Отец помолчал, потом спросил:
– Он тебе так неприятен?
– С чего ты взял? Напротив, даже забавно. Потом, о вкусах не спорят… Аве, Цезарь, аут бене – аут нихиль.
Отец поднял рюмку.
– Будь здоров.
Адамово яблоко двигалось под кожей, когда он глотал, – возвратно-поступательное движение, как в сексе – раз-два, раз-два…
Наконец Таня, обмахиваясь руками, упала на стул.
Ганимед, тоже раскрасневшийся, с испариной на лбу и подбородке, сел и налил ей и себе минеральной воды.
– Георгий Максимович, я хочу вам пожаловаться, – Таня наставила на юношу указующий пальчик. – Вот тут он все молчит и улыбается, а там меня нарочно сбивал с ритма глупыми шутками и дразнил… А я как корова на льду, пока привыкла, что его налево тянет… Воображаю, как это выглядело!
– Выглядело великолепно, Танечка.
Максим полюбопытствовал:
– И как же он тебя сбивал с ритма?
– А вот пускай сам повторит, что он мне там говорил! Почем два литра силикона и так далее…
– Ну что ж, больше не будем его приглашать в порядочное общество, раз не умеет себя вести, – произнес отец тем же тоном, каким отчитывал Максима в детстве: внимательно, насмешливо.
Было вдвойне неприятно – вспоминать эту его манеру и слышать тот же тон и слова в обращении к другому, постороннему, который отвечает на укор улыбкой и быстрым виноватым взглядом. В эту минуту Максим в полной мере ощутил, как отвратителен ему этот налаженный между ними беспроволочный телеграф взглядов, мимолетных касаний, приоткрытых губ. Ему вдруг захотелось стукнуть по столу ладонью, как делал дед, и крикнуть: «Прекратите этот цирк!»
Увидав, как к их столику подвозят тележку с чайной посудой и небольшим тортом, Таня забыла о своих обидах.
– Ой, мамочки, это в меня уже не влезет!
Отец поднял брови.
– Мы разве заказывали десерт?
Кому-то где-то Бог послал кусочек торта. Хотя грозился вместо дождя послать на них град, палящий огонь на землю их…
– Это комплимент от ресторана, – пояснил официант. – Наш фирменный торт «Маскарад». Для самой красивой пары вечера.
Максим посмотрел на отца:
– Ну что ж, снимем маски. Интересно, кто это самая красивая пара – мы или вы?
Таня хлопнула его по руке.
– Не примазывайся к нашей с Игорем славе!
– Нужно было мне идти в танцы вместо тенниса, – заметил Максим желчно. – Имел бы сейчас свой кусок торта.
– Ладно, с тобой я поделюсь. А вот Георгию Максимовичу не дадим. За то что он отказался танцевать…
Отец кивнул:
– Это справедливо.
– Что вы! – всерьез испугалась Таня. – Я же пошутила! Возьмите…
– Да нет уж, провинился – так останусь без десерта.
– Папа просто не любит сладкого, – пояснил Максим, отодвигая тарелку. – И я, кстати, тоже.
– Смотря какого сладкого, – пробормотал на это отцовский педик и непристойным движением языка слизнул крем с верхней губы.
Он явно дразнил Максима, и успешно – содрогнувшись от брезгливости, Максим обжегся чаем. Не замечая того что происходит, Таня вонзила ложку в торт:
– Какие вы счастливые! А я так люблю поесть. И так из-за этого страдаю! У меня есть четыре врага, с которыми я постоянно сражаюсь – четыре лишних килограмма… И безо всякого результата. Но я не сдаюсь! Интересно, если танцевать тут каждый вечер, всегда будут тортики давать бесплатно? Или дарят только разным парам?
– Мы можем меняться, – внес предложение Максим. – В общей сложности мы вчетвером можем заработать пять таких тортов…
– Шесть, – рассеянно поправил отец.
– А если еще добавить групповую пляску в различных комбинациях…
Губы и твердый подбородок отца сложились в усталую гримасу, но через секунду он вновь предстал застегнутым на все пуговицы отцовской снисходительности.
– Ты на чем приехал? С шофером?
– Сам на себе.
– Тогда я могу захватить… Или вы еще останетесь?.. Клуб же до утра?..
– Да нет, мы тоже поедем. Но я сам.
– Ну смотри. Ты выпил.
– Всего рюмку. Здесь недалеко.
Отец достал телефон.
– Как знаешь. Только будь осторожен. Леша, минут через десять мы выходим…
Таня оставила торт и подняла чашку с чаем.
– Георгий Максимович, я не успела, пока был портвейн, но все равно я хочу выпить. За вас. Спасибо вам за этот вечер… Честное слово, если бы я вас встретила раньше, я бы влюбилась в вас вместо Максима.
Он с некоторым принуждением улыбнулся.