую фигуру, потом, игнорируя Вовку, перевела взгляд на меня.
– А ты там чего прячешься? Ну-ка, выходи!
Я покраснела и вышла из-за Машкиной спины.
– Тоже хочешь заниматься? – ласково спросила меня женщина.
Я испугано посмотрела ей в глаза, потом глянула на Машку, на Вовку… Мысль о том, чтобы записаться на гимнастику мне даже не приходила в голову. Гимнастика, балет, современные танцы – все это было направлено на движение тела, на красоту этих движений, но все телесное вызывало отторжение у православных. В гимназии у нас приветствовалось только пение, да и то только русских народных песен. У нас там даже хор был, который выступал на всех праздниках. Девочки в этом хоре все были в длинных красных сарафанах до пят, под сарафанами белые рубахи с длинными рукавами, на головах кокошники. Мальчики были в широких штанах и подвязанных на поясе кушаками рубахах. Все прилично и никаких открытых ножек и ручек. Когда они пели свои русские народные песни, мне казалось, что я попала на какое-то шумное собрание русских разбитных баб и парней. Их пение казалось мне грубым, топорным. Но зато учителя, директриса, священники и родители, приходившие на эти концерты, были довольны. В гимназии приветствовалось все русское, народное. Моя мама этого не понимала: «Зачем они детей учат таким бабским песням? Как будто в деревенские бабы их готовят», – тихо делилась она своими впечатлениями с папой. Сама она любила все утонченное, изящное, и одеваться старалась красиво. Прошлым летом ее угораздило зайти по каким-то там делам в гимназию в открытом, нежно-голубом сарафане. Так завуч, когда увидела мамины голые плечи, даже разговаривать с ней не стала – выпроводила ее вон из гимназии.
– Да вы что? В таком виде в православную гимназию?! Нельзя! – завуч старалась не смотреть на оголенные мамины плечи, стыдливо опускала глаза и махала на маму руками, чтобы та поскорее вышла вон.
А мама в этом сарафане за год до этого венчалась с папой в храме, и никто ей ничего не сказал.
– Подумаешь руки и плечи голые! – возмущалась потом она дома перед папой. – Ноги-то прикрыты! Меня в храме венчали с тобой в этом сарафане, а тут даже разговаривать не стали!
– Но ты сама на венчании говорила, что чувствуешь себя неуютно с голыми плечами. Да и плечи у тебя, надо сказать, неординарные! Шикарные плечи профессиональной пловчихи. И ты со всей этой соблазнительной роскошью полезла в святые места!
Мама тогда рассмеялась на папины слова. Она действительно много лет занималась плаванием, даже участвовала в соревнованиях, и сейчас раз в неделю она с удовольствием ходила в бассейн, и плечи ее действительно были очень развиты. Однако после инцидента с завучем, она больше не ходила ни в храм, ни в гимназию в открытых майках и сарафанах. Она вообще с недавнего времени словно задрапировалась длинными юбками и наглухо закрытыми блузками и кофточками. От меня же требовалось одеваться в длинное и закрытое только для гимназии и храма. В остальное время я могла спокойно ходить и в джинсах, и в майках. Летом вообще в коротеньких шортиках и юбочках бегала. В гимназии же все ходили прилично прикрытые, и думаю, что если бы там нас и стали обучать танцам, то только каким-нибудь плавным, где все прилично, где не дергаются как раскоряченные эпилептики. И вот теперь, когда эта женщина из подросткового клуба спросила меня, хочу ли я заниматься гимнастикой, я растерялась. Но разве это плохо? Мои мысли невольно обратились к Богородице в моем возрасте. Стала ли бы Дева Мария заниматься гимнастикой?
– Конечно, она хочет! – перебила мои размышления Машка.
– А что ж она сама молчит? Стесняется? – женщина очень ласково смотрела на меня.
Я действительно стеснялась. Я всегда чувствовала себя скованной, когда мне приходилось общаться с взрослыми. Машка же со всеми чувствовала себя свободно, Вовка тоже спокойно разговаривал с мужчинами и женщинами, а я так почему-то не могла. Но сейчас я вдруг почувствовала, что очень, очень сильно хочу заниматься гимнастикой. Даже если бы Дева Мария не стала ею заниматься, то я все равно хочу! Хочу!
– Я очень хочу заниматься! – превозмогая скованность, сказала я. – Но мне надо спросить разрешение у мамы…
– Хорошо, спрашивай. Мы занимаемся по понедельникам, средам и пятницам утром с десяти до двенадцати, и вечером с шести до восьми. Так что, если захочешь, приходи! – сказала она, обращаясь ко мне.
– Алена Анатольевна! Можно мы выйдем! – раздался звонкий голос за спиной женщины, и та посторонилась, пропуская трех худеньких девочек-гимнасток. Мы с Машкой тоже отошли в сторону, с завистью глядя на девочек. Вот бы нам тоже такими стать!
Алена Анатольевна улыбнулась нам на прощанье, и уже хотела скрыться за дверью, как Машка в отчаянии спросила:
– А я? Я тоже могу прийти? А то вы только Надюху пригласили! А я как же?
Женщина посмотрела без особого энтузиазма на Машку:
– Приходи… Да, ты тоже приходи…
– Спасибо! Я приду! Мы вместе придем!
Взбудораженные происшедшим, мы с Машкой совсем забыли о Вовке, и пошли по коридору на улицу, на ходу делясь впечатлениями.
– Я маму попрошу купальник мне купить гимнастический, обруч, ленточку! – мечтала Машка. – Ой, как я хочу быть гимнасткой!
– У меня тоже купальника нет. Интересно, он дорогой? И за гимнастику, наверное, тоже платить надо. Даже не знаю… За меня и так много платят за гимназию, – беспокоилась я.
– Да что тут платить? – махнула рукой Машка. – Какую-нибудь ерунду! А зато, как прикольно заниматься будет!
– Да, наверное…
Мы уже вышли на улицу, и даже прошли несколько метров по дороге, когда заметили, что с нами нет Вовки.
– А Вовка где? – посмотрела я по сторонам.
– И правда, где это он?
Мы хотели вернуться обратно в клуб, но увидели, как оттуда вышел довольный Вовка.
– Ты чего там застрял? – тут же спросила его Машка.
– Я на борьбу записался! – с достоинством произнес он, приближаясь к нам. – Завтра уже пойду заниматься.
– Ой, как хорошо! – обрадовалась я. – А где ж ты там записывался?
– В соседнем зале, – спокойно ответил он. – Пока вы с тетенькой разговаривали, я дальше прошел по коридору, заглянул в одну дверь, в другую, увидел большой зал, а там тренер и большие мальчишки в кимоно. Они там боролись. Тренер увидел меня, подошел, и я сказал, что тоже хочу заниматься. Он похвалил меня, что я сам пришел. А то, говорит, все с родителями приходят, а ты, говорит, сам пришел, самостоятельный.
У Вовки был очень довольный, гордый вид.
– А твоя бабушка сможет платить за твои занятия? – спросила я.
– Сможет. За месяц надо отдавать всего сто пятьдесят рублей.
– И все?! – воскликнула я. – Да это же практически бесплатно! Если и за гимнастику столько же берут, то мама точно согласиться…
– Конечно, согласиться! – уверено заявила Машка, и мы довольные, полные надежд, оправились домой.
Глава 3
Мое желание заниматься гимнастикой мама приняла с энтузиазмом.