Илья-царевич и Оська-шут

– А зачем мне столько блинов и пирожков? – спрашивает царевич.

– Завтра ярмарка начнётся. Лоток сделаем или прилавок какой-нибудь. Я буду прибаутками да частушками народ зазывать, а ты – пирожки продавать и чай наливать.

Царевич насупился:

– Чтобы я, царский сын, на ярмарке торговал?!

– Воля твоя. Не хочешь – не надо. Возвращайся к батюшке, на пуховой перине будешь спать, вкусно есть да сладко пить. Женишься на принцессе заморской…

– Нет уж, – мотнул головой Илья, – лучше на ярмарку.

– Ну а коли так, то лоток надо смастерить какой ни на есть.

Отыскал Оська топорик да пилу, срубил берёзку, обтесал, распилил и лоток сделал.

Поутру стали собираться на ярмарку, а царевич печалится.

– Как мне быть, Оська-шут, каждая собака меня знает. Приду на ярмарку, народ смеяться начнёт и пальцем показывать. Царевич, а блинами торгует! Дай ты мне лучше одёжку свою шутовскую да лицо размалюй, чтобы никто меня не узнал.

Оська так и сделал. Дал царевичу кафтан да штаны, лицо набелил, нарумянил. Взял Илья волшебный рушник и пошёл с Оськой на ярмарку. А народу там, народу! Шумно, весело… В глазах рябит от пёстрых платков и сарафанов. Детвора на каруселях катается, леденцы сосёт, орешки щёлкает. Медведь учёный на задних лапах ходит. Нарядные квасники продают квас и кричат:

Вот так квас —

В самый раз!

Баварский со льдом —

Даром денег не берём!

Пробки рвёт!

Дым идет!

В нос шибает!

В рот икает!

Стоит царевич со своим лотком, растерялся. Оська-шут свистнул и запел:

Судари, сударыньки,

Мужички да бабоньки,

Навались, торопись,

пирожки испеклись!

Съешь блин со сметаною —

Будешь ходить павою.

Людям понравилось, как Оська нахваливает товар. Достали они из карманов кошелёчки и стали спрашивать:

– А с мясом есть?

– Есть

– А с капустой?

– А то.

– А с потрошками?

– И с потрошками имеются!

Подошла со своими мамками да няньками красавица-девица, глаз не отвести. Залюбовался ею царевич, блины с икрой подарил и денег не взял.

– Как тебя зовут, красавица?

Та зарумянилась и ещё краше стала, глаза опустила.

– Эге, Илья Еремеевич, – хихикнул Оська-шут, – я вижу, что хвосты у вас обоих виляют!

Няньки напустились на царевича:

– Ах ты пройдоха! Как ты смеешь с купеческой дочкой заговаривать, не спросившись?!

Царевич хотел было сказать: «Это вы должны поклоны мне отвешивать, потому как я – царевич Илья, сын государя», но не сказал, вспомнив про шутовской наряд. Потянули няньки девицу прочь, а она обернулась и засмеялась.

– Ульяна зовут меня!

Больше царевич и не видел ничего, только глаза её синие. На другое утро сам Оську на ярмарку позвал, вдруг, думает, Ульяна придёт. Продаёт пирожки и блины, монетки в кошель складывает, а сам по сторонам смотрит: не мелькнёт ли где сарафан голубой. И вдруг увидел её одну, без нянек, и сердце трепыхнулось. Окликнул Ульяну, пирожками угостил.

Говорит ей:

– Приходи на речку, я ждать буду. Ты не думай, я не басурман какой-нибудь. Аль тебе с шутом зазорно рядом стоять?

Фыркнула Ульяна:

– Коль зазорно было бы, так и не подошла бы. Лицо у тебя хоть и размалёванное, а пригожее. И добрый ты, сразу видно. Приду!

Вернулся с ярмарки Илья-царевич, смыл краску с лица, надел кафтан расшитый, подпоясался кушаком шёлковым, шапку взял, мехом отороченную, и пошёл к реке.

Ждёт-пождёт – нет Ульяны. Опечалился Илья. И тут услышал голосок тоненький.

– Заждался? Насилу убежала. Батюшка и матушка строгие у меня. – Ульяна посмотрела на царевича, на кафтан его, золотом расшитый: – А ты красивый, и одежда у тебя справная. Такую только бояре носят. Откуда она у тебя?

Думает Илья: «Не хочу небылицы плести, негоже любовь с обмана начинать», – и признался. Ульяна испугалась, до земли кланяться начала.